Том Уикер - На арене со львами
— С профсоюзным рабочим законодательством?
— Ну что ж, я готов ответить моему доброму другу… и разрешите мне его заверить, что он действительно мой добрый друг. Я отвечу, что комиссия выслушала немало показаний, на которые я рекомендую ему обратить особое внимание, когда наш отчет будет опубликован, ибо сельскохозяйственные рабочие настоятельно нуждаются в возможности предъявлять нанимателям свои требования. И не мне напоминать многоопытному сенатору, что в нашем обществе предъявление подобных требований со стороны наемных рабочих традиционно осуществляется через профсоюзные организации.
— Вот именно! — в голосе Старины Эда зазвучало неприкрытое торжество.— А потому не согласится ли самоотверженный уважаемый сенатор (с каждой фразой он все более подчеркивал это слово — «самоотверженный», как будто отыскал самое точное определение, дабы в наилучшей сенатской манере уничтожить Ханта двусмысленной похвалой), не согласится ли он со мной в том, что эти законодательные меры, буде в скором времени его комиссия действительно предложит упомянутые меры вниманию нетерпеливо ожидающего собрания (слегка гнусавый голос теперь старательно подчеркивал сарказм), что они, несомненно, обернутся попыткой подчинить еще один сектор некогда свободной американской рабочей силы, оплот свободного американского предпринимательства — я говорю о сельскохозяйственных рабочих и крупных отраслях сельского хозяйства, на которые опирается мощь нашей страны,— попыткой подчинить их ярму могущественных профсоюзов, Национального трудового комитета и принудительного найма только членов профсоюза?
— Мне хотелось бы, господин председатель, указать, что мой любезный (Андерсон, сохраняя полную невозмутимость, слегка подчеркнул этот эпитет) коллега произносит небольшую речь, против чего я не стал бы возражать, если бы он не взял слово только для вопроса.
— Это и был вопрос, господин председатель. — Старина Эд повернулся спиной к председателю и поднялся на две ступеньки, презрительно махнув рукой в сторону Андерсона.
— Вопрос в стиле «бьете вы свою жену или уже кончили?». Но я не собираюсь препираться по пустякам со столь именитым коллегой, а потому просто отвечу ему, господин председатель, что до тех пор, пока его штат, который, собственно, не входит в число сельскохозяйственных, не отменит свой нынешний закон о праве на труд, принятый, насколько я понимаю, много лет назад, когда его непревзойденный, старейший сенатор еще занимал губернаторский пост, ему нет нужды опасаться профсоюзов,— тут на широкой ладони Андерсона вдруг появилась справочная карточка — при двух тысячах с лишним сезонных сельскохозяйственных рабочих, которые ежегодно собирают там картофель и овощи, причем, господин председатель, живут они там, если верить фактам, выявленным в ходе нашего расследования, а также подтвержденных свидетелями, в условиях настолько тяжелых и бесчеловечных, что перед ними бледнеет даже то, что приходится испытывать другим сезонникам, на востоке страны…
— Уступит ли сенатор еще слово! — Старина Эд обернулся и выкрикнул не вопрос, а повеление.
Андерсон этого словно и не слышал.
— Разумеется, я немедленно представлю все материалы моему достоуважаемому коллеге, у которого, по понятным причинам, не было времени посетить наши заседания.
— Господни председатель!
— Его в особенности должны заинтересовать выявленные нашей комиссией факты, свидетельствующие о том, что законоположения его штата относительно жилищных условий сезонных рабочих — законоположения, с которыми он, как бывший губернатор, несомненно, хорошо знаком,— открыто нарушались летом сего года более чем в десяти лагерях для сезонников, которые обследованы нашей комиссией.
— Уступит ли сенатор слово?
Старина Эд выкрикнул это прямо в лицо Андерсону. Он побагровел и трясся от ярости (состояние, более обычное для его жертв, чем для него самого).
Некоторые сенаторы — в том числе и влиятельные — явно посмеивались про себя, но это ровно ничего не означало. Им было смешно видеть, как взвился неуязвимый Старина Эд, когда его задели за живое. Но они не забудут, что задел-то его выскочка, которого следует поставить на место прежде, чем он столь же дерзостно покусится на них самих. В конечном счете старые, видавшие виды сенаторы никогда не забывают, что собственные их интересы требуют солидарности, хотя бы они презирали друг друга так, как многие среди них презирали Старину Эда,— и с полным на то основанием.
