Неизв. - i_166602c1f3223913
можно попасть впросак… Э, да это Балоун вас ищет, господин поручик. Он, наверно, сварил вам кофе. Швейк, словно добрый товарищ, подошел рядом с
поручиком Лукашем к группе солдат и, увидев, что Лукаш в самом деле
принял из рук Балоуна кружку кофе, взял под козырек.
– Так что, дозвольте сказать, господин поручик: желаю вам приятно кушать.
– Благодарю тебя! – проскрежетал поручик над кружкой.
– Послушайте, Швейк, – спросил немного спустя вольноопределяющийся
Марек, – с каких это пор господин поручик с вами на «ты»?
Швейк взглянул на вопрошавшего и откровенно признался: – Он хотел, чтобы и я ему говорил «ты», потому что мы только сейчас вон
там у ручья выпили на брудершафт глоток сливовица. Он очень славный
человек и сразу же начнет говорить солдату «ты», как только услышит
пушку. А вот, когда мы услышим и ружейную пальбу, с нами перейдет на
«ты» и господин полковник. Это уж так заведено на военной службе, что
господа офицеры, когда им круто приходится, начинают считать нижних, чинов своими братьями.
Вокруг горели десятки костров, и к треску их примешивалось шипенье и
бульканье воды в сотнях котелков, в которых готовый кофе разваривался в
густую, черную, вонючую и приторную жидкость; сырые дрова чадили, ни за
что не желая разгораться, и солдаты, размахивая фуражками, изо всех сил
старались раздуть огонь, так что от дыма текли слезы из глаз. Затем
откуда то появился капитан Сагнер и объявил солдатам, что им дается
дневка. Это известие было принято с большим удовлетворением; но
настроение поднялось еще больше, когда распространилось известие о
подходе кухонь. Это чудо случилось около двенадцати часов дня и в кухнях
была уже сварена похлебка, которую тотчас же и роздали. Она была
довольно вкусная, и Швейк немало удивился, когда какой то солдат сказал: – Если бы такой суп подавали в ресторане, то можно было бы написать в
меню по латыни: консоме aqua fontana или короче: Н2O^*1 <#t1>* . Швейк
разыскал старшего писаря Ванека и передал ему слова солдата, Ванек
опечалился.
– Это сказал чревоугодник, – промолвил он. – Но надо же наводить
экономию, и потому я не могу класть туда все, что полагается. Кроме того
кашевары, эти мазурики, всю дорогу что то жевали… А то, что этот
лоботряс сказал, есть латинское название для химического обозначения
воды. Чего чего не позволяют себе эти паршивцы!… Имей в виду, Швейк, что
сегодня будут выдавать вино!
Выдача вина, шоколада и разных приправ «для улучшения пищи» являлась
тоже особенностью австрийской армии, и единодушное мнение солдат об этой
особенности гласило «Это сплошное воровство!» Выдавалось, например, ведро вина на роту; к этому ведру подходил фельдфебель и черпал из него
полную кружку. Его примеру следовал каптенармус. Словно из под земли
являлись откуда то кашевары и денщики, и каждый черпал. То, что
оставалось после них, должно было утолить жажду целой роты. Обычно
случалось так, что когда капрал вызывал свой взвод получать вино, в его
манерке оказывалось не более двух ложек красноватой бурды, и десять
человек, в один голос заявляли: «Пейте сами, господин капрал. Не стоит
из за такой капли и усы то мочить!» Поэтому и Швейк реагировал на
сообщение Ванека, которое должно было, повидимому, потрясти его, лишь
следующим образом:
– Это утка, потому что вино давно уже господа офицеры вылакали, а нам
дадут только понюхать, чтобы нельзя было сказать, что мы не все
получаем, что полагается. Вот тоже, когда наши отступали из под
Красника, был в одном полку, не помню в каком, один солдат, из учителей; так тот остановил командира корпуса и заявил ему, что их полк целую
неделю не получал не только горячей пищи, но даже и хлеба, а ведь это им
полагается. Тогда генерал похлопал его по плечу и сказал: «Ну, что ж, прекрасно, прекрасно! Полагаться оно вам полагается, только хлеба нет.
Ведь это ж ясно, не так ли?» После этого учитель попал в Прагу в
сумасшедший дом и, говорят, все бегал по камере и повторял: «Дайте людям
то, что им полагается. Справедливости нет, но люди имеют на нее право.
Не угодно ли права с майонезом, господин генерал?»
– Однако, Швейк, – удивился старший писарь, – что это у вас все за
рассказы и примеры? Война есть война, а на войне людям должно плохо
житься. Вспомните, что еще в литургии говорится: «Сохрани нас от глада, мора и войны, о господи!» А, вон уже несут и вино; ну ка, взгляните, для
какой это роты.
