Татьяна Харитонова - Правый
У сына сервировка на уровне. Тарелочки, вилочки, ложечки, салфетки.
-Подайте, пожалуйста, соль?
-Соль? Белая смерть. Сахар – сладкая, в консервах консерванты, в конфетах красители, в колбасе? В колбасе вообще ужас!
Бедный мой мальчик так любил все это смертельно вредное. Но ночная кукушка всегда перепоет дневную. Я быстро поняла, что дети быстро растут и становятся просто друзьями. Хорошими, верными. Никто никому ничего не должен. Вот на этом фундаменте отношения строятся легко и просто. Вот так у меня было с сыном. Мне было легко. Я понимала, как нелепо смотрюсь, когда начинаю хлопать крыльями как наседка у великовозрастных цыплят: куд - куда? Так до сих пор хлопает и кудахчет моя собственная мама, до сих пор видя в пятидесятилетней с хвостиком женщине крохотного цыпленка. И все-таки, как ни старалась, нотки наседки пробивались постоянно. Куда от них денешься? Материнский инстинкт так просто в карман не спрячешь. Тем более отрабатываем мы его по минимуму. Что такое один ребенок, если у женщины тысячи яйцеклеток, которые так и рвутся сделать ее матерью в очередной раз? Физиология научилась с этим справляться. Мы перестали рожать по шестеро детей, как наши бабушки. Но инстинкты куда денешь? Куда денешь желание нянчить, кормить, выхаживать, учить, наставлять? Почему женщине невыносимо отдать сына в армию? Было бы шесть, как раньше, с радостью отправила с плеч долой, за ним еще пятеро требуют заботы и любви. А тут и невестке отдаешь с оглядкой. Вдруг что-нибудь не то с ним сделает. И у меня так, хоть и не признаюсь себе в этом. Мне бы внука, а еще лучше – внучку. Я вообразила, что она будет на меня похожа. Я размечталась, что мне доверят ее воспитание. Я нарисовала себе много разных картинок – я с коляской, я с внучкой в книжном магазине, в театре, в музее. Я покупаю ей платье, все в рюшах и кружевах, я подставляю ухо, а она мне шепчет свои девичьи тайны. Я…
Молодые детей пока не хотели. Пока. Не хотели. Карьера складывалась удачно. У них всегда было планов громадье. Ребенок не в одном пункте списка не значился. Причем, всякий раз я внимательно осматривала невестку в надежде найти хоть какие – нибудь признаки свершившегося чуда. Но ведь всякое бывает. Но целлофановая непроницаемость невестки распространялась и на функцию деторождения. Однажды я заикнулась.
-Лафуша, мне бы внучку, вы уже два года живете.
Вздрогнула, как от удара, бровь недоуменно подернулась. Розовая акварель расплылась по поверхности щек. Розовый целлофан, глянцевый.
-Анна Петровна. В данном случае вы думаете о своих нереализованных инстинктах. У нас будут дети, но позже.
-Позже? Это ведь главное в семье, а не ваши работы, Кипры, тренажерные залы.
-Никто не спорит. Поэтому, к рождению ребенка надо подходить осмысленно. А не экспромтом
Экспромт – это мой сынок, я как–то обмолвилась, что не догадывалась о беременности первые три месяца. Тогда она удивленно спросила:
- Как, вы не планировали рождение ребенка? Не готовились, не обследовались в клинике?
-Представь себе, не готовилась, не обследовалась. Как и миллионы моих соотечественниц. Хотелось кисленького или солененького, подташнивало по утрам. Догадывались.
-Догадывались? А тест на беременность? Зачем догадываться?
-Какой тест? Не было никаких тестов. Самый главный тест похрапывал рядом.
Было ясно, что такое не вписывалась в ее стройную жизненную программу.
-Да, и детей рождалось значительно больше, никаких специальных доплат и проектов не было и в помине. Колясок у магазина стояло – припарковаться с коляской было проблематично. Стоишь в очереди среди мамашек и слышишь:
-Эй, чей в зеленой коляске орет?
Подхватываешься, бежишь, а там уже кто-то качает, улыбается.
-Оставляли на улице рядом с магазином? Одного?
-Почему одного? Я же говорю, их там много, в колясках. Не припарковаться…
***
Эй, ты кто?
- Брат
-Какой еще брат? Обычно так не бывает!
-А нам повезло, мы вместе.
- Это спорный вопрос, повезло или нет. Тесновато будет вдвоем!
-Тесновато? Ты что! Хорошо. Места хватит. А еще мы можем поговорить.
-О чем говорить?
-О чем угодно: о нашей жизни с тобой, о маме, о будущем.
-Каком еще будущем! Ты что, веришь в жизнь после родов?
-А ты нет?
-Глупости, сказки для наивных , типа тебя. Какая жизнь может быть за пределами нашего мира? Даже представить трудно. Да и скажи: оттуда хоть кто – нибудь возвращался, чтобы доказать?
-Не возвращался. Но я знаю, есть! И мне кажется, там намного светлее.
-Ну, ладно, допустим. А дышать? Дышать как мы будем с тобой там? Ведь пуповина короткая. Нам ее явно не хватит.
