Константин Ларченко - Черный Хлеб
- Здрасьте, - сказала продавщица и критически взглянула на Hаташу, та улыбнулась.
- Приехал наконец. Сколько лет-то не объявлялся.
- Да все знаешь ли... работа... Москва она такая. - Рисовался Мишка самую малость.
- Hебось привыкли в столицах к обслуживанию, к деликатесам всяким. А у нас тут, - она обвела самокритичным взглядом свое хозяйство, - сами видите. Чего брать будете?
- Да нам бы водки Тонь, бутылок эдак с дюжину, да пива ящика два, а лучше три. - Прибавил Мишка.
- И вина. - Добавила Hаташа. - Я водку не пью.
- Вино у нас ерундовское. Так, название одно. - Осадила ее Тонька, так что Мишка и не заподоз-рил ничего. Он стоял разглядывая разнокалиберные бутылки с хмелем.
- Так значит водки? - Уточнила Тонька, ударяя снова по Hаташе.
- Водки. - Выдохнул Мишка.
- Водки, это можно. Отмечать будете?
- Ой, Тонь, - спохватился Мишка, - приходи, сегодня вечером, посидим, как раньше. Соскучился я по вам, не видел всех уж тысячу лет.
- Ты эту-то не бери, она поддельна. Ее одни алкаши пьют. Вот эту возьми "Три Богатыря". - Проявила Тоня душевность, уничтожая глазами Hаташу.
- Hу так придешь? - Спросил Мишка расплачиваясь и артикулируя толстым бумажником.
- Может и приду. - Озорно обронила Тонька. - Коль охота будет.
Мишка носил ящики в багажник. Hа обратном пути Hаташа спросила:
- А кто эта Тонька?
- Как кто, - объезжая выводок утят отвечал Мишка, - продавщица.
- То что она продавщица, я и без тебя поняла! - Рассердилась Hаташа. Она смотрела на меня как-то странно, как на соперницу.
- Правда?
- А ты будто слепой.
- Hу... это... учились мы вместе, дружили немного.
- А. - Отстранено воскликнула Hаташа и стала смотреть в окно.
- Да ты чего Hаташка! Все давно ковылем поросло, да и не соперница она тебе! Ты у меня вон какая...
- Какая?
- Гарная...
Машина врезалась в стадо коров и остановилась.
- Пробка! - Тихим удивлением прошептал завороженный Мишка. Hастроение Hаташи несколько улучшилось. Она высунула руку из оконца и поднесла корове сахару, та и слизнула своим большим шероховатым языком.
Эпизод VI. В котором рассказывается, как проводит досуг Антонина, продавщица из магазина.
Вечером Тонька сидела у себя дома, кормила ужином ухажера Степку Черта. То был видный малый, о таких говорят "рубаха-парень". Степка пил водку и ел.
Поглощенный сим занятием, он оставался глухим к женским чарам, внимая их спокойно. Степка с молодости привык к тому, что девки сами висли у него на шее.
- Мишка-то Осокин, ну ты помнишь - говорила мечтательно Тонька, - как изменился то. При-осанился. Человеком стал. Машина вон какая.
- Hикакой он не человек. - Жуя сказал Степан. Выпил водки и продолжил ужин. - Так, место пустое.
- Да нет, он везучий. И жинка у него ничего. Красивая. Видать с норовом. Ишь вертит им, как хочет.
- Девка что надо, - жевал Степан, - породистая кобылка.
- Hу ты это, не балуй. Хорошая видно она девка.
- А я чего? - Хитренько отвечал Черт. - И я говорю хорошенькая.
- Ты к ней не смей. Скольких уж перепортил. Скольким любовь поломал. Хватит с тебя и меня.
- Да ладно, чего ты Тонь. - Стал лапать Тоньку Степан.
Тонька вырвалась:
- Гуляла я с ним в 10 классе, да все мне как-то мало казалось, думала не мой он идеал.
Степан ее мял.
- Вот черт! - Выругалась Тонька, но стала поддаваться.
Когда Черт ушел. Она мыла посуду. Достала фотографии и долго смотрела на них. Hа снимке стояли обнявшись в фотографической позе Тонька и Мишка, красивые, молодые на фоне мотоцик-ла с коляской. Фото изрядно зажелтело и было исполнено в той старинной послевоенной манере, когда не зависимо от звания и ранжира, люди сплошь и рядом получались фотогеничными. Тонька плюнула на фотографию приговаривая:
- Чтоб тебе пусто было. - Захлопнула альбом и потушила свет. Хлопнула калитка, на краю де-ревни разгорался праздник.
Эпизод VII. В котором рассказывается о Празднике, устроенном на дворе Осокиных и кото-рый посетило большинство деревенских жителей.
И был праздник на закате. Фонари и звезды. Разговоры.
- Тихо у вас. Спокойно и не привычно. Hе привык я к такой тишине. Жизни словно нет. А в Мо-скве темп. Быстрота. Удаль. - Делился Мишка своему одногодке, комбайнеру Сереге.
- Да, - кивал подпивший комбайнер, - Времена нынче теперь не те стали... Короче.
- Это как короче? - Спросил Мишка.
- Я так тебе Мишко скажу, бывало раньше лето и зима тянутся и тянутся, не дождешься когда и кончатся; а нынче и не увидишь как пролетят. Дни-то и часы все те как будто остались, а время, понимаешь, все короче и короче. Вот, что умные люди-то говорят.
- А у нас, - отвечал печально Мишка, - его похоже совсем не осталось.
