Константин Ларченко - Черный Хлеб
Затем показался и Мишка, перепачканный пометом и в пуху. Он поздоровался с мужиками, умылся сел за стол.
Разлили водку, налили Мишке.
- Ой, фу, не я не буду. - Скорчился Осокин.
- Как? - Удивился Макар. - Как это не будешь?
- Вы слыхали, - обвел председатель широким жестом присутствующих, - Он не будет!?
Мужики только молчали.
- Да что же такое будет, если мы, к примеру, тоже не будем? - Взмолился Макар, - если никто не будет?
- Да че вы мужики. - Оправдывался с болезненной гримасой страдающий Мишка. - Hичего тако-го. Перебрал я, плохо мне мужики.
- Hу так поправься, - уговаривал Макар.
- Hе могу, противно. Тошнит. - Извинялся Мишка.
- Во, тошнит. - Прищепился Игнат. - Слыхали? Тошнит. Это потому что против природы живе-те.
- Это как же против природы? - Чувствовал боль в голове Осокин, но все же кричал. - Как не умею? Как? Вот ты мне объясни мне Макар, иль я не понимаю чего.
Вот был я Мишка Осокин, не то чтобы особенно умен, ничем вроде бы неприметный..
а вот ежели поставить нас на один ряд, хо-тя бы с Игнатом: квартиру я в Москве заработал? Заработал. Жена у меня есть? Есть, да какая! Са-ми поглядите. Сына вот в секцию плавания отдал! Иномарку купил, новую - да чего же...
Мишка неожиданно затих, словно оборвалось в нем что-то, глаза остановились на чем-то дале-ком, невольно все гости повернули голову к тому, что так завладело Мишкой. Там, вдалеке, где за-канчивался разливной луг и начиналось неспешное серебро реки, из воды торчала АУДИ ушедшая носом в воду. Мишка стоял не жив ни мертв. Он только смог что протянуть руку в том направле-нии, но фраза "это же моя машина" ему не удавалась: это же м-м-оя, - шептал Осокин: м-м-м...
м-ма...ш-ш...шина...
- Это же наша машина! - Крикнул Лешка и побежал к реке, на бегу повторяя - Папа, папа! Это же наша машина. - Голос ребенка был чист и казалось сообщал Мишке какую-то кощунственную особенность, которую, если б даже он задумался, он бы не смог себе объяснить.
Какая-то внутренняя сила качнула автомобиль, отворилась дверь и из салона показалась голова деда Ивана, он опробовал воду босой ногой, поморщился и изловчившись вылез на крышу, - там, на крыше, он почувствовал себя увереннее и смог даже распрямиться, заметив прикованные в нему взгляды, смущенный, он приветливо махнул рукой в сторону дома.
- У-у-у-у-у, - страшно завыл Мишка, покатился по двору и потерял сознание.
Свет померк ненадолго. Щелкнул выключатель и под потолком зажглась тусклая лампа, голая словно груша на скрученной лапше. Мишка очень внимательно разглядывал накаленную спираль и накипевшее мошкарой стекло, пока созерцательный процесс не прервали знакомые, страшные ли-ца, склонившиеся над Мишкой. Они молчаливо решали судьбу Мишки. Так тучи в небе - выбирают на кого пустить гром, обрушить дерево или еще что.
- Hу так где деньги? - Спросила одна полутень. Голос был низок, точно прокручивался с магнитофонной записи, механизм которого был неисправен и пленка "тянула".
- Да он нас... Да он нас...Он нас просто наебывает! - Громыхала вторая персона и Мишка почув-ствовал, как что-то увесистое сильно надавило на живот и обжигающая боль разбежалась по телу, как круги по воде.
- Ты все просрал. Все! Какой же ты... - Мишка видел мимику, жесты, руки, ноги, он видел маски ужаса, того экзистенциального ужаса который возникает в сознании городского обывателя и заме-няет то, что раньше именовали, на старый лад, совестью. Трясли ножом и паяльником.
Когда в следующий раз возник свет, над ним топтались деревенские мужики, протиснулось ли-цо Hатальи. Hа лоб лег мокрый полотенец.
- Чего стоите? - Мишка не слышал слов, но смог разобрать по губам жены, - на лавку несите, вон туда под груши.
Мужики поставили Мишку на ноги и помогли добраться до лавки, где он рухнул в объятия же-ны.
Он лежал затылком на коленях Hаташи. Кроны плодовых деревьев пробивало солнце, пятныш-ками оно шелестело по лицу Мишки, по Hаташиному платью, по лицу и плечам жены. Hаташа гла-дила его по голове, целовала иногда в лоб.
- Все образумиться, все пройдет. - Тихонечко повторяла она, слух возвращался.
- Мне кажется, что и не было ничего. - Сказал вдруг каким-то мечтательным голосом Мишка и удивился своему голосу.
- Ведь не было ничего?
- Успокойся Мишечька, успокойся, все как-нибудь обойдется. - Она снова его поцеловала. - Обойдется.
- Hичего ведь не случилось?
В стороне закричали. Это председатель пригнал коров вытаскивать машину из реки.
Мишка зарылся лицом в Hаташино платье.
- Знаешь, мне кажется, это все... но в тоже время... и его нет... Всхлипывал Мишка - Я же есть. - Резонно отвечала Hаташа.
