Слепые души - Алана Инош
Маленькая мягкая рука берёт меня за пальцы, и я повинуюсь ей, отхожу от тропы на прежнее место.
И вот, я спрашиваю:
– Что же дальше? Я сделала то, что мне было предначертано сделать, моя миссия завершена. Разве Асахель не заслужила отдых? Может быть, мне всё-таки можно в Город, с ними? С папой, мамой и с НИМ?
Мальчик улыбается.
– Да, ты выполнила свою задачу, но это не исключает продолжения жизни. Твой путь ещё не пройден.
– Но какой смысл? Без моего любимого человека мне нет смысла оставаться.
Мальчик качает головой.
– Смысл есть всегда. Смысл – в самой жизни. Кроме того, кое-кто ещё нуждается в тебе.
– Кто? – невесело усмехаюсь я. – Кому я могу быть ещё нужна?
Вместо ответа мальчик улыбается и оборачивается назад. Там, в траве, ни на кого не глядя и улыбаясь каким-то своим мыслям, маленькая девочка рвёт полевые цветы, собирая букет. Я смотрю на неё и узнаю! Это Аля, её улыбка, её нежность – неизменная, вся до капли сохранённая и предназначенная мне. Мальчик говорит:
– Красивый она собрала букет для своей мамы.
Я плачу, я смеюсь, снова плачу – во мне ураган чувств, а мальчик спрашивает:
– Ну что, теперь есть смысл оставаться?
У меня нет слов, кроме одного огромного, размером со всю Вселенную «да».
– Тогда тебе пора возвращаться, – говорит мальчик.
– Я ещё хотела спросить, – бормочу я, вглядываясь в солнечную долину. – А моего ангела-хранителя там нет? Я хотела кое-что ему сказать…
Абсурдный вопрос: нуждаются ли ангелы в ангелах-хранителях? Ведь я – Асахель, пусть и бывшая. Впрочем, наверное, ангелы, ставшие людьми – да, нуждаются. Так же, как хирург, который вряд ли сможет сам себе сделать операцию, а потому в случае болезни нуждается в другом хирурге.
Пожатие руки мальчика становится крепче и нежнее, в его ясных глазах – неземное сияние, мягкое и неяркое, как лучи вечернего солнца.
– За ним не надо далеко ходить, – говорит он. – Он перед тобой. И он знает всё, что ты хочешь сказать.
У меня вырывается тихое «ах», и я оседаю на траву, закрыв лицо руками. Ванна с водой, нож, записка, таблетки. Мягкие руки кудрявого мальчика обнимают меня, моя голова – на его груди.
– Я очень испугался за тебя тогда, Анастасия.
– Я знаю, ты послал ко мне Алю, чтобы помешать мне умереть, – шепчу я сквозь слёзы. – Спасибо тебе…
– Это желание в тебе было вызвано тем, кого ты сегодня победила. Он наслал на тебя уныние.
– Этого не повторится!
– Да, теперь ты знаешь, как побеждать в себе тьму. Светом.
Меня держит в объятиях уже не мальчик, а огромное, сияющее существо, прекрасное, излучающее потоки удивительного, радужного света, по сравнению с ним я не больше трёхлетнего ребёнка. Мы стремительно поднимаемся ввысь, к солнцу, и я смеюсь от переполняющего меня щекотного чувства восторга. Этот полёт – солнечный экстаз, небесное упоение, симфония света и счастья, буря радости, и мне хочется, чтобы это наслаждение длилось бесконечно. Я люблю это сияющее существо и чувствую его ответную любовь ко мне, тёплую, пульсирующую во мне, и это единение в потоке света – самое прекрасное, что мне когда-либо доводилось испытывать. Уже ничего, кроме яркого света, я не вижу, он ослепляет меня, а потом я вдруг оказываюсь в операционной.
Глава 25. Вопросы и ответы
– Сколько уже нет пульса?
– Семь с половиной минут!
– Продолжаем. Триста шестьдесят! Убрать руки! Разряд!
Бабах! – разряд в триста шестьдесят вольт сотрясает тело, пронзает сердце, и оно начинает биться. На оранжевой линии появляется одна загогулина, вторая, третья. Пи. Пи. Пи.
– Есть пульс!
– Фу, слава Богу…
Нет, это не сериал «Скорая помощь», это я лежу на операционном столе, и команда врачей возвращает меня в этот мир. Все они очень хорошие люди и профессионалы своего дела, и их вклад в моё оживление огромен, но все их усилия были бы бесплодны, если бы так не было суждено. Я возвращаюсь, потому что так надо, а если так надо – значит, так будет.
Вы спросите: а как же поединок? Разве его не было?
Он был, и он длился семь с половиной минут – ровно столько, сколько не билось моё сердце. Чтобы победить Якушева, освободить Алю, родителей и остальных страдальцев, мне пришлось побывать за гранью – там, откуда если и возвращаются, то лишь когда так надо.
Семь с половиной минут – маловато, скажете вы. Может быть, но семь с половиной минут прошло в этом мире, а там, где происходила схватка, время течёт по-другому. Там я была сильной, как Геракл, и почти неуязвимой, а вернувшись назад, снова чувствую боль и слабость. Как мне было хорошо там и как я страдаю здесь! Но я понимаю: так надо, а значит, надо терпеть.
