Александр Слемзин - Метаморфоза: рассказы, новеллы
Представляешь, на работе напряг, сплошные гладиаторские бои. Приходишь домой, а там следующий этап. Никаких передышек, бейся. В общем, война везде. Я прикладывал огромные усилия, чтобы всем жилось мирно. Но ничего не получилось. Все, как белены объелись, наглеют, качают права, требуют.
С любимой мы уже не любимые. Не заметил, как жизнь стала состоять только из её проблем, а мои исчезли, испарились. Из мотылька она превратилась в прокатный станок. Я стал ходячей виной, приносящей деньги на её нужды. Объяснял, просил, терпел. Всё бесполезно. Не выдержал, собрал вещи, ушёл. Сбежал с поля боя любви. А бизнес так не бросишь. Романтика любви и бизнеса разбились, как только кончилось моё терпение. Вот такой жертвой собственного бизнеса и любви я был.
Если бы кто сказал, что так будет со мной? Никогда в жизни я бы не поверил! Я же крепкий, боевой парень, уважающий себя. Меня «на слабо» не возьмёшь. Только вот прыжки с парашютом мелочь по сравнению с человеческими отношениями.
В таком состоянии два с половиной года назад я и вылетел в Москву, решать очередные вопросы своей компании. Поселился без претензий в Измайлово, всё равно ничего не радует, хоть Метрополь, хоть Измайлово: всё едино. Куда-то ездил, что-то решал, а внутри было чувство, что дальше так жить нельзя и что-то должно произойти. И произошло. Но очень уж неожиданно.
Кто-то из удесятерившихся в числе знакомых позвонил и попросил съездить в больницу к монаху Даниилу, чтоб тот помолился за кого-то. Отказать сложно, так как звонивший был как нужным человеком. Я сказал, что постараюсь. В общем, решил вежливо избавиться от просьбы. Звонивший сказал, что сбросит мне телефон этого Даниила, смс-кою. Кто звонил, теперь уже не могу вспомнить.
А потом позвонили из компании и опять началось. После двух часов разговоров не хотелось ничего. Даже жить не хотелось. Совсем. Страшные мысли лезли в голову. И тут я вспомнил про этого монаха Даниила. Нашёл сообщение, позвонил. Он сказал, что служит в Храме при больнице святителя Алексия на Ленинском проспекте. Объяснил, как туда пройти. Как меня туда ноги донесли, не знаю. Шёл с надеждою, всё-таки лекари душ человеческих. Наслышан был, хотя лично не общался со священниками никогда.
Даниил оказался моим ровесником, высоким красивым монахом с пронзительно-синими глазами. Вечерняя служба закончилась, и он провёл меня в какое-то небольшое храмовое помещение. Я передал невесть от кого просьбу к нему. И тут меня прорвало. Я рассказал ему все, что тебе сейчас, на одном дыхании. Время куда-то исчезло. Мы сидели с ним без света, давно уже было темно. Я видел только его профиль, мерцающий от отблесков уличной рекламы. Высказав всё, я ждал, как пустыня после долгих лет засухи ждёт дождя, каких-то слов утешения, которые дадут мне покой. Как в фильмах видел. Но монах молчал. Долго молчал.
А потом сказал, что проводит меня. И напоследок, у дверей, добавил, что всё решится в ближайшие дни. Еще произнес: «До встречи…и Ангела-Хранителя тебе». Тут у меня вообще все гайки с резьбы слетели. До какой ещё встречи? Тоже мне, душевный лекарь нашёлся.
Зашёл я с досады в первый попавшийся ресторанчик, заказал стакан водки, и залпом её выпил. Не берет меня. Сижу. Повторил. Сколько пил – не помню. И как отрубился – тоже не помню.
Очнулся я медленно. Осматриваюсь. И не могу ничего понять. Ты же знаешь, что такое русское похмелье. Стены поют. Оглядываюсь. Странная, словно кожаная, комната. Даже пол мягкий. Ни дверей, ни окон. На мне одежда тоже мягкая и пушистая. А похмелье ужасное.
Тяжело встал, подошёл к стене, поднялась заслонка. Там вода в пластмассовом стаканчике. Взял, выпил. Поставил обратно. Закрылась. Протянул руку – опять открылась и воды полный стакан. Мистика какая-то. Или шпионский фильм дешёвый. Видел по телевизору такие звуконепроницаемые камеры мягкие. В них звук по кругу ходит, и от этого звука сходят с ума. Называется: «музыкальная шкатулка». Но одно дело фильм, а другое – жизнь. Не буду рассказывать о похмелье, сколько болел – не знаю. Нет ни дня, ни ночи. Осмотрелся в своем новом обиталище. Всё так продумано, что даже если захочешь руки на себя наложить, не получится при всей изобретательности.
Когда прошло похмелье, начал мучить вопрос, куда угодил я. Но никаких контактов с внешним миром не представилось. Я орал, песни пел, чего только не делал. Кормили также из-за заслонки. И унитаз там очень продуманный. Я и самоубийство имитировать пытался. Думал, прибегут. Как бы одеждой казенной удавиться пытаюсь. Навидались, видимо, они всяких. Всё продумано.
