разведка - ИВАН БОРОДУЛИН
— Довольно! В плену твой командир!
Расселись на траве. Майор долго молчал, думал, а потом неожиданно произнес:
— Молодцы, разведчики! Действуйте!
К первому поиску мы готовились старательно и строго. Проверяли все, начиная с оружия и кончая пуговицами (их просто дергали — прочно ли пришиты). Маскировочные камуфляжные халаты дополнительно обшили травой, листьями и ветками. Прежде чем подвесить к поясам алюминиевые фляги, обернули их марлей — любое звяканье могло выдать.
Вечером сдали в штабе личные документы, ордена, медали и получили строгий наказ — в драку не ввязываться и при малейшей опасности отходить.
Это была первая ответственная операция, которой я командовал, и, разумеется, мне очень хотелось оправдать доверие, показать, на что гожусь. Взвод шел еще по своим тылам, а я, пропуская ребят, то и дело интересовался, все ли в порядке, нет ли жалоб. Все были спокойны и бодры.
До пограничников добрались без всяких приключений. Молодой лейтенант, командир заставы, прочитав доставленный нами пакет, рассказал о местности, по которой предстояло идти взводу, показал на карте, где чаще всего патрулировали вражеские группы, и даже проводил нас метров четыреста.
Болота, через которые мы пробирались, были на совесть топкими. Очень скоро все до единого разведчики были мокры по самый пояс. Кое-где пришлось карабкаться на скалы, подставляя друг другу спины. За пять часов мы одолели километров двенадцать. Чтобы попасть в намеченный район, надо было пройти еще столько же. Рассчитав время, на склоне одной из сопок мы устроили привал, чтобы немного отдохнуть и поспать перед работой. Разводить костер я запретил. Курили только под плащ-палаткой — дым ■ от махорки пахнет на сотню метров. Легли, не снимая мокрых сапог, так как по неписаному кодексу разведки спать полагалось в полной боевой готовности, несмотря на самую усиленную охрану.
Четыре часа отдыха и еще четыре часа пути, пока на одной из сопок не обнаружили следы недавнего привала: консервные банки, окурки немецких сигарет, обрывки бумаг. Решили, что тут, вероятно, и ходят вражеские патрули. Заметная тропа огибала болотце и шла дальше, в тыл. Действовали мгновенно — ведь каждую минуту могли появиться враги. Группа прикрытия расположилась у места привала. Группа захвата выдвинулась вперед метров на восемьсот и устроила две засады по обе стороны тропы: Николай Расохин замаскировался с Дорофеевым, Ромахин и Гришкин легли со мной. Затаив дыхание, стали ждать.
Ждали долго. Двое суток. Но ни один гад так и не вышел на тропу.
Что оставалось делать? Держать далее засаду бессмысленно— немцы могли вообще не появиться в этом районе. Уходить домой, не выполнив задания? Кроме репутации взвод потерял бы и веру в свои возможности, А это — хуже всего.
Принимаю решение: идти небольшими силами на глубокие тыловые коммуникации немцев. Взводу сидеть эдесь и ждать ровно трое суток, если не вернемся — следовать в расположение своих войск.
Рассуждал я таким образом: большая группа оставляет много следов и легко может быть обнаружена, тогда как два-три человека пройдут незаметно даже под носом у врага.
Пошли втроем — Николай Расохин, Иван Ромахин и я. Командовать взводом остался Дмитрий Дорофеев.
Двигались мы налегке и довольно быстро, держа путь по компасу на северо-запад, пока не наткнулись на магистраль, ведущую к фронту. По ней то и дела проходили машины, накрытые брезентом, конные по-*' возки.
Устроившись метрах в пятистах от дороги, мы долго наблюдали за движением и пришли к выводу, что немцы здесь чувствуют себя вольготно и что взять «языка» будет нетрудно. Вот только как вести его к своим?
Рисковать — так уж рисковать! Решаем брать не просто первого попавшегося немца-тыловика, а такого, чтобы он мог дать при допросе необходимые сведения о дислокации частей, о ресурсах.
Но где взять знающего немца, как его отличить? Брать офицера? Они едут в кабинах машин, крытых брезентом. А что если в кузове солдаты?
Решили, что возьмем «языка» с одинокой подводы.