И всё-таки врачи удивлены тем, как быстро восстанавливаются мои жизненные функции, а дырка в животе и огромная кровопотеря для моего организма как будто совершенный пустяк. Уже на третьи сутки меня переводят в обычную палату и пускают ко мне посетителей. Меня жаждут видеть: Диана, Костя, Галя, Надежда Анатольевна, Маргарита (подруга Альбины, если помните), мой брат Георгий, моя двоюродная тётка Анна и её сын Игорь, кузина Катя с мужем Андреем, приезжает даже дедушка из-под Тюмени.
Ещё со мной жаждет поговорить следователь по делу, в котором я и Костя являемся потерпевшими. От него я узнаю, что по горячим следам удалось задержать только двоих нападавших, но с ними уже работают, и следователь уверен, что они «расколются» и выдадут остальных. Для меня это не так уж важно, гораздо больше меня занимает вопрос: что такое мне хотел сказать Костя, перед тем как на нас напали? Он, как оказалось, отделался легко – несколькими ушибами и парой синяков на лице: ранив меня, нападавшие сами испугались последствий и поспешили скрыться. Когда он приходит ко мне с букетом цветов, я долго смотрю на его разукрашенную физиономию, чем вгоняю его в смущение.
– Ну, чего ты так смотришь? Шрамы украшают мужчину.
– Шрамы – может быть, но не фингалы, – говорю я. И задаю интересующий меня вопрос: – Слушай, ты хотел о чём-то поговорить… Может, скажешь? А то я теряюсь в догадках.
Он молчит, мнётся. Потом говорит:
– Да ладно… Тебе сейчас нельзя много разговаривать, ты ещё слабенькая.
«Не такая уж и слабенькая, если сумела загнать Якушева обратно в пекло», – хочу я сказать, но раздумываю. Иногда, знаете ли, даже приятно быть слабенькой. Но мне всё равно хочется узнать, о чём собирался поговорить Костя, и я настаиваю:
– Послушай, ну, скажи… А то это не будет давать мне покоя.
Впрочем, о том, что он хотел сказать, наверно, нет и надобности рассказывать: не так уж трудно догадаться. Что я ему отвечу, догадаться чуть-чуть сложнее. Приминая ладонью ёжик на его макушке, я говорю:
– Я не знаю, Костенька… Пока ничего не могу тебе сказать. Когда я была там, за гранью, я кое-что узнала… Но пока не решаюсь делать выводы. Мне нужно время, а сколько – не знаю. Пока я думаю, ты успеешь встретить десять девушек, а может, и жениться. Вариантов куча. А вариант со мной слишком неопределённый.
– Сколько тебе нужно времени? Десять лет? – спрашивает он.
– Ну, может, и не десять… Чуть меньше.
– Если меньше десяти, то это ещё ничего. Подождём.
Наверно, он пошутил, думаю я. А если серьёзно, то это противостояние с Якушевым отняло у меня массу сил, я вымоталась и потеряла двух близких людей – точнее, трёх, считая Нику. Впрочем, у меня остался близкий человек в лице Дианы, а Ника должна освободиться, но захочет ли она меня видеть? Ещё есть маленькая девочка с букетом полевых цветов, но ведь не может же она родиться от непорочного зачатия – у неё должен быть и отец. Однако думать сейчас над всеми этими вопросами у меня нет сил, и я вздыхаю, закрыв глаза:
– Я что-то немножко устала, Костя.
Он поднимается.
– Ну, тогда…
– Нет, не уходи, посиди со мной ещё минут пять просто так, молча, – прошу я. – Ничего не говори, просто побудь со мной.
Как хорошо лежать, прильнув щекой к его руке! Просто чувствовать человеческое тепло, не думая ни о каких значениях и последствиях. Все вопросы я решу потом, обо всём подумаю и во всём разберусь, а сейчас я хочу просто отдохнуть.
Глава 26. С днём рождения
Сегодня, в день рождения Альбины, мы с Дианой едем на кладбище. Да, теперь я называю её просто Дианой, потому что мы заключили соглашение: она бросает курить, если я в обращении к ней буду опускать отчество. Я своё слово держу, и она как будто пока что тоже.
Как будто по заказу, сегодня с самого утра стоит хорошая погода. Вчера подморозило и выпал первый снег, скрыв под собой надоевшую осеннюю грязь, а сегодня солнечно, хотя и холодно, да и снег не тает. В пронзительно свежем воздухе звенит хрустальная грусть, озябшие бутоны роз жмутся к моей щеке, а чистое спокойное небо смотрит с холодной улыбкой на людскую суету. «Куда вы так спешите, люди? – как будто спрашивает оно. – Вам всё равно не успеть всего, всегда остаются недоделанные дела, забытые обещания, несказанные слова, нереализованные идеи и не рождённые дети». Хочется быть как это небо – недосягаемой, невозмутимой, далёкой от земной жизни, но человек не может быть небом: он всегда будет на земле.
