Татьяна Харитонова - Правый
-Вы же говорили, хороший был парень?
-Хороший. Сначала все хорошие. И пил только по праздникам. Праздники сначала ждал, как ребенок.
- А праздников много. При желании можно день рождение Клары Цеткин отметить.
- Вот-вот. Мучился по утрам. Сначала на водку смотреть не мог, а потом стал опохмеляться по утрам.А потом пошли запои. Три дня пьяных – три трезвых. Потом пьяные дни удлинились, дни просветления сжимались. А потом без водки совсем не мог.
-А вам его не жаль было?
- Жаль. А себя еще жальче. Что видела в жизни? Ни любви, ни ласки. Все вытеснила водка.
-Лечить не пробовали?
- Он кодировался на год. Легче не стало. Пространство, заполненное водкой, опустело. Сидел, тупо смотрел в телевизор. Нервным стал, требовал у меня отчет за каждую потраченную копейку. Я пробовала как – то иначе строить отношения и поняла – не умею. Умею с ним пьяным общаться, кричать, ругаться, воспитывать. А тут, как пехотинец, пришедший с фронта и не знающий, чем заняться в мирной жизни.
- Странно. Получается, лечиться надо и тем, кто рядом с алкоголиком.
-Наверное. Иногда так и тянуло меня купить бутылку и налить ему, чтобы все стало на свои места. Год кодировки он не выдержал, пошел к доктору и попросил, чтобы раскодировали. Я сдалась, отправила его вон.
-Как это?
-У него бабушка умерла, осталась ему комната в коммуналке. Он туда ушел. Первое время приходил периодически. Пьяные слезы, обещания, клятвы: «Я без тебя не могу». Без водки ты не можешь, а без меня запросто. Так потихоньку стал ходить реже. А тут дошли до меня слухи, соседка по коммуналке с ним сошлась. Она тоже выпить любит. Так у них полное согласие. Любовь. Пьют на пару. Вот видите, у всех свои истории. И в моей жизни серой краски не меньше.
- Это пройдет. Выйдете из поезда утром. Все станет на свои места. И серость уйдет. Солнце разгонит. Солнце в Москве есть?
-Солнце? Конечно. Солнце…
Они рассмеялись.
Астра зашевелилась во сне. Сонечка заботливо прикрыла разметавшуюся девочку простынкой. Рука у нее затекла от неудобной позы.
-А вы поднимайтесь наверх. Вы же не уснете, тесно.
- Ничего, я рядышком.
Она закрыла глаза. И я поняла. Женщина не может оторваться от малышки.
Говорить больше не хотелось. Они уснули. А может, и нет. За окном светлела бегущая с поездом полоска неба.
Аня. 55 лет. Москвичка. Блондинка. Тщательно контролирует вес. Пробует разные диеты. Получается плохо. Вечером может плюнуть на все и поджарить себе картошечки с лучком. Женщина, с трудом расстающаяся с былой привлекательностью. Милая. Неглупая. Незлая. Зав. Отделом рекламы. Вчера.. А сегодня накануне пенсии. Начальник прозрачно намекнул. Пора.. Слишком самостоятельная (внешнее проявления). А внутри – сплошные вопросы « Что делать?», « Кто виноват?», Стоит на перроне Павелецкого вокзала. У ног - сумка с банками. В банках - абрикосовое варенье. Ждет невестку. Как ты уже понял, читатель, рассталась с пьющим мужем. Одинокая и свободная. Только что с этим делать, не знает.
***
А утром в Москве распрощались на перроне. Меня должна была встретить невестка. Соню с Асей - Любочка. (Кстати, мою невестку тоже зовут Люба, но Сережа называет ее Лаф, Лафуня, Лафуша. И мы ее так называем).
Встретила их девушка в джинсах и курточке. Молоденькая, с озорным хвостиком. Подхватила Сонины вещи, и они пошли к выходу. Ася бежала рядом с рюкзачком на спине, пакетом и знакомым медвежонком в желтом берете.