План был такой: мы с Николаем, убедившись предварительно, что в обе стороны дороги нет людей и машин, выходим прямо на повозку, берем ездового, а лошадь пускаем по дороге. Рано или поздно подвода остановится, и исчезнувшего фрица будут разыскивать там, где обнаружат лошадь. Мы же тем временем уйдем далеко*
PAGE41
Выдвинувшись к самой дороге, залегли. Ждали много часов, не имея возможности закурить и перекусить Солнце успело зайти за высокую сопку и выглянуть снова, а мы так и не увидели ни одной телеги. Проходили грузовики, промчались две легковые автомашины с офицерами.
Мы уже начали терять надежду, как вдруг со стороны фронта показался автомобиль типа пикап. На таких машинах немцы обычно возили почту.
В кузове никого не было. Пустынной оставалась и дорога.
Киваю ребятам: «Брать!»
Когда мы все трое выпрыгнули перед машиной, шофер резко, и скорее всего инстинктивно, затормозил. Мгновенно, с одной стороны я, с другой — Николай, рванули дверцы, и оба немца вывалились (не вышли, а именно вывалились) из машины, не понимая, что случилось. Еще секунда, и у обоих во рту сидели кляпы. Для этой цели мы использовали пакеты первой, помощи. Они были очень удобны при захвате «языков», так как свободно входили в разинутый рот, а извлечь их оттуда без посторонней помощи человек не мог.
Тащить двух пленных не входило в наши расчеты и было опасно. Я приказал ребятам вести почтаря и подождал, пока они отойдут метров на сто. Затем ударом ножа покончил с шофером, забросил его труп в кузов пикапа и сел за руль. Проехав километра два, свернул на боковое ответвление и поставил машину так, как если бы она ехала с фронта.
Через час я догнал ребят. Мы пошли старым путем в район, где оставался взвод.
Сначала перепуганный немец бежал резво, но затем, видимо, поняв, что русским будет нелегко выбраться к своим, а он нужен как «язык», поплелся словно кляча. Ваня Ромахин быстро разгадал эту тактику и стал подгонять фрица легкими уколами кинжала в мягкое место.
Тот пошел быстро, но все время оглядывался и, как только к нему приближался Ромахин, машинально закрывал зад ладонями.
Часов через восемь нас встретил наряд, высланный Дорофеевым, а еще через час мы обнимались со взводом.
Ребята так обрадовались, что готовы были обнимать и немца, а Петя Гришкин, прозванный за свой тонкий голос Дудочкой, просто плясал от счастья и приговаривал, обращаясь к пленному:
— Ух ты, дорогой наш фрицик. Какой ты хорошенький, что попался.
Всю обратную дорогу Петр больше всех боялся, как бы чего не случилось с немцем.
Но тот вел себя тихо, смирно и заметно повеселел. Понял, что будет жив. На одном из привалов он даже попытался разжалобить нас, сказал, что его в Кельне ждет невеста, но теперь, мол, не дождется.
Я ему ответил, что у большинства парней, которые рядом, тоже есть невесты и неизвестно, дождутся ли они женихов. А для него теперь война кончилась, и он, если не будет дураком, вернется к невесте.
Мы удачно прошли через линию фронта и попали в расположение третьего батальона нашего полка. Я связался со штабом по телефону и доложил, что задание выполнено.
— Поздравляем с успехом, — ответили мне. — Следуйте в первый батальон.
После тяжелого пути и всех передряг ноги едва держали, но мы все же зашагали в штаб.
PAGE43
Вечером следующего дня все мы, отдохнувшие, побритые, приодетые в той степени, в какой можно приодеться на фронте, были приглашены к командиру полка на традиционный ужин, который всегда устраивался для тех, кто успешно выполнил задание. Но если у моряков центральным блюдом такого ужина был жареный поросенок, то у нас зажаривали самую большую треску, какая только находилась на продскладе. Готовили треску отменно и ели с большим аппетитом. Попробовать кусочек ее мечтали многие штабисты, и приглашение разведчиков на ужин почиталось за честь.
Немец-почтарь оказался знающим обстановку на всем участке и дал очень ценные сведения. Потом он длительное время жил с нами, выполняя во взводе нерачительные дела по хозяйству: бегал на полковую цухню за едой, заготовлял дрова, кипятил чай и вообще старался услужить. Мы уже стали забывать, что он враг, звали, этого Петера или Пауля — не помню—Павлом и никак не предполагали, что впоследствии будет жестоко наказана наша беспечность.