Нина - Lennoks Nina ZAPISKI MERTVOI DUSHI (SI) Litmir.net 273567 original 9050d
стечением обстоятельств. Даже у Дьявола бывают неудачные дни.
— Случайно… всё это произошло случайно, — произнёс мужчина и поджег
копию записки, превращая её в кучку пепла.
* * *
— Дьявол, а такой наивный! — рассмеялась женщина, смотря на мужчину в
шаре.
Её смех отдавался от тёмных мраморных стен разноцветными всполохами
энергии. Она не могла сдержать смех, слушая размышления этого Великого и
Ужасного Повелителя Преисподней.
— Неужели ты уже забыл, что всё в этом мире подчиняется Судьбе? —
произнесла она, проводя рукой по изображению мужчины. — Все
случайности закономерны!
Записка № 2. Новая жизнь.
И за все наши грёзы нас Небо накажет.
Но никто не услышит, и никто не прикажет…(с)
Otto Dix «Белый пепел»
Я неслучайно дала этой записке именно такое название. У меня
действительно началась новая жизнь, каждый день которой я отмечала
чёрным у себя в голове. Я верила, что однажды этот мысленный календарь
закончится. Но у вечности нет конца, а значит и у моей новой жизни — тоже.
Начало этой жизни было окрашено во все оттенки красного и озвучено
душераздирающими криками тысячи грешников. Попала я в ад, как бы это
смешно не звучало, через постель их главного — Люцифера. Именно в его
спальню я была доставлена, а если быть точнее, бесцеремонно заброшена
этим гнусным демоном. Помещение было по-человечески красивым. Как я
позже узнала, в аду любили земные вещи, поэтому жители в основном
ходили в человеческом облике, а вместо огненных пропастей и раскалённых
пещер здесь находились красиво обустроенные комнаты. Ничто
человеческое им было не чуждо. Но это только внешняя мишура. Как
известно, за блестящей обёрткой может скрываться невкусная конфета.
Не успела я толком прийти в себя, как прямо передо мной появился
мужчина, чья сила сметала всё вокруг себя. Огонь в камине взметнулся и
потух, все лампочки и торшеры замигали, как будто исполняя синхронный
танец в честь Повелителя. Казалось, он подчинял себе всё: каждый предмет,
каждое явление, даже воздух в комнате был пропитан им. Он был всем:
первопричиной этого места и самой сутью ада. Я сразу поняла, что передо
мной не кто иной, как Дьявол. Но страха я не чувствовала. Возможно, всё
дело было в экстремальных условиях, в которые я попала, а может, зло во
мне признавало Повелителя Ада, как своего хозяина. Сейчас я понимаю, что
он ждал моего страха, ждал, пока я покажу ему свою слабость. И я очень
жалею, что не сдалась сразу. Потом уже было поздно. Тогда я не понимала,
что перед сильным слабый должен склонять голову. Просто чтобы выжить.
Или умереть быстро. Расплачься я тогда, забейся в угол от страха, и не было
бы ничего. Он бы просто выкинул меня за ненужностью к другим грешникам
или отдал Аиду. Уж лучше быть навеки молчаливой душой у Аида, чем
умирающей в агонии условно живой игрушкой Люцифера. Но, как все знают,
история не терпит сослагательного наклонения, поэтому нет смысла думать
сейчас о том, что могло бы быть. Этого уже никогда не будет.
Он шёл ко мне медленно, как хищник к жертве, наслаждаясь моей
беспомощностью. Он хотел загнать меня в угол, заставить трястись от ужаса
перед ним и молить о пощаде. Но я никогда не отличалась трусостью или
слабостью. И неважно кто был передо мной: просто бандит на улице или сам
Дьявол. Я никогда не сдавалась без боя, никогда не пасовала и не отступала
назад. И я не собиралась становиться жертвой. Что бы он со мной не сделал,
я не признаю его власть. Никогда. Он подходил всё ближе, заставляя меня
отползать назад, пока я не упёрлась в стенку. Дальше двигаться было некуда.
А значит, пришло моё время умирать. Так я думала в тот момент. Если бы я
только знала тогда, что смерть — это совсем не конец, а даже начало,
избавление, то я отдала бы всё за то, чтобы умереть. Но у него уже были на
меня другие планы.
— Ну, же, малышка, иди сюда, не бойся, — ласково сказал он и протянул мне
руку, как какой-то собаке.
Я просто смотрела на него диким взглядом, пытаясь собрать остатки силы,
что когда-то была у меня. Но эти жалкие всполохи энергии, которые
вспыхивали и тухли во мне, не могли никак абсолютно помочь мне. Я
осталась одна, совершенно одна. Без своей силы я была никем и ничем.
