Макс Фрай - Вся правда о нас
— К несчастью, представляю, — согласился он. — Поэтому если бы у меня действительно что-то стряслось, я бы предпочёл сразу поставить тебя в известность, предварительно связав по рукам и ногам. Но в данном случае ты превзошёл самого себя. И выдумал какой-то одному тебе очевидный «лютый ужас» на совершенно пустом месте.
— Да ни хрена я не выдумал. И ты это знаешь. И сейчас ругаешь себя за то, что вообще согласился со мной встретиться. И за то, что не догадался отвернуться прежде, чем закурил. А за то, что позволил своим чувствам как-то проявиться на лице, ты себя не просто ругаешь, а уже практически к смертной казни приговорил. Зря, кстати. С точки зрения стороннего наблюдателя, с лицом у тебя всё в полном порядке. Усталое, не более того. Просто я не совсем сторонний наблюдатель. А, можно сказать, твой персональный пророк. Правдивый, не хуже нумбанского, так что можешь к нему не ездить…
На этом месте Шурф адресовал мне взгляд, исполненный столь ослепительной ярости, что я до сих пор не понимаю, как тогда уцелел.
Так он смотрел на меня только однажды — перед тем, как убить. Вернее, предпринять такую попытку. Но в тот раз поведением моего друга управлял подчинивший его волю колдун Гугимагон[29], а сейчас он, похоже, был готов обойтись без посторонней помощи.
Счастье, на самом деле, что я его совсем не боюсь. И вместо того, чтобы крушить всё вокруг, спасая свою шкуру, понимающе улыбнулся:
— Если ты твёрдо решил меня укокошить, дай хоть завещание сперва составить. Отпишу тебе половину своего состояния. Ты же в отставку с голой задницей уйдёшь. Жалования Великим Магистрам, насколько я знаю, по уставу не положено, а казнокрада из тебя не выйдет, хоть тресни. Да и что там из вашей казны сейчас украдешь, смех один…
— Не говори ерунду, — холодно сказал Шурф. И отвернулся.
— Ерунду — в том смысле, что с Орденской казной уже всё в порядке? И ты начал понемногу её разворовывать? Прости, я опять тебя недооценил. А ведь буквально только что обещал никогда больше так не поступать. Как ты меня вообще терпишь.
На этот раз он уставился на меня с возмущённым изумлением. Так учёный смотрит в микроскоп, где между предметным и покровным стёклами беспечно резвится новорожденный вирус, полную невозможность существования которого он только что блестяще доказал.
Пока я прикидывал, что он в меня сейчас метнёт — молнию или всё-таки просто самопишущую табличку, случилось чудо.
Сэр Шурф Лонли-Локли наконец-то обрадовался, что я пришёл. Хотя на лице это совершенно не отразилось. Но говорю же, меня не обманешь.
— Сам знаешь, как иногда бесит, что в Мире есть человек, от которого ничего невозможно скрыть, — сказал он.
Ха. Ещё бы я не знал.
— На самом деле от меня ещё как можно, — сказал я. — Очень многое. Да практически всё, кроме полного трындеца.
— Кроме чего?
— Полного конца обеда. Ты сейчас выглядишь так, словно именно он для тебя и настал. Но не беспокойся, подробности мне неизвестны. Чтению мыслей я до сих пор не выучился; впрочем, и не собираюсь. И решение головоломок — не моя специализация. Не хочешь, не рассказывай. Я, конечно, напридумываю Магистры знает чего и с перепугу свихнусь окончательно, но это неважно. Сойти с ума я всё равно планировал в самое ближайшее время. Катастрофой больше, катастрофой меньше, какая уже разница.
— Ну всё-таки со мной никакой катастрофы не произошло, — заметил Шурф.
Хотел бы я, чтобы его голос звучал несколько уверенней.
— А если и произошла, то давным-давно. И я об этом, положа руку на сердце, сам всегда догадывался, — добавил он. — Теперь не догадываюсь, а знаю. Что, на самом деле, к лучшему. Правду о себе следует знать, а не подозревать. Знание мобилизует.
— Правду, значит? — переспросил я.
Вспомнил, как он взвился от моей невинной шутки насчёт нумбанского пророка, сложил два и два, получил четыре, глазам своим не поверил, пересчитал — четыре, и хоть убей. Похоже, Шурф и правда мотался в Нумбану. Сколько дней мы уже не виделись? Почти три? Ну значит, когда-то примерно тогда.
— Разумеется, я побывал на ярмарке, — подтвердил Шурф. — Неужели ты думал, будто я упущу такой шанс?
— В голову не пришло бы, что тебя может заинтересовать возможность услышать какую-то правду из чужих уст — всё равно, чьих. Ты производишь впечатление человека, который сам давным-давно знает о себе всё, что ему нужно. Всё-таки я совершенно не разбираюсь в людях. Даже когда эти люди — ты.
