Юрий Семецкий - Душа в тротиловом эквиваленте
- Примерно так. Вы же не будете отрицать, что относительно морального облика большей части тюремщиков и их клиентов ни у кого никаких заблуждений нет. А малая часть уцелевших могла бы быть без особого ущерба списана в допустимые потери.
- Здесь в другом суть, милейший Валерий Сергеевич, - неосознанно я начал копировать старомодную манеру речи моего собеседника. - Любая власть, в том числе и нынешняя, проблемы сукиных детей и мерзавцев решает своеобразно. Если сукин сын - свой, а мерзавец - полезен, то их не трогают, более того, неплохо кормят.
- А Вы, стало быть, молодой человек, - ехидно отозвался Валерий Сергеевич, - решили сменить диктатуру пролетариата в лице его лучших представителей на угрозу совестью, в Вашем, так сказать , облике?
- Не смешите мои тапочки, Валерий Сергеевич, - у большинства половозрелых сограждан на месте совести давно выросло что-нибудь более полезное. Какая там совесть... Но вот заставить их почувствовать несправедливо причиненную другим боль как свою - это могу.
Согласитесь, других вариантов нет. Вытащить из дерьма существенную часть наших сограждан невозможно в принципе. Все известные в истории попытки поднять слишком простых до сколь-нибудь человеческого раз за разом терпели провал по причинам вполне очевидным. - Мельком я вспомнил смердящих алкашей на перекрестке Свободы и Песочного, и лишний раз уверился в своей правоте.
- Иначе говоря, Вы считаете, что построение коммунизма, относительно которого нынче говорят как о главной задаче общества...
- Вскорости выдохнется. Безусловно. Без вариантов.
- Почему же?
- Да потому, что общество, в котором все основано на сознательности пытаются строить силами, извините за резкость, форменных скотов. Ну сколько их, тех действительно сознательных, процент, два?
- Да не извиняйтесь, - сказал Валерий Сергеевич. - Не стоит. Так оно и есть. Хуже другое. Эти ваши экстраординарные способности, якобы доступные каждому...
- Что не так?
- Да то, что намечается совершенно четкая тенденция к разделению человечества на высших и низших.
Я фыркнул:
- Да было это уже, сколько раз было. Богатые и бедные, благородные и не очень, влиятельные и бессильные. Было, Валерий Сергеевич, было.
- Все идет по спирали, молодой человек. Мое с вами неравенство может получить немедленное и зримое воплощение. Так что, не признавать его глупо. Остальным тоже ... придется понять и принять. Это даже не надо узаконивать формально.
- Смысл в другом, - медленно подбирая слова, ответил я. - Главное, что теперь никто не будет тащить все имеющееся в стране быдло к светлому будущему. Вытаскивать из грязи, поднимать на свой уровень, цивилизовать и причесывать.
Те, кто не агрессивен, пусть живут, как смогут. Черт с ними, с теми кто в будущее не хочет! Пусть остаются здесь, среди непролазной грязи, загаженных дворов и мыслей про опохмелку.
Будет лишь показана дорога и даны возможности, чтобы по ней идти. Остальные - не нужны. Иначе у нас пупок развяжется, руки оторвутся и грыжа вылезет, то тупое болото не поднимется над собой и на миллиметр.
- Это называется выбраковкой! - неожиданно жестко прокомментировал Валерий Сергеевич.
- Ошибаетесь. Селекция тут ни при чем. Сами, ребята, все - сами. Не по чьей-нибудь злой воле, а лично и самостоятельно. Кто-то начнет с развития памяти - это фундамент личности, а кто-то рванет пивка у желтой бочки на перекрестке, потом добавит с друзьями. А утром, возможно, обнаружит себя у незнакомой шалавы. И так оно будет идти. Неделями, годами, пока жизнь не уйдет.
- Да, вы правы, - констатировал Валерий Сергеевич. - Есть у нас ... люди, которым вечно что-то мешает работать, учиться, заниматься утренней зарядкой, ходить на курсы.
- Ну вот, вы сами все поняли. Не выбраковка. Каждый - себя сам причислит, куда ему ближе.
- Выходит, мало мне было трех революций и пары Мировых войн - мелочь можно не считать. Теперь придется увидеть как сам собой появляется Homo novus, раса сверхлюдей...
- Да нет, вряд ли это будет что-то страшное. Обычные, нормальные люди рядом. Почти как все. Так же учатся, работают, растят деток. Разве что, могут больше.
- Эх, молодой человек, все немного не так. Новые будут в меньшинстве, а основная часть населения - там, где она и сейчас. Сейчас и всегда для людей тот, кто живет чуть лучше - вор и сволочь, а уж если рядом будут жить полубоги, то ненависть вскипит так, что накал классовой борьбы покажется милой тихой детской игрой. Как вам такое: всеобщий крестовый поход против возомнивших о себе выродков?
