Гинс Г.К. - Сибирь, союзники и Колчак т.2
Источником всех новых осложнений на Востоке явился генерал Розанов. Он держал себя вызывающе по отношению к центральной власти. Все донесения направлял непосредственно к Верховному Правителю, предъявлял министрам ультиматумы в таком роде: «Если в такой-то срок мне не будет разрешено сделать то-то, я сделаю это собственной властью».
Поводом для подобных выступлений Розанова послужило прежде всего установление нового порядка расчета на Китайской Восточной железной дороге. Оно вызвало следующую телеграмму Розанова: «Управляющим Китайской Восточной железной дороги по распоряжению Правления Общества той же дороги издан приказ от 16 октября за № 212, которым устанавливается расчет за провоз пассажиров и грузов романовскими или бонами Русско-Азиатского банка, или полтинниками, отпечатанными в Америке. Прием сибирских денег приказом прекращается. Проведение в жизнь изданного приказа приведет к следующему: 1) к катастрофическому падению ценности сибирского рубля, которым оплачивается труд; 2) к бешеному вздорожанию предметов первой необходимости, приобретаемых в крае только на сибирские деньги; 3) к полному торговому и промышленному кризису, прекращению выпуска товаров и лишению малоимущих классов трудовых сбережений; 4) прекращению подвоза хлеба и других насущных предметов довольствия для войск и населения края из единственного источника — Маньчжурии, что должно привести к неминуемому торговому кризису, а затем голоду, восстанию и анархии в крае; 5) к остановке снабжения главного фронта и населения Западной Сибири с Востока; 6) к поднятию курса романовских денег, ныне печатаемых в изобилии исключительно советским правительством, что выгодно только для большевиков, спекулянтов и Русско-Азиатского банка, который сосредоточил заблаговременно в своих руках огромные запасы этих денег. В окончательном итоге проведение в жизнь приказа приведет к голодным бунтам в городах вверенного мне округа. Я, как назначенный Верховной властью охранять порядок и спокойствие в крае, категорически требую немедленной отмены антигосударственного и гибельного делу возрождения России приказа. В противном случае не остановлюсь ни перед чем. Ожидаю ответа не позднее 12 часов 28 сентября».
Вслед за тем Розанов прислал телеграмму, в которой заключалась такая неприличная брань по адресу министра финансов Гойера, что эту телеграмму неудобно было показать целиком последнему.
Гойер стал мишенью всех наших дальневосточных героев из-за введения расчета на золотой рубль на Китайской Восточной дороге. Это его решение было объявлено изменническим, и его, как деятеля Русско-Ази-атского банка, стали обвинять в том, что он продает русские интересы в угоду банку. Атак как реформа была проведена приказом генерала Хорвата, то обвинения посыпались и по адресу последнего. Никто не хотел принять во внимание, что Китайская Восточная дорога — частное предприятие, которое не могло работать в убыток, и что денежной реформы требовал междусоюзный комитет.
Тот же Розанов организовал во Владивостоке распродажу товаров из портовых складов, нарушая все установленные Советом министров правила. Началась какая-то вакханалия. Интересы казны и частных лиц ставились ни во что.
Совокупность всех этих обстоятельств заставила адмирала вызвать Розанова в Омск для объяснений. Это еще не означало отставки, но можно было предвидеть, что объяснения будут признаны неудовлетворительными и отставка неминуемо последует. Верховный Правитель предложил Розанову сдать власть на время его отсутствия генералу Романовскому.
В ответ на это пришла телеграмма Розанова, что он подчинится, но считает долгом указать на возможность беспорядков во Владивостоке в случае его отъезда, особенно при временном и, следовательно, неполноправном заместителе. По-видимому, Розанов снесся с Семеновым и Калмыковым, потому что оба поспешили заявить, что для них генерал Романовский неприемлем.
Омск висел на волоске, а на Дальнем Востоке разыгрывалась трагикомедия атаманщины. Резкий шаг со стороны Омска, вроде приказа № 61, мог повести к распаду Дальнего Востока. Адмирал решил оставить Розанова, потребовав от него письменных объяснений.