— Да нет, на мой счёт ты скорее прав. Меня заинтересовало не само пророчество, а уникальная возможность изучить механизм его возникновения. Понять, что происходит в момент встречи пророка с очередным клиентом. И откуда именно берётся сообщаемая информация.
— Ну и как, понял?
— Мне кажется, да. Очень любопытный, кстати, механизм. Короткое бессловесное заклинание, происхождение и природа которого мне пока неясны, но принцип действия более-менее очевиден, пробуждает в клиенте ту часть сознания, которая обладает полным объёмом знания о себе, но почти никогда не вступает в контакт с умом. Хотя постоянно пытается. Просто ум не слышит — в том, собственно, и состоит его несовершенство, что большую часть времени мы не слышим себя. И вот почему ум следует развивать всеми доступными способами. Ну, то есть, по многим причинам надо, но эта — самая прагматическая из них… Прости, я увлёкся, и это, на самом деле, неплохой признак. Значит, прихожу в себя.
— Это просто отлично. А всё-таки очень жаль, что у тебя тут нет тарелок для битья. Я бы сейчас грохнул пару дюжин. Вместо того, чтобы гадать, что за хрень такую ужасную этот тип тебе рассказал.
— Можешь бить мои таблички, — великодушно сказал Шурф. — Это не документы, а всего лишь черновики с ошибками и помарками, скопившиеся в архивах за Магистры знают сколько времени. Я просматривал их перед тем, как уничтожить. Но только потому, что мне надо было занять себя какой-нибудь механической работой. На самом деле, можно обойтись без дополнительной проверки.
— Правда, что ли? — недоверчиво спросил я.
Он молча кивнул.
Я сгрёб со стола целую охапку самопишущих табличек и некоторое время с непередаваемым наслаждением метал их в дальнюю стену, одну за другой. Вообще-то, все мало-мальски качественные самопишущие таблички небьющиеся, поэтому каждый удар приходилось сопровождать специальным заклинанием, разрушающим материю. Звучит оно хуже, чем все известные мне грубые ругательства вместе взятые. Именно то, что надо.
— Я правильно понимаю, что сознание клиента тут же хватается за шанс поговорить с самим собой устами гадателя? — спросил я после того, как превратил в пыль пару дюжин табличек.
— Да, примерно так и есть.
— Красиво закручено. И теперь понятно, почему Мелифаро сказали какую-то ерунду про золотой и зелёный. На месте его сознания я бы уже много лет в голос орал: «Просто переоденься, и я всё прощу!»
На этом месте Шурф почти улыбнулся. Правда, не довёл дело до конца, но к тому шло, я своими глазами видел. Какой я всё-таки иногда молодец.
— Значит так, — бодро сказал я. — Если ты внезапно выяснил, что родился лютым злодеем, и никаких иных достойных способов самовыражения для тебя не существует, мы это как-нибудь переживём. В конце концов, должен же быть в Мире хоть один по-настоящему злой колдун. Просто для равновесия. На Лойсо теперь надежды никакой, его сюда куманскими пирогами с пэпэо[30] не заманишь, а ты справишься, я уверен. С твоим чувством ответственности и вкусом к поэзии может получиться просто отличный злодей.
— Что за?..
— Не перебивай, пожалуйста. Мне и так непросто: я пытаюсь думать. Поехали дальше. Что ещё такого ужасного тебе могли сказать? Что по твоей вине рухнет Мир? Вот это точно не беда, Вселенная велика, путешествий между Мирами никто не отменял, и даже если ты внезапно разучишься, я тебя отволоку, куда пожелаешь, не вопрос. Надеюсь, там у тебя и с работой будет полегче…
— Макс! Ну что ты несёшь?
— Чушь, конечно. Я тебя сразу предупредил, что у меня богатое воображение, самая страшная реальность с ним не сравнится… Но кстати о страшной реальности! Вот если тебе сообщили, что для достижения невиданного могущества придётся съесть меня, тогда, конечно, полная жопа…
— Что?!
— Извини. Задница. Но каким словом ни назови, а жрать меня я тебе не позволю. Разве что откусывать по маленькому кусочку. Изредка. Максимум пару раз в год. Так пойдёт?
— Успокойся, пожалуйста, — сказал Шурф. — Я вовсе не должен тебя есть — ни для достижения могущества, ни для поправки здоровья. И вообще никого, если это тебя тревожит.
— Немного тревожило, — признался я. — Думаю, ещё с тех пор, как ты рассказывал мне о нравах и обычаях Смутных Времён. Как вы тут все друг дружку жрали ради обретения могущества. Ну или не жрали, а только мечтали когда-нибудь сожрать. После этого признания я считаю тебя ужасным людоедом. И внутренне негодую! Но, как видишь, не пытаюсь навязывать тебе свои представления о правильном питании. Ешь кого хочешь, ты взрослый человек, а я, хвала Магистрам, не твой повар…
