Феликс Максимов - Духов день
- Благовещение прошло. Птицеловы у тебя непроворные. Упустили птицу сквозь пальцы.
Под сыромятными постолами зашуршала трава.
Заслонил солнце темный Марко Здухач, тиснул большие пальцы за широкий пояс с медными колобахами. Набычился.
Кавалера будто и не заметил - только бровь округлил, да налились вены на кулаках тугой кровью. Мотнул головой - левая коса хлестнула по скуле.
Сказал Богородичке глухо и просто.
- Вставай. Аринка повесилась.
Кавалер выругался про себя. Некстати приперся смерд, кто просил?
- Как повесилась? - глупо переспросила Богородичка.
- В сарае. На веревке, - ответил Марко без улыбки. - Ее уже сняли. Обмывалки нужны. Бог не любит, когда мертвяком пахнет. Проследи, чтобы мокрохвостки наши воду для тела из колодца не брали, пусть на пруды идут, и выливают подальше, в помои. Ну, иди!
Тут уж и Богородичка поняла, что к чему, присела, схватившись за яблоневую ветку, обтрясла на траву поздний пожелтевший цвет, провалилась ткань на лице в ямину рта - хотела баба завыть по-деревенски, в полный голос.
Но Марко Здухач ее надгробный крик перехватил, хлопнув в ладоши - будто отсек дыхание.
Приказал снова:
- Пошевеливайся.
Богородичка молча посигала по траве, неуклюже, по-женски, вздев подол чуть не до срама.
- А у меня свое дело найдется, - по заморскому обыкновению странно и кратко выдыхая меж словами проговорил Здухач - Вставай, господин хороший.
- Какого черта? - забарствовал Кавалер.
- Лысого - охотно ответил Марко, вздернул пьяненького на ноги, встряхнул, за ворот как полкан - ветошку. - Пойдем, потолкуем, молодой.
- Пусти, хам!
- Сим и Яфет - невозмутимо отозвался Марко и сделал самое стыдное, что знал в жизни Кавалер, одним движением вскинул брыкающегося барчука на плечо, хлопнул по заду и пошагал великанским шагом вниз от пасеки к быстрому пятничному ручью.
- Запомни, на дурной вопрос надо немедля давать самодурный ответ. За умного сойдешь.
Кавалер на всю жизнь запомнил совет Марко Здухача.
У водопойной колоды перед хлевом, Марко Кавалера насильно в мутную воду головой макнул до пузырей.
Отпустил подышать, да зря - Кавалер налетел на Здухача с кулаками - готово дело, перемесились в пыли, замордоквасились нешуточно.
Здухач бугай бывалый - и каменюку из руки вырвал, и под душу въехал так, что захолонуло, и снова в колоду макнул парня, наподольше.
- Остыл?
Кавалер только кивнул. По лбу розовая ссадина ветвилась, в пыль с волос капало.
Молча сели в теньке. Дышать.
Марко Здухач развязал ташку, достал рожок-баранец с табачком, взял понюшку, протянул Кавалеру, а тот локтем отпихнул:
- Да пошел ты!
- Как знаешь.... - Здухач от души чихнул, да "Будь здоров" не дождался.
- Ты зачем девке голову морочишь, пустобрех?
- Не впустую. Я все могу... Знал бы ты, из каких я буду, не так бы запел.
- На обидчивых воду возят, - нехотя сказал Здухач, сорвал дикий колосок, зажал меж пальцами метелку и быстро спросил - Петух или курица?
- Ну, петух.
Здухач сорвал головку с колоска, глянул - хохолка нету, и языком цокнул:
- Шалишь. Курица. Не тебе, недорослю, с фартовой бабой крутить. Здесь мужик нужен, а не пащенок. Богородичка подневольная, что скажут, то и сделает. А чуть, что не так - пожалуй под нож.
- Что ж у вас тут, не лебединое гнездо, а живодерня?
- Одно другому не мешает. Лучше один раз увидеть.
Вернулись на пасеку хитрым путем.
Прошли дровяной сарай, конюшни и каретник.
У сенного будто бы сруба, Марко Здухач остановился, из дверцы выскользнули, шушукаясь, как серые мыши, девки с ведрами мыльной воды, канули за угол.
Марко показал глазами на дверь.
- Это здесь. Проходи, коль не боишься.
- Чего бояться?
- Всегда есть чего.
Марко Здухач отворил покосившуюся филенчатую дверь и первым впустил Кавалера в душное логово.
Вонь шла истошная от обмылков, сырой супеси, мочи и курного ладана в ступках.
На столе под сереньким покровцем вытянулась покойница..
Марко снял покровец, мертвячка еще не закостенела - повернул послушливо, синюшно лицо, белки вылезли, губы, как петушьи гребехи.
Шея распухшая ощерилась петельным следом.
Кавалер спиной к стене припал, дышал ртом.
Марко поцеловал Арину в лоб, шепнул: "спи, любенька, не ходи рядом", потянул за кольцо погребную дверцу в полу.