- И не надо. В той жизни все будет по – другому, я это чувствую. Будет что – то, что поможет нам дышать по- новому!
-Глупости! Что может быть лучше пуповины? Ты забыл, что она нас еще и кормит!
-Значит, и питаться мы будем по – другому!
-Ну, это совсем за рамки. Ты говори, говори, да не заговаривайся!
-Я и не заговариваюсь, я просто верю.
-Вот так верить, не думая ни о чем могут только такие наивные, как ты. Ну и повезло мне! Все дети как дети, живут в комфорте, плавают, никто их не толкает. А тут брат. Мало того, что теснота, еще и разговоры. Давай спать лучше. Кстати, что там сегодня передают?
-Музыка. Мама слушает музыку.
-Опять! Мама? Кто такая мама?
-Это та, которая о нас заботится, думает о нас каждую минуту.
-Откуда знаешь?
-Это надо просто чувствовать.
***
После поездки в Саратов у Ани осталось пару дней отпуска. Домашние рутинные дела: разобрать одежду в шкафах, навести порядок в кухонных шкафчиках, перемыть окна, отнести одежду в химчистку. В круговерти домашних дел она никак не могла забыть женщину из поезда. Соню. Целый день мысли о них не покидали, и вечером она набрала номер. Зуммер закручивался в полость уха, как шуруп. Почему-то подрагивали пальцы. Металлический женский голос сухо проговорил:
-Неправильно набран номер.
-Вот тебе раз! Записала, наверное, не так. Все. Потеряла. А, собственно, зачем звонила? Любопытство свое потешить? Ведь ни на что большее не способна. Никогда не вылезу из своего удобного мирка.
Легла спать, а сон все не шел. Мысли кружились, как встревоженные пчелы. Никак не могла забыть соседок из поезда. Что-то не давало покоя. А что? Помочь чем-то? Тогда чем? У девочки есть мама, какая никакая – это лучше, чем совсем чужая посторонняя женщина. Закрыла глаза. А перед глазами Соня. Соня в больнице. Биохимия, наверняка. Волосы вылезли. На голове платок, яркий китайский халат висит, как на вешалке. И глаза, огромные на опавшем лице:
-Ася, Астра, Асенька?
-Не знаю. Не могу дозвониться. Никто не берет трубку.
-И мне не звонят. Я с ума схожу от этого голоса « Абонент временно не доступен, перезвоните позднее!»
-Ну и что ты, Соня, волнуешься? Она мать. Девочка в порядке. Твоя задача лечиться и выздоравливать. А Люба тебе обязательно перезвонит.
- Может, ты сама попробуешь дозвониться?
- Хорошо, дай мне ее телефон. Я позвоню.
-Да, прости, и еще я забыла. Пожалуйста, зайди в храм. У тебя есть храм рядом с домом? Поставь свечку Серафиму Саровскому.
-Да я не хожу. Вернее, была, конечно. Как-то в прошлом году на праздник. На какой и не помню. Кажется, на Рождество. Или на Крещение. Точно. Еще за святой водой в очереди стояла целый час.
-Не важно. Ты просто зайди. Поставь свечку. И помолись. Как умеешь.
-Да я и не знаю вовсе. Стыдно, ведь не была ни разу в этом году.
-Не важно. Бог принимает всех, и первых, и последних. Ради меня. Зайди. Серафиму Саровскому.
Подняла голову от подушки. Приснилось? Наверное. Почему так четко – Серафиму Саровскому?
***
Лафушу тошнило. Уже неделю. Надо было купить тест. А страшно. Вдруг положительный результат? Беременность никак не вписывалась. Ребенок был не ко времени. Во всяком случае, пока. Родить, чтобы порадовать свекровь? Тетка она, конечно, нормальная. Собственно, повезло со свекровью. Не лезет, не вмешивается. Взбалмошная, правда, пятьдесят давно разменяла, а не поймешь, сколько ей. С Сережей, опять таки, не сюсюкается. У Оли, подружки, свекровь на ее Дениса – сынулечка, котенок, красатулечка! Красатулечка весом в восемьдесят кило пускает слюни, сидя на кухонном диванчике по-турецки, « как в детстве», и пожирает пирожки с капустой. Оба счастливы. Оля и ходить с ним к маме перестала. Зачем разрушать их слюнявую гармонию? Она на кухонном диванчике и не помещалась, если там сидел Денис. Ее Серега мать очень любил, а отца тихо ненавидел. Отец спился. У Сереги от обратного. Алкоголь в рот не берет. И отец – отрезанный ломоть. Отселился в коммуналку. А Лафуше Андрея Сергеевича жалко. Добрый он, это чувствовалось сразу. У нее не было отца. Она его и не знала. И вообще, мужчин в жизни рядом не было. Удивительно, что Сережин отец ей понравился, хоть и пил. Умный. Потерялся почему–то. Заблудился. Лафуша заметила, что многие мужчины его поколения, особенно, если интеллект присутствовал сполна, находили нишу удовольствия в водке. Часто. От нереализованности, от понимания искусственности построения коммунизма? Не дошел до светлого будущего, сошел с дистанции? Не видел его за горизонтом?