Смелость Андерсона произвела заметное впечатление на галереях: репортеры поспешно строчили в своих блокнотах, посетители вытягивали шеи, и только одна Кэти казалась равнодушной под маскою темных очков, но казалась она такой лишь тем, кто не знал о ее способности слушать с таким безразличным видом, будто все окружающее перестало для нее существовать.
— Господин председатель,— спокойно произнес Андерсон,— я был бы рад и в третий раз уступить слово моему любезному и именитому коллеге, пусть даже еще для одной речи, пусть даже я уже ответил на его остроумные и изящно сформулированные вопросы, но, к сожалению, я спешу на крайне важное заседание комиссии. Весьма сожалею, что у меня уже не остается на это времени, так или иначе, я через несколько минут закончу. Так вот, господин председатель…
— Хороший спектакль.— пробормотал репортер рядом с Морганом, старый сенатский волк,— но плохая политика для здешних мест.— Он горестно покачал головой. Подобно хамелеону, принимающему цвет окружающей местности, этот ветеран-газетчик проникся сенатским духом даже больше многих сенаторов.
Такого рода приспособление чисто профессиональная болезнь. Оказавшись в обществе репортера, который подвизался в Белом доме, или в министерстве финансов, или в конгрессе, или освещал общий политический курс в течение… ну, скажем, двух лет, Морган уже через пять минут мог точно сказать, над чем он работает. Репортер, который тратит все свое время и силы на то, чтобы разгадать намерения Белого дома, начинает смотреть на мир с позиций исполнительной власти, например он считает конгресс приютом провинциальных обструкционистов. Репортер, прикомандированный к государственному департаменту, почти наверняка станет развлекать собеседника за обеденным столом теми же разговорами о блоках, полуконтинентах и прочем — разговорами, которых он наслушался от тамошних чиновников, позаимствовав у них заодно и их обычный жаргон. Старый сенатский волк, сидевший в тот день рядом с Морганом, называл всех сенаторов уменьшительными именами и прозвищами и серьезно обсуждал с государственными деятелями по эту и по ту сторону прохода, кончится ли сессия («Выберемся ли мы отсюда?» — прикидывали они) 15 ноября или «затянется» до 17 ноября — вопрос на Капитолийском холме чрезвычайно важный. Он в любую минуту мог сказать, не заглядывая в свой заветный блокнот, в каком положении пребывает тот или иной законопроект о бюджетных ассигнованиях: «Они по-прежнему требуют сократить на десять процентов ассигнования на строительные работы, но администрация уперлась и не уступает. Таким манером мы тут до самого рождества проторчим».
В середине андерсоновской речи этот сенатский старожил указал авторучкой вниз — он любил показывать бывшие столы Тафта и Хью Лонга,— а затем произнес внушительно:
— Поглядите-ка на Старину Эда. Когда он все скажет, от Андерсона одни клочья останутся вон там в проходе, и он пожалеет, что распустил язык.
— Угм,— ответил Морган, слушая Андерсона.
— И погодите до того дня, когда Андерсону понадобятся деньги на постройку шоссе или больницы. Старина Эд уши ему оторвет.
— Угм, угм.
— Навидался я таких молокососов, сенаторов без году неделя, которые так и не научились, как тут надо действовать.
— Хочешь выдвинуться — иди в ногу,— буркнул Морган.
Сенатский старожил поглядел на него с уважением: — Только так. И чем раньше человек это поймет, тем лучше для него. Только не все понимают.— Он пожевал губами и скорбно покачал головой.
— …подобные поступки, бесспорно, означают преступное деяние,— говорил Андерсон.— И если штаты, которые в настоящее время располагают соответствующими законодательными установлениями, намерены начать уголовное преследование, наша комиссия может предоставить в их распоряжение все необходимые материалы. Мы, разумеется, передадим наши выводы соответствующим должностным лицам в каждом штате. Однако, господин председатель, я опасаюсь, что штаты никаких действий не предпримут. Позорно, но факт: в прошлом штаты никаких действий не предпринимали, хотя располагают куда большими возможностями для проведения расследования и принятия соответствующих административных мер, нежели наша комиссия. Нам не удалось обнаружить почти ни одного случая, когда штаты добивались бы соблюдения своих собственных законов о жилищных условиях и здравоохранении в тех, не столь уж частых случаях, когда законы эти применимы к положению сезонных сельскохозяйственных рабочих. То же самое относится к проверке условий, в которых они работают в поле и живут во временных лагерях, включая, как мне ни грустно это говорить, и штат моего доброго друга, с которым мы только что любезно обменялись мнениями. Но чем же, господин председатель, объясняется такая позиция всех штатов?
