Александр Баунов - Миф тесен
Титульная половина
Нынешнее население Малайзии 30 млн человек, из них 50% — малайцы и 25% — китайцы. В 60-е годы, когда готовился неожиданный для Сингапура развод, китайцев в единой еще Малайзии было 36%. Разница между четвертью и более чем третью и сама по себе впечатляющая, но, главное, доля титульной малайской нации при таком раскладе опускалась до критического «меньше половины» (в Малайзии кроме китайцев и малайцев живут еще индийцы и племена).
Такое соотношение сохранялось бы и сегодня, если бы Сингапур остался в составе единой страны. Сегодняшнее население Сингапура 5,5 млн человек, в 60-е оно было около 2 млн, но и тогда и сейчас 75% — китайцы. Если бы Сингапур сейчас был частью Малайзии, доля китайцев в ее нынешнем населении оказалась бы не 25%, а 33%, а доля малайцев не 50%, как сегодня, а 44 — опять меньше половины. Одно дело 50% на 25% — двукратный разрыв в пользу титульной нации, и совсем другое — 44% на 33%: и смотрится не так убедительно, и на выборах выходят совсем другие результаты.
Русский немец и еврей в Азии
Кроме количественного отставания есть еще и другое. Китайское меньшинство в Малайзии, как и во всей Юго-Восточной Азии, — горожане, тем или иным образом занятые в промышленности и торговле: владельцы заводов, купцы, банкиры, техническая интеллигенция, но и простые фабричные рабочие, пролетарии, которые десятками тысяч приезжали на заводы к китайским соотечественникам-фабрикантам. Британцы активно нанимали китайцев в колониальные администрации — среди них было больше юношей, образованных на английском языке (китайские купцы часто старались учить детей по-английски). Да и вообще китайский был в той части мира языком межнациональным и торговым.
Сами малайцы начали массово селиться в городах только в начале ХХ века. До того как появился Сингапур, ни в одной стране Юго-Восточной Азии китайцы не были большинством населения, но они были большинством в городах других стран. На рубеже XIX—XX веков иностранцы с удивлением сообщали из Бангкока, Манилы, Пномпеня, что чаще слышат там китайскую речь, чем речь коренного народа.
Диктатор Таиланда Пибун, союзник Японии во время Второй мировой войны, требуя ограничить права китайцев в Таиланде, в духе времени сравнивал их с евреями в Европе. Но китайцы там похожи не только на европейских евреев, но и на немцев с русскими. В отличие от европейских евреев, у китайцев было собственное государство, да еще и весьма устрашающих размеров — самое обширное и многолюдное на всю округу. С тем же и большим правом Пибун мог сравнить китайцев Юго-Восточной Азии не с евреями, а с немцами Северной и Восточной Европы, которые со Средних веков и кое-где до последнего времени были главными горожанами, пока местное население предавалось сельским радостям на родной земле. По-немецки говорили Берген в Норвегии, Рига на востоке Балтики, Брашов в румынских Карпатах. Как по-русски Ташкент, Алма-Ата, Киев и Баку.
И вот перед нами просторы Юго-Восточной Азии: реки, поля, леса, острова, полуострова, многие языцы, а притча в них одна: как китайцы всё захватили. Вывесок и рекламы больше на китайском, чем на местном, в столицах и городах больше слышно китайского, чем коренного. В образовании и культуре, чтении и письме — куда ни сунься, первым вылезет китайский. А если он и конкурирует с чем-то в области культуры, то тоже с пришлыми индийским и арабским.
Чувства, которые испытывали и во многом продолжают испытывать народы Юго-Восточной Азии в отношении китайцев, похожи на те, что испытывали чехи и латыши в отношении немцев до войны и украинцы и другие народы бывшего СССР по отношению к русским по сию пору. Вроде бы есть собственное государство, вроде ты хозяин, но все равно то и дело упираешься в стену более употребительного языка, более влиятельной культуры, более многочисленного народа, более крупной экономики, и все это представлено внутри собственных границ многолюдной общиной, которая сохраняет сыновние чувства по отношению к угрожающе огромной исторической родине.
Вторая мировая случайно помогла Восточной Европе избавиться от немцев, но Китай, как и Россия, были в ней на правильной стороне истории.