Спустились по лестнице вниз, Здухач впереди шел, свечой от образа указывал, куда ступать, объяснил:
- Зимой пилим глыбы на пруду и складываем в ледник. Сало, рыба, ягоды по месяцам не лежат. Молоко морозим в мисках, кругами. Пельмеши - колдунцы.
Рваный свет метался по погребу, как ни прикрывал Марко свечу ладонью. Висели на крючьях в инее свиньи и бараньи полутуши, гуси битые с пупырками на горловом лоскуте.
Додумались Лебеди Селивановы под ледащей избенкой целую преисподнюю выкопать.
Холодом потели ледовые глыбы.
На пятой от лестницы глыбе, протянулось тело, лишь лоно и грудь кое как прикрыты мешками.
- Убоину тоже лёд исправно от гнили держит.
Марко свечу в головах поставил, чтоб видеть.
- Это Андрей, старший брат Арины. Твой ровесник. У Андрея батька прошлой весной помер от удара, богатый человек, церкви строил. Мать померла еще раньше, детей осиротила младенцами, как отец убрался, оба остались без родни. Соседи - жадобы набежали, наследство разорить норовили. Всякие жилды и криворушники полезли нашептывать. А Бог Кондрат тут как тут. Расшугал мелочь, окрутил Андрея и на пасеку привел Вспомни, обещал тебе Кондрат коня пегонька?
- Да, - сглотнув, ответил Кавалер.
Марко сдернул холстину, показал мороженую язвищу в межножье мертвеца. Сплошная мешанка с коркой, а из середки гвоздь торчит, чтобы дыра для малой нужды не зарастала.
- Вот он, пегий конь. Первое убеление. Во имя Отца. Садят в корыто, велят ноги раздвинуть, и мошонку долой! Второе убеление - конь гнед, а шерсти нет. Уд иссекают под корень. Во имя Сына. А про белого коня? - не унимался Марко - про ключи райские говорил тебе?
- Да... Закрой! - крикнул Кавалер. "Крой- крой - крой!" мерно и гулко передразнило погребное эхо и онемело.
Марко снял последнюю мешковину, приблизил свечу к свежатине.
- Последнее убеление. Во имя Духа Святого. Мужчинам, как и женщинам, иссекают сосцы. Не усидел Андрей на "белом коне". Истек кровью. Тут и положили. По скопческому обычаю мужика на седьмой день хоронят, по числу Творения. Не дождалась Арина похорон. Самовольно вслед за братом побежала.
- Неужто по доброй воле... Оскопился?
- Добрую волю я саморучно варю, хоть упейся. Значит, берешь олень-корень и болиголов-дурман две доли. Бешенницу или волчью ягоду, для сонной одури, одну долю. Толику паслена черного, и еще такую травку, у рыбаков спроси, - куклеванец, ей рыбу травят в омутах. Рыбка от куклеванца становится бешенкой, верхоплавкой. Замесишь в мед с вином, разбавишь теплой водицей и водкой. Настоишь в тени. Готов лебяжий мед. Ну там еще пара-тройка хитростей на кончике ножа, тебе знать незачем. Кого напоишь - будет твой навеки. Чем больше пьет натощак, тем послушней. Сначала щедро поят, а как привыкнет - наотрез отказывают. Привычка крепкая, пуще голода, бывает пясти себе грызут опойцы, корчит их, к исходу недели мать родную на мясо продадут за глоток.
Так Андрей весь нажиток отцов и приданое сестрино Кондратию передал. Аришка в девушки-кукушечки пошла, Андрей мерином заделался.
Капнул воск на жидкую бороденку трупа, зашипело...
Кавалер к лестнице отшатнулся.
- То, что у Андрея снаружи, ты себе изнутри намечтал. Вот и любуйся теперь "наизнанку".
После стояли за сенником в сорняках, грелись. Садиться Марко не велел - сомлеть недолго.
- Все хозяйство лебединое на таких Андрейках да Аришках держится. На людях скопцы слаще пряничка: "братуша" да "сеструша", а чуть что за копейку глаза вырвут.
Ты ягода редкая, не черника - княженика. От тебя Бог большой куш ожидает.
Сразу решили, отчекрыжат тебе лишку, и поставят в пару к Богородичке, честных людей морочить. А я с умыслом зелье варил, послабее, чем остальным. Надеялся на тебя.
- Благодетель. По гроб жизни прикажешь, тебя добром поминать? На что надеешься, что я размякну и тебя, образину, озолочу?
- Не за себя прошу. Богородички только для заманухи годятся, а коли увянет или какого дурака упустит, ее в расход. Если Бог Кондрат что проведает, нашу рыжую завалят в бурьян, как кобылью падаль. Не мне, ей помоги бежать. Люба она мне.
- Чем помочь?
- Кабы я сам знал... Голос мой в здешних краях - не голос, а собачий волос... Ни звания, ни грамот, ни нужного дружества на Москве. Если торкнусь куда - мигом в острог посадят, у скопцов везде своячье сидит. Тебе лучше знать, к кому за помощью идти.
Кавалер только рукой махнул, нахмурился:
- Не болтай, дай подумать... Давно у вас живодерство творится?