- Пусть не надеются, Валерий Сергеевич. Не будет ни крестовых походов, ни джихада. Один человек с расширенным сознанием способен остановить любое количество дикарей с дубинами в волосатых лапах. А я уже не один, не один...
.
.
.
.
19 декабря 1952 года.
Воронеж. Следственный изолятор на Заставе.
- Что это было?! - недоуменно спросил у полковника Кораблинова первый секретарь Воронежского обкома КПСС товарищ Жуков, наблюдая, как хмурые солдаты внутренних войск выносят из корпуса тела.
- То самое, Константин Павлович. Судья приходил, - ответил полковник, закрывая ладонями от ветра слабый огонек спички
- Да какое он право имеет! - дрожащим от скрытого страха голосом произнес партийный деятель. - В Борисоглебске - погром, в Липецке и Владимире - просто ужас. Там никого из руководящих товарищей вообще не осталось. Теперь, получается, и к нам пришло.
- Пришло, - выдохнув табачный дым, безразлично ответил полковник. И, помолчав, добавил:
- А права у нас никто никому такие дать не может. Они либо есть, либо - извини. Вы бы съездили на площадь Ленина, посмотрели, что там и как, Константин Павлович. А то думаю я, что и там не все гладко.
- Я буду ставить вопрос перед инстанциями, - неразборчиво пробормотал товарищ Жуков, захлопывая дверцу автомобиля.
- Лучше помолись, да о прегрешениях вспомни, - обронил ему вслед полковник. - Да только в Бога ты не веришь, а душа давно сгнила. Но что да, то да, везучий. Это ж надо, от дорогого гостя увернуться умудрился...
Сам полковник визит Судьи пережил вполне нормально. А то, что душу наизнанку вывернули - пережить вполне можно.
- Да, дело того стоило, - задумчиво произнес Кораблинов, затягиваясь 'Беломором'.
Забросив очередное тело в грузовик, пара солдатиков остановилась перевести дух.
- Не страшно, Коля? - спросил один солдатик другого.
- Да что ты, - натужно рассмеявшись ответил ему напарник. - Я, вроде, всегда по совести жил, как папа с мамой учили.
- Вроде, это в роте? Ты говори прямо, уверен ли.
- По честному, страшновато. Но, думаю, так и надо. По совести.
- Эй, вы двое! - раздался рык старшины. - Хорош философствовать. Тут работы невпроворот.
Кабинет заместителя Предсовмина.
- Иван! - услышал генерал Серов. - Увольняются, и бог с ними. Уходят, значит, знают почему. И чувствуют, у кого рыло в пуху. Новых наберем. А не справляешься, так и тебя заменить недолго.
- Не наберем, Лаврентий Павлович. Не идет народ. Говорят, и раньше-то вертухаем жить противно было, а теперь так еще и смертельно опасно. Статистику по тюрьмам, удостоившихся появления Судьи, Вам я уже докладывал.
- Да, помню. Выжил, в среднем, один из пятнадцати.
- Шесть и две десятых процента, если точно. Знать бы, кто этот чертов Судья, так я бы ему!
- Сам-то понимаешь, что говоришь? Да и потом, по какому кодексу судить будешь? Пришел человек, постоял рядом и ушел. Ни с кем не разговаривал, никого не касался. Где состав преступления, а Иван?
- Да нету, формально, никакого состава преступления, - помрачнев, ответил Серов.
- И потом, с чего бы это нам препятствовать хорошим начинаниям? Хозяин так вовсе распорядился не препятствовать, а так, приглядывать издали. Чтобы, значит, помочь при необходимости. Уж больно все хорошо складывается.
- Что хорошего?! Все на нервах, в кадрах - пачки рапортов. Дырки затыкать скоро некем будет. Если так дело пойдет, одни срочники останутся, да и те - под строгим приказом.
- А скоро и они не нужны будут. Такие дела, Иван. Расследование по Крестам и Бутырке закончилось. По Владимирской пересыльной и Лефортово еще идет, но выводы, думаю, будут те же. Желаешь ознакомиться?
- Да.
На стол плюхнулась увесистая растрепанная серая папка с небольшим угловым штампом, посмотрев на который, большинство сразу расстается с желанием просмотреть документы. Но бывший взводный 66-го артполка давно уже не обращал внимания на такие мелочи. Хмыкнув, Иван Александрович развязал на папке серые, захватанные тесемки, и приступил к чтению.
В кабинете воцарилась тишина, лишь подчеркиваемая звяканьем ложечке в стакане черного как деготь чая с лимоном, принесенного из буфета.
- Так что это получается?! - удивленно спросил Серов, ознакомившись с выводами, напечатанными на паре страниц, вложенных в специальный карман с внутренней стороны папки. - Тех, кто остался жив, можно просто отпускать?