В Омск прибыли в это время комендант Владивостока полковник Бутенко, которого Розанов хотел во что бы то ни стало сплавить и обвинял в семи смертных грехах, а также командированный генералом Хорватом его бывший помощник по гражданской части В. А. Глухарев. Оба они пополнили наши сведения о деятельности генерала Розанова и о дальневосточной обстановке.
Как оказалось, Розанов успел окончательно подорвать престиж омской власти на Дальнем Востоке. Сумбурный, нечистоплотный, пускавшийся на все, чтобы укрепить свою власть, он расширял полномочия атаманов, желая создать себе в них опору, и в то же время заигрывал с приморским земством, устраивая свидания с Медведевым при помощи японцев.
Необходимость убрать Розанова не подлежала сомнению. Но кто станет на его место?
Невольно приходилось сожалеть о том, что так неосторожно, так поспешно и так неделикатно был удален от дел генерал Хорват. Кто мог лучше разбираться в местных вопросах и лучше поддержать престиж русской власти на Востоке, чем этот уравновешенный, дипломатичный и опытный администратор? Но почему он сам проявил столько непротивления? Почему он терпел, не протестуя, все ограничения своей власти, ложное положение Верховного уполномоченного, обреченного на бездеятельность, злоупотребления агентов власти, атаманщину?
Передо мною лежали три тома материалов, характеризовавших деятельность генерала Хорвата за время пребывания его в должности Верховного уполномоченного. Материалы эти привез один из ближайших сотрудников генерала Хорвата.
Достаточно было даже поверхностно ознакомиться с ними, чтобы увидеть, как легкомысленны были те обвинения, которые послужили мотивом для упразднения должности Верховного уполномоченного. Под руководством генерала Хорвата совершалась большая работа. В течение месяца, с 20 февраля по 20 марта 1920 года, происходили заседания созванного им финансово-экономического совещания, в котором принимали участие 60 человек. Постановления этого совещания — целая программа, составленная с учетом всех местных особенностей, и провести ее в жизнь, конечно, было легче всего тем, под чьим наблюдением она составлялась.
Генерал Хорват с первых же дней своего назначения на должность Верховного уполномоченного был окружен людьми, которых навязал ему Омск. Соглашение с Вологодским в сентябре 1918 г. выполнялось только внешне. Генералу не было предоставлено той свободы, на которую он мог рассчитывать. Представленный им кандидат на должность помощника по военной части, генерал Флуг, не был утвержден; вместо него попал на эту должность генерал Иванов-Ринов, который вел свою линию, мало считаясь с генералом Хорватом. От всех почти министерств были назначены на Дальний Восток особоуполномоченные с правами товарищей министров. Они действовали опять-таки независимо от местной власти, считаясь лишь с указаниями Омска. Таким образом, Правительство систематически связывало руки своему Верховному уполномоченному и делало его существование излишним. Если бы Омск лучше понимал значение децентрализованного управления, если бы он предвидел, во что выльется управление генерала Розанова, то, наверное, не привел бы к тому, чтобы местопребывание Хорвата — Эгершельд — обратился в никому не нужный нарост власти.
Теперь приходилось жалеть о том, что сделано, но было уже поздно.
Выполнение плана
Слово «поздно», как злой рок, преследовало всюду, где только подымалась рука с целью внести какое-нибудь улучшение. План реформ, намеченный во время поездки с адмиралом в Тобольск, ждал своего осуществления. Что же выходило из него?
Юристы не успевали исполнять всех заказов — так было их много. Хотелось раньше всего кончить с вопросом о Государственном Совещании. К концу октября проект был закончен. В техническом отношении он был разработан прекрасно. Политически он был вполне удовлетворителен. Я предполагал занять своих сотрудников реформами местного управления, но Пепеляев хотел, чтобы это было сделано в его министерстве, а сам уехал. Новое Положение о Совете министров разрабатывалось, я все время лично следил за этим. Но все, что затрагивало другие ведомства, что было в руках других руководителей, — оставалось неподвижным, потому что некому было повернуть чиновничью машину на новый путь; рука Председателя Совета министров была для этого слишком слаба.
Адмирал взял у меня проект организации санитарного дела, разработанный Экономическим Совещанием. Через несколько дней он вернул его, указав, что Дитерихс не совсем с ним согласен. Найти в это время Дитерихса и беспокоить его, когда он был поглощен тяжелым положением фронта, было бы неприлично.