Примерно дня три суета в душе была. Но время исчезло. А потом разом пришло смирение и апатия. Начал прокручивать, как кинопленку, свою жизнь. Делать-то нечего, только думать. Теперь я понимаю, почему подвижники уходят от людей. Не побоюсь громких слов, разговор с Богом происходит напрямую. Не сразу. У меня тоже открылся канал с Высшим. Такое понимание пришло. Всего. Себя, людей, ошибок. И согласие. Я не знал: где я, что со мной будет, сколько времени я здесь. Но смирение, именно, смирение, что всё в руках высших, то есть Божьих. Такие сильные чувства я переживал. Такую гармонию. Ты не представляешь, какое чувство душевного полёта можно пережить в «одиночке». В этой «музыкальной шкатулке».
Я увидел всё искривление своего восприятия жизни. Всё, что мы создаем, – это всё плод нашего восприятия, и мысли нашей. Поверь мне, можно понять, что такое Счастье, находясь в одиночке. А можно быть несчастным во дворце. Такое вот ощущение полноты жизни ко мне пришло, что с ума сойти можно. Наверное, и сходят в таких местах. Если к Богу мысль не устремишь. Такие истины познать можно, ни в каких мудрых книгах не прочтешь. В нас самих всё сокрыто. Там много всего. А мы ищем ответы вовне. Всё внутри и свыше. Остальное – мишура наносная.
Не знаю, сколько я провел времени в общении с самим собой и Богом, но было какое-то понимание, что Та жизнь закончилась. А что впереди – неизвестно. Ах, да, там душ над унитазом так хитро вмонтирован. Продуманно. Но это к слову. Так вот, впереди полная неизвестность в абсолюте. Вначале были какие-то надеждинки, что откроется дверь и всё станет ясно. Понимаешь лишь, что попал куда-то по серьёзному. Но не открылась дверь. И надежда растаяла, как снег. Только к Господу устремиться можно.
Закончилось всё так же неожиданно, как и началось. Я уснул, а проснулся от холода на лавке в парке недалеко от Октябрьской. Напротив меня сидел Даниил. Ох, много у меня к нему вопросов было. Не буду рассказывать, это очень сокровенное. И его, и моё. Он знал, что со мной произойдет. Есть дар у него предвидеть события. Осечка у спецслужб со мною вышла. С кем-то перепутали. Девятнадцать дней я там был. Но эти службы объяснять ничего не привыкли. Я им очень благодарен за эту ошибку. Меня бы не было уже, если бы не они, это факт.
Потом я неделю еще жил в больнице у Даниила при Храме, он меня там окрестил. И многое помог понять уже в практической жизненной плоскости. Теперь он – мой духовный отец.
Когда вернулся домой, то как-то играючи просто навел порядок в фирме. Бизнес – это всего лишь бизнес, а не смысл жизни. Смысл в другом: осознать, что ты Человек и идешь к Тому, кто тебя сотворил. И пить эту жизнь по глоточку, смакуя и радуясь каждому дню. А если дан свыше талант делать дело, то для чего-то, а не просто так, чтоб хорошо и сытно жить. Не понимаем мы в суете таких простых вещей.
Мне сейчас многого не нужно. Минимум комфорта я себе позволяю. Бизнес даёт возможность. Отыскиваю сирот талантливых, устраиваю их жизнь. Много ещё чего человеческого с Даниилом делаем. Но об этом, если хочешь, отдельный разговор.
Ты, если хочешь, напиши мою историю. Может, кому поможет зажечь Свет внутри себя, а не искать его вовне и в умных книгах. Потому что не найдут. В нас самих всего сполна. И ад, и рай у нас в самих себе.
А поезд шёл, постукивая колесами...
Тётя Шура
В Праге стояла поздняя осень. Сквер возле дома погрузился в легкую дымку. Несмотря на всеобщую европейскую благоустроенность, кое-где топились печи и камины, натягивая на старый город легкий дымок, который, перемешиваясь с запахом пива, и создает этот неповторимый пражский аромат.
Ко всему этому очарованию я уже привык. Былая российская обостренность чувств несколько притупилась. Отсутствие резких жизненных поворотов притупляет шестое «кожное» чувство, свойственное общности людей, которая зовется российским народом.
Жизнь, пройдя через трудности и препятствия, как говорится, состоялась. И ежедневная прогулка у Вышеграда возле дома стала уже привычкой. Да, именно здесь когда-то и началась Прага. Несмотря на устроенную и неспешную жизнь, чувство любования и созерцания окружающего мира я не утратил.
Прогулка подошла к концу, постояв еще на травке в сквере напротив дома, вкушая эту дымку и осень, всеобщие размеренность и покой, исходящие от всего: от людей, птиц, домов, я направился к подъезду. Он единственный в доме. Здесь все дома такие. Стоят, примыкая друг к другу, образуя очень длинный разноцветный дом с башенками на крайних домах.