Невестка застряла в пробке и опоздала минут на тридцать. По московским меркам, это и не опоздание. Поток пассажиров нашего быстроногого поезда схлынул. Я стояла рядом с фонарем и рассматривала от скуки вокзальные часы. Они жили своей размеренной по секундам жизнью. Минутная стрелка замирала в ожидании, а потом вздрагивала и делала неожиданно резкий прыжок в вечность. Ее мудрая подруга, часовая стрелка, никуда не торопилась, ползла еле – еле, почти незаметно для глаза. Стрелка – философ. Никуда не торопясь, всюду успевала. Минутная глупышка дергалась так, по мелочи. Я себя сравнивала с минутной. Хотелось быть ее мудрой подругой, а не получалось. Мне всегда не хватало именно минут, а не часов. Часов почему–то было предостаточно. Странный парадокс. Вообще, с часами у меня сложные отношения. Точнее, никаких. Они у меня не держались никогда. Первые в жизни – часы-кулон - сыграли со мной злую шутку. Их декоративность, цепочка, защелкивающаяся крышечка со стеклом цвета янтаря отвлекали от прямого назначения – показывать время. Я любовалась ими, щелкала крышкой, иногда даже забывая заглянуть внутрь. В итоге: цепочка разорвалась, крышечка отвалилась. И первые в жизни часы отмерили совсем немного. С тех пор часов больше не помню. Были, конечно, но не играли в жизни никакой роли. Я научилась определять время с точностью до десяти минут, чувствовала его. Пунктуальностью, конечно, не отличалась никогда. Сходило мне это с рук. На режимных предприятиях, где эти грехи не прощаются, не работала. А когда появился сотовый телефон – потребность в часах и вовсе отпала. У Лафуни на запястье часики. Лафуня жила, как часовая стрелка. Медленно и верно. Не спешила и успевала. И только пробки не подчинялись ее пунктуальности. А вот и она. Лицо непроницаемое, как новый целлофановый пакет. Безукоризненный макияж, безукоризненная вежливость, точность, элегантность. Безукоризненно отношение к свекрови. Не придерешься, не прорвешься через целлофан пакета. Лунная соната. Такая же холодная и спокойная. Лаф. Не Любаша.
-Как съездили?
-Нормально. Вы как?
- Сережа не смог вас встретить. Объект принимает. Вы эсэмэску его не получали?
-Да. Вчера. А ты как? Бледная.
- На работе запарка. Зато через месяц в отпуск.
- Куда поедете?
-К морю, конечно. Не решили еще, к какому.
Свекровью я была замечательной и тихой. Замечательной, в смысле – замечала все. И молчала при этом. Да и невестка у меня нормальная. Правда, мнение о том, что сын выбирает жену, похожую на мать, не оправдалось. Мы с ней были полными противоположностями. Она была вещью в себе. Аккуратисткой страшной. Все по струночке, все по ниточке. Отглаженные блузки. Я всегда покупала вещи, которые гладить было не нужно. У меня – сковородка, которой двадцать лет, но с которой расстаться не было сил, у нее до блеска натертая посуда, На чем можно было еще так вкусно поджарить картошечки? У нее сковородка тефаль, которая о ней думала постоянно. Моя сковородка обо мне не думала, это точно. И я о ней. Мы были свободны друг от друга. Однажды сын, поморщившись, сказал:
-Мам, выбрось ты свою сковородку, я тебе новую, тефлоновую куплю.
Я всхлипнула и прошептала трагично
– Она мне дорога как память о прошлом.
Рассмеялись. Он ведь юморист у меня. Невестка смеялась редко. Может, со мной ей было совсем не смешно. Наверное, ее кто–то подготовил, что свекровь – это страшная сила, и она держалась от меня на расстоянии. Странно. Я вот задумывалась, почему про тещу столько анекдотов, а про свекровь молчат? Лучше бы и о свекрови так беззлобно смеялись. Так нет же, молчат с чисто женской непредсказуемостью. Я свою свекровь любила. Мы никогда не жили вместе, поэтому она была очень хорошей. Шутка. На самом деле, хорошая. Это я с нее пример беру, не вмешиваюсь ни во что. Стараюсь быть самодостаточной. Я где–то читала, что дети больше всего любят самодостаточных мам. Кто это? Это те, кто не виснет со своими советами и предложениями немедленно покушать супчика «Теплый еще, только сварила». Я заметила, что все чувства у русского человека проецируются на объект через предложение поесть.« Кормить – любить». Больше кормишь – больше любишь. На детях отрываемся по полной. На мужчине. Кормить, наблюдать, как кусает, пережевывает, глотает. Почти интимный процесс. Трудно есть рядом с незнакомыми. Как будто раздеваешься. С близким человеком совместная трапеза – удовольствие ни с чем не сравнимое. Заметила, во время ссоры за столом швыряются вилки, ложки. В лучшем случае с тарелкой уходят в другую комнату, в худшем объявляют голодовку, совсем в крайнем, уходят, хлопнув дверью, а на столе начинает остывать суп, впитавший горечь ссоры и непонимания. Оторваться от зависимости совместного наполнения желудка невозможно. Так невозможен полноценный союз вегетарианки и любителя жареной курицы. Он с ужасом смотрит на листик салата, служащий обедом и ужином одновременно, она брезгливо морщится, слыша хруст перемалываемых зубами румяных куриных крылышек. О какой гармонии может идти речь? Больше года точно не протянут. А вот пара, смачно поглощающая жареную картошку прямо со сковородки, вселяет уверенность в гармонии. И пусть ссорятся иногда на кухне так, что у соседей дребезжат хрустальные рюмки на полке, но совместное покалыванье вилкой в поджаристые ломтики за пояс не заткнешь. Брак долгий и вкусный.
У сына сервировка на уровне. Тарелочки, вилочки, ложечки, салфетки.
-Подайте, пожалуйста, соль?