У китайцев с малайцами существовали и политические различия, отчасти похожие на те, что разделяют жителей Волыни и Донбасса. Городские жители китайцы гораздо в большей степени, чем малайцы, прониклись левыми, социалистическими идеями. Будущий кумир авторитарного экономического либерализма, диктатор Сингапура Ли Куан Ю, начинал как политик-левак. Консервативные и более религиозные малайцы левых идей боялись. Страху нагоняло и то, что на исторической родине китайцев Мао вовсю строил свою коммунистическую империю: а вдруг и эти здесь захотят?
Малайцы считали себя исторически обездоленным: китайцы отодвинули их от денег, образования, бизнеса. Малайцы хотели, чтобы их язык стал главным в стране для всех. Для этого политики-малайцы придумали политическую программу «Бумипутра» («Сыновья земли», самоназвание коренных малайских народов) — позитивную дискриминацию в пользу малайцев и остальных некитайцев: квоты на государственной службе, квоты при приватизации, преимущества при найме на работу, торговые монополии «только для малайцев», защита национального языка. А партии китайцев вели кампании под лозунгом «Малайзийская Малайзия» — то есть не малайская, а всех малайзийцев. С прилагательным «украинский» такого не проделать, а вот с прилагательными «латвийский» или «казахстанский» сколько угодно: одни за латышскую Латвию, другие — за латвийскую.
Пожалуйте на выход
Время от времени в Малайзии случались столкновения, погромы китайских магазинов и контор и захваты административных зданий. В худшие дни люди хватались за оружие. Самые непоседливые китайцы ушли в леса, «чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать», но начать решили с Малайзии.
А результаты выборов при соотношении 44% к 33% раз за разом получались совсем не такими, какими хотели их видеть политики-малайцы. Возникла даже угроза, что собранный китайскими политиками альянс победит не только в Сингапуре, но и на общенациональном уровне.
Кроме того, малайские политики, бизнесмены, интеллигенция совсем не без причин боялись, что центр силы и богатства их страны, ее экономическая и культурная метрополия окажется не в столичном Куала-Лумпуре, а в этнически чужом Сингапуре: там будут открываться представительства банков и офисы мировых компаний, туда будут приезжать певцы и выставки.
9 августа 1965 года премьер Малайзии Абдул Рахман на коротких тайных переговорах сообщил сингапурским политикам о своем решении, собрал парламент (без депутатов от Сингапура) и исключил Сингапур из состава Малайзии. Сингапурцы проснулись в другой стране — собственной и независимой — не в результате борьбы за свободу, как это обычно бывает в таких случаях, а по воле политиков в столице, которые предпочли территориальной целостности национальное единство.
Земля и люди
Вроде бы неопытный руководитель молодого государства Тунку Абдул Рахман поступил так, как мало кто решался на его месте. Другие стали бы говорить о нерушимости границ, о сепаратистах, о том, что Сингапур этот на фиг не нужен, но нельзя же бросить сингапурских малайцев на произвол судьбы, что независимый Сингапур может стать плацдармом для коммунистической угрозы во всем регионе, что раз вы китайцы — у вас есть Китай, туда и уезжайте, а тут вам Малайзия.
Абдул Рахман сумел посмотреть на существующее положение вещей прямо. Здесь, может, и Малайзия, но конкретно в этой части Малайзии несколько миллионов абсолютно местных китайцев, которых не выгнать и не перебить. И жить надо либо с ними, постоянно уступая и ссорясь, либо без них, зато как хочется.
Первый малайский премьер думал и о себе: урезав страну, он убрал из нее главный источник политического соперничества для себя. С тех пор там политический строй, похожий на современный российский (правда, для Азии такой строй — общее место). Но он убрал и вражду, погромы, партизанщину, уличные беспорядки и создал необходимый для экономического прорыва покой. Он и случился — в обеих странах. Похоже рассуждал и действовал Ельцин в 1991 году.
Абдул Рахман трезво взглянул на то, от чего прятались за словами Пилсудский, Саакашвили и Турчинов: что территории — будь то Сингапур, Абхазия, Осетия, Крым или Донецкая область — это не квадратные километры земли, леса, поля и реки с кружочками городов на карте, а пространства, заселенные людьми. Что земля и люди, как правило, — нераздельны, а не так, что земля наша, а люди нет.
Совершенно не обязательно во всех случаях действовать так, как Абдул Рахман. К тому же ему не пришло в голову исключать из состава страны штат Пенанг и его столицу Джорджтаун, где китайцев тоже большинство.