— Не хочешь по-хорошему? Будет по-плохому! — Схватил меня за волосы,
поднимая над землёй. — Думаешь такая сильная? Стойкая? Не такая как все,
да? Знаешь, сколько вас таких было у меня? Десятки тысяч. И все молчали,
показывая, какие они сильные. А потом они плевались кровью на мой ковёр
и молили о пощаде, целуя мои сапоги. Они подыхали, как крысы в грязных
подвалах, прикованные к огненным плитам или насаженные на колья. Ну,
что, я всё ещё не напугал тебя? —прошипел мужчина, высовывая
раздвоенный язык и проводя им по моему лицу.
Фу, гадость! Я поморщилась, за что была награждена ударом по лицу.
— Не смей морщиться и показывать своё отвращение! Иначе я выколю тебе
глаза прямо сейчас. И ты не сможешь видеть, что я буду с тобой делать.
Только чувствовать, — возбужденно прошептал он и ещё раз лизнул меня.
На этот раз я не стала морщиться, а просто вытерла лицо рукавом накидки.
Он кинул меня на пол и, ухмыльнувшись, сказал:
— Ты определённо нравишься мне.
Подошёл ближе и наступил на ту самую руку.
— Придётся оставить тебя без руки, — голос, полный страданий, как будто
его действительно заставляли это делать.
Он сломал мне руку. Это было чертовски больно. Адская боль пронзила
правую руку, пульсируя током в месте перелома. Треск ломающихся костей
заполнил комнату. Звук был настолько громким и противным, что, не
выдержав, я закричала. Перед глазами плясали яркие пятна, не давая видеть
четко, в ушах раздавался снова и снова этот ужасный звук. Я осталась без
руки. Эта мысль меня огорчила, но не более. Зачем мне в аду руки? Зачем
мне вообще хоть что-то в аду?
— Больно, милая? — участливо спросил Дьявол и наступил на сломанную
руку.
Я сдержала рвущийся наружу крик, кусая губу в кровь и дрожа всем телом.
Мне дико хотелось кричать, нет — орать, визжать от боли. Но я не
собиралась этого делать. Я не доставлю ему такого удовольствия никогда.
Никогда! Пусть так и знает.
— Ты даже не заплачешь? — удивился мужчина, разглядывая моё лицо. — Ты
определённо то, что мне нужно. Мила не идёт ни в какое сравнение с тобой.
А теперь давай пошалим? — Игриво потянулся к завязкам моей накидки.
Я согнулась ещё больше, перекрывая ему доступ к телу. Я же была абсолютно
голой. Но разве могло это его остановить? Он просто пнул меня ногой в
живот, и я отлетела к противоположной стене, упав на спину. Руку я уже не
чувствовала. Она просто болталась, удерживаемая мышцами, полностью
раздробленная. Глаза закрывались, болевой шок уносил меня в пучину тьмы.
В голове проносились яркие всполохи, как будто крича о том, что организм
уже на грани. Но просить о пощаде я не собиралась.
Он подошёл ко мне, скидывая одежду на ходу, и взялся за полы моей
накидки. Я пыталась поднять здоровую руку, чтобы сделать хоть что-то,
остановить его хоть как-то, но рука не слушалась. А он просто смеялся, в его
глазах сверкало удовлетворение от своей победы. Он уже ликовал,
праздновал свой триумф, победу надо мной. Но он не знал Ольгу Ланскую.
Если мне суждено умереть сегодня — я умру, но и он меня запомнит надолго.
С трудом пошевелив ногой, я подняла её и ударила его в пах. Пусть он и
Дьявол, а всё тот же мужик.
— Сука! — взревел он, и на меня посыпались удары, один за другим.
Он бил меня долго, пока моё лицо не стало абсолютно синим. Теперь я не
чувствовала и лица тоже. Глаза не открывались, губы были разбиты в кровь
до неузнаваемости. Нос тоже, так что я с трудом дышала. По-моему, даже
пары зубов не стало. Ну да, и что? Какая разница, какой я стану, когда
отправлюсь в вечно заключение, в котлы и печки ада? Сплюнув на пол, я
попыталась открыть глаза. Совсем чуть-чуть, но получилось. Даже в эти
щёлки я видела его, стоящего надо мной и прожигающего меня безумным
взглядом. Он наклонился, просунул руку мне под накидку и провел когтями
по животу, вонзая их в мягкую кожу, словно нож в масло. Боль была
невыносимой, поэтому я закричала и забилась на полу. Он надавил сильнее,
и когти вошли глубже, удлиняясь внутри. Я была уверена, что они прошли
сквозь меня и вышли из спины. Но раз я не умерла сразу, значит, не такие эти
раны были и глубокие. Он достал руку и облизал пальцы, смакуя кровь, точно
дорогое вино. Его взгляд светился похотью и жаждой убивать, а губы были в