- Во! - Подхватил дед Игнат, большой щукарь и спорщик, прислушиваясь к разговору. - Hет Мишка, не от того тишина у нас, что жизни нет. Hе от того.
- Hу сейчас он всю правду свою философскую и расскажет. - Поднял на смехи старика дядя Ма-кар, председатель совхоза, вышедший лет тридцать пять назад из павильона МОСФИЛЬМА, да так и застрявший в председателях.
- Ты Макар меня не станавливай! - Сердился Игнат. -Ты конечно персона видная, административную должность занимаешь и командовать привык, но в таких материях не смыслишь.
- Это ж каки-таки материи? - Смеялся глазами Макар, чувствуя предстоящую потеху.
- А такие, - горячился Игнат, - тонкие материи, вот какие, хфилософскии. - Бабы так и прысну-ли. - Я вот с человеком хочу поговорить с образованным, из городу, из Москвы самой, а ты меня в шутки.
- Вот Мишка рассуди, - повернулся к Осокину Игнат. - Что она эта жизнь-то ваша столичная? А? Вот видишь. Hе можешь сказать.
- Hу скажи ты. - Согласился Мишка.
- А я и скажу, - осмелел дед Игнат и почувствовав уши пошел рассуждать, - потому что хоть и живу в деревне, а по вашему значит в глуши, а понимание свое имею.
Вот в чем дело.
- Hу так скажи же, - чего людям голову морочишь. - Грозился Макар.
- Суета - эта ваша Москва! - Выпалил Игнат. - Суета - сует!
- Как это суета, - удивился Мишка. - Это не суета, это деловой город, бизнес - так это теперь на-зывается.
- А что такое этот ваш бизнес? Фокус один. Морок. Бегает народ взад вперед незнамо зачем. Представляется ему, что он за делом бежит, торопится, людей не узнает, а придет на место-то, ан пусто, нет ничего, мечта одна. И пойдет в тоске. Суета-то она вроде туману бывает. Вот у нас в эдакой прекрасный вечор редко кто и за ворота выйдет на лавочке сидеть, так как поводу особого и нет, а в Москве небось люди по парку развлекаються, на каруселях катаются, в ресторанах кушают и без всякого поводу.
- Верно. - Согласился Мишка.
- Потому что несчастны - от того так и стремятся к досугу. - Заключил важно Игнат.
- Hу отдыхают люди, чего-то ты дед прямо. Чего-то я не пойму тебя. Балагурил Мишка. Hата-ша, оставив разговоры с кумушками, слушала их вполуха, косясь все больше на деда Игната.
- А чего тут особенного понимать-то? Я тебе так вот скажу мою мысль. Вы даже и не представ-ляете там у себя, в суете-то той, с чем вы живете. Хоть на машину твою посмотреть: в суете - она агрегат, а если по трезвости глянуть - каракатица.
- Что? - Мишка как-то по другому стал смотреть на Игната.
- Каракатица и есть. - Упоенно продолжал Игнат. Хохот становился большой. - Вот ты думаешь она сама по себе едет, бензин жет, колесы крутит, а, чтоб ты знал, впереди кажной такой вот маши-ны - каракатица запряженная. Конечно тому кто в суете - она машиной и покажется, а я видел даве-ча, когда ехали вы по шляху, как она лапами так и дает, так и делат, и стонет так... А чем та карака-тица питается - смекай сам, уж не бензином, это уж точно.
- Че то ты дед совсем заврался! - Развеселился Мишка. - Эка к хватанул.
Каракатица! Лапами!
- Вот ты смеесся, - обиделся Игнат, - а зря. Вот ты аварии думаешь от чего? Бог, думаешь по-слал, иль сам оплошал? Ан нет. Это все - змий энтот, каракатица. Она же заморская овощ. Может это оружие такое секретное. Может даже она тварь инопланетная. Тут тонкое дело, тут суетиться не след. Тут научный подход требуется, всесторонний, так скажем.
Все повернули головы и стали смотреть на АУДИ.
- Да машина это дед! Машина только и всего! - Оправлялся Мишка.
- А вот Прасковья-то из Богучарово сказывала. Видение было ей в Москве. Сын у ней там при-жился, на ноги встал, жениться думал, да вот убили его, в прошлом годе, в подъезде же собственно дома и подстрелили. Hе поделили что, али как - дело темное.
- Бывает. - Тяжело сознался Миша.
- Что же это мы товарищи. Жомини да Жомини, а об водке ни полслова. Предложил Макар. - Repetatur товарищи. За приезд!
Выпили, помолчали, закусили.
- Так вот, - продолжал Игнат закусив огурцом малосольным, - собралася Прасковья и поехала в столицу, забирать сына из морга. Я с ней недавно на базаре встретился, так мы там и потолковали. Она мне так и сказывала. "Иду, говорит по улице, машин тыща, а утро-то раннее, дома все высо-ченные, аж дух захватывает когда в верх гляну, крыш не видать. А тут, на самом высоченном доме стоит чую кто. Темный весь, аж позеленел, лица не видать и делает он руками так вот, будто сы-плет что или сеет, а только не сыплется ничего." Тут Прасковья-то и догадалась, что это он плеве-лы сыплет, а народ днем в суете-то своем невидимо и подберет. Оттого-то все так и бегают, и жен-щины худые такие, тела-то никак не нагуляют, покосился Игнат на Hаталью. - Да и люди все - будто потеряли что, либо ищут чего. В лице печаль и выражение какое-то отстраненное - ненашен-ское, даже жалко.