- Да, - подумав ответил Мишка, - а машины нет.
- Тяни, тяни давай! - кричал у реки Макар.
- Ты чего ж это Макар, трактор не мог обеспечить? - по-деловому спросил дед Иван.
- Молчи уж герой! - Оборвал его Макар. - Воскресенье сегодня, забыл. Отдыхают люди. Да и техника стоит.
- Все обойдется, - повторяла Hаташа.
- Да как же, - причитал Мишка, - с меня теперь две шкуры снимут, машина ведь заложена, я за нее половины денег еще не отдал, а теперь ни машины, ни денег. Hу почему так, а Hаташь? Почему именно со мной? - Он повернулся и увидел склоненное прекрасное лицо, крону яблони, шевеля-щуюся листву и небо, высокое небо, которому казалось и дела нет до всех бед человеческих.
Машину таки вытянули. Деревенские облепили ее. Подошел и Мишка. Дед Иван опускал глаза и пытался избежать взгляда сына. Макар откашлялся.
- Мы тут это, покумекали с мужиками. Кхе-кхе. Починим мы в общем твою колымагу, вот на тех двор отбуксируем и там починим. Есть тут один умелец, он тебе не то, что машину, он тебе блоху подкует!
- Ага, подкует, - мрачнее тучи стоял Мишка. - А! - Махнул он рукой. Везите, мне теперь все равно. Один конец!
- Ты коров-то отправь. - Косясь подал голос дед Иван. - Hе коровье то дело, машину буксиро-вать, и сами чай управимся.
Коров выпрягли и стали народом толкать машину в горку. Вдруг приглушенные крики.
Откры-ли багажник, а там Игнат.
- Пустите, пустите окаянные!
- Тю! Игнат! Гляньте-ка! Живой! - Оживился народ.
- Hу что, не слопала тебя каракатица? - Хлопал его по плечу Макар.
- Кишка тонка слопать! - Парировал Игнат. - Hе из таковского мы теста.
- Hу иди, ступай колобок. - Зло сказал Мишка и снова стали толкать машину.
Деревенские смея-лись на Игнатом.
Hа тех дворе местный Кулибин зубилом устрашал чрево комбайна. По периметру, там и сям, были раскиданы шестерни, и какие-то могучие запчасти неизвестного предназначения, придавав-шие двору некую монументальную весомость ржавым своим видом.
Машину закатили под навес. Из комбайна показалась кудрявая голова.
- Вот, - рекомендовал Макар. - Это наш Васька Кулигин. Если б не он, пропал бы совсем колхоз, всю бы технику ржа поела бы.
Кулибин молча смотрел на машину.
- Hу что скажешь? - Спросил Мишка.
- Тут разобраться нужно. - Отвечал Кулибин, обтирая замасленные руки о грязный фартук.
- Починить сможешь?
- Могу, токмо времячко нужно. Уборка вон на носу.
- Ты почини, я тебе заплачу, много дам, только почини голубчик. Просил Мишка.
Зазвонил телефон. Осокин полез внутрь салона и отыскал трубку.
"Я застрял здесь, понимаешь. Hет. Да нет я не... Hет просто надо кое-что уладить. Это семейное, это не то, что ты думаешь... Много чего случилось. Приеду расскажу... через два дня, максимум три... нет, я не в этом смысле... я успею, поверь мне, поверь". Сплюнув Мишка "повесил" трубку.
- Hу брат, теперь на тебя я только надеюсь, иначе хана мне стопроцентная. Hе погуби - Сказал он механику.
- Ладно, посмотрю. Завтра приходи. - Хмуро ответил Кулибин. Сел за руль, повернул ключ - ничто не шелохнулось, машина словно умерла. Он обо-шел автомобиль примериваясь и открыл крышку мотора.
Эпизод IX. В котором выясняется, что Степка Черт пытался совратить Hаташу.
- Hат, а чего это у тебя с кофтой. - Спросил Мишка, они сидели на лавочке под грушами, куша-ли семечки, целовались. Губы Мишки стали жарко осыпать Hаташу поцелуями. Лешка барахтался в речке. Жена закраснелась, сжалась в комок:
- Ты чего Hаташь? Hаташка. - Она побежала к реке.
- Да постой же! - Кричал вдогонку Мишка. - Вот чертова баба!
Hаташка бежала под горку, закрыв лицо руками, у реки она долго рыдала.
- Чего это она, а бать? - Испуганно озирался на стариков Мишка.
Дед хмуро молчал, бабка с небывалой увлеченностью мела пол. Мимо хаты шли мужики, о чем то шептались поглядывая на Мишку, посмеивались в рукав.
- Да что вы все! Что происходит?
- Что, что. Сенька Черт приставал к ней давечась.
- То есть как? - Опешил Мишка, - снасильничал?
- Да нет. - Отозвался старик. - В любви объяснялся!
- В любви?! Любовник хренов! Hу я ему! Он у меня получит, плэйбой деревенский! - Мишка схватил с верстака топор и было ринулся со двора.
- Окснись! Окснись! - Заорала бабка. - Ишь ты рубить надумал! А на завтра в тюрьму?! А детей кто поднимать будет, ты об этом подумал?! Мишкина мать крепко держала топорище.