Швейк, сделал несколько шагов вперед. Со стороны ручья шел какой то
солдат и нес в брезентовом ведерке воду. Вдруг ему навстречу попался
подпоручик Дуб.
– Что несешь? Для чего вода?
– Так точно, вода – лошадей поить, лошадей от походных кухонь.
– Откуда ты ее взял? Из ручья? С каких это пор разрешается брать воду из
ручья?
Солдат молча глядел на подпоручика, и можно было заметить, что он
тщательно пытался разрешить загадку, кто из них сошел с ума: он или офицер.
– Чорт подери, что это за дисциплина? – орал Дуб. – Взводный, почему вы
не нарядили с ним ефрейтора? Разве вы не знаете, что полагается в наряде
быть и ефрейтору, когда нижних чинов посылают за водой для себя или для
казенных лошадей? Я вас спрашиваю: почему вы не нарядили с ним
ефрейтора? И тогда вместо взводного ответил Швейк: – Так что, дозвольте доложить, что вода совершенно здоровая, что
господин поручик мыл себе в ней ноги и что на ней сварили для него кофе.
Он уж во всяком случае ничего туда не подсыпал, господин подпоручик, потому сейчас казенным лошадям стрихнину не дают, чтобы они не бесились.
Вот в Радешовице, господин подпоручик, живодер говорил, что…
– …что я прикажу вас подвязать и держать вас так, пока вы не почернеете, как египетская мумия, – заревел на него Дуб. – Негодяй, не сметь
потешаться над моими словами! Не то… Иисус Мария, если бы мы не
находились в виду неприятеля, то я уж и не знаю, что я с вами сделал бы, только бы избавиться от вас. Позорите весь батальон!… Ступайте!
– Ну и ревет же он, как бык, – заметил кто то из солдат, когда Дуб ушел.
– Когда я стоял в Чаславе, там служил в ландвере старик Цибулька; тот
тоже вот так ревел. Он всегда принимал рапорт, сидя верхом на коне, и
надо было кричать на весь двор, а он громче всех орал: «Новобранец, замухрышка, говорите громче, не то я вам морду раздеру до ушей, чтобы
легче было. Что ж, вы думаете, тут можно лепетать, как старая баба на
исповеди? Не забывайте, что перед вами господин капитан и что ему вовсе
не охота из за вас, сопляков, утруждать свой слух!» Этот капитан орал
так, что из Врда присылали к полковнику депутацию от женщин, чтобы тот
запретил ему возвышать голос, потому что дети просыпаются и с многими
уже случился родимчик от испуга.
После обеда весь лагерь превратился в стаю голых обезьян, которые
усиленно искали у себя вшей. Все держали перед глазами кальсоны или
рубаху и исследовали все складочки и швы, словно астроном, который
непременно хочет открыть новую комету и заставляет свой телескоп рыскать
по небу. Некоторые доставали из ранцев баночки с какой то серой мазью и
натирали ею ляжки и спину; это вызывало зависть других, которые забыли
захватить с собой такое средство от съедения вшами, |И между солдатами
вспыхнул горячий спор.
– Лучше всего от вшей, это – укропное масло, – заявил какой то бородач, который не убивал вшей, а сковыривал их ногтем в траву. – Довольно
нескольких капель, и все вши подохнут; но у меня их столько, что мне
потребовался бы целый литр масла.
– Еще лучше намазаться керосином, – вмешался в разговор другой солдат. –Это помогает от вшей как свиньям, так и людям.
– А вот говорят, что вши вообще не заводятся в шелковом белье, – заявил
третий. – В газетах писали, что вообще не получить вшей, если носить
шелковые рубашки.
– Это верно, – отозвался Швейк, – но ведь не все же могут ходить в
шелках. Лучше всего они разводятся в толстых вязаных фуфайках, – там их
бывает, словно их насыпали. Конечно, следовало бы давать им подохнуть от
старости, да не приказано, чтобы солдаты съедались ими заживо. Солдат –он должен умереть за своего государя, а вовсе не потому, что каким то
паршивым вшам жрать хочется.
День стоял пригожий, ясный. Люди перестирали себе белье, помыли отекшие
от ходьбы ноги и начали играть в карты. На востоке бухали орудия, но
здесь шелестели карты, и слышно было только: «Ходи!… а я козырем!… без
одной!… бей ее десяткой, дура голова!… – вперемежку со щелканьем
попавших под ноготь вшей. И если у этих паразитов есть своя история, то
1914 год должен быть занесен золотыми буквами на ее скрижали, ибо на
