kostik - Любитель историй
просил, а приказывал. Так как это бывало всегда. Мистер
Лиджебай имел над сыном неограниченную власть.
Достаточно было одного слова, чтобы отпрыск
безоговорочно исполнял любые его требования. А когда в
голове родителя рождалось новое правило, отцу было
необходимо только один раз произнести вслух запрет или
ограничение, что бы тот навсегда врезался в юношескую
память.
Оказавшись в кабинете, Рик остановился на своем
привычном месте. В комнате отца было все как прежде, с
одной только разницей – перед столом стояло глубокое,
обитое темно-красным бархатом кресло и небольшая
скошенная парта.
- Садись, - настойчиво повторил отец.
Переборов волнение Рик погрузился в кресло,
почувствовав ладонями шероховатую поверхность резных
подлокотников.
- Достань мою книгу.
Юноша не стал перечить отцу.
Пристальный взгляд Лиджебая не спеша изучал отпрыска
с ног до головы. Призрак не торопился продолжать.
- Не смотри на меня, - резко отрезал отец.
Опустив глаза, Рик виновато уставился в испещренную
порезами и трещинами деревянную поверхность парты. Как
он только мог забыть правило двенадцать и шесть шестых?!
- Простите, больше такого не повториться, - коротко
ответил сын. Отец обожал, когда с ним общались как со
старшим по званию.
- Моя книга, она все еще с тобой?
Рик кивнул, не поднимая взгляда.
- Открой ее на первой странице. Возьми перо, макни в
чернильницу.
В правом верхнем углу парты возникло углубление, в
котором стояла широкая стеклянная чернильница, рядом
лежало гусиное перо.
Не став удивляться, сын повиновался.
Первая страница отцовской книги также преобразилась.
Она была пустой. Ни единой строчки, ни следа ровных
строчек.
- Что я должен писать?
- Не торопись.
Наставительно подняв указательный палец, мистер
Лиджебай застыл. Долгое время ничего не происходило, и
Рик позволил себе нарушить правило.
Он уже умел это делать.
Подняв голову, юноша уткнулся в практически зеркальный
взгляд отца: совершено черные зрачки занимали все
пространство глаз. Он смотрел сквозь сына, сквозь стены,
сквозь любую преграду на свете.
Только сейчас Рик впервые задумался о происходящем.
Ведомый странной силой он вернулся в родной дом,
который тянул его, призывая хранить книгу в кожаном
переплете как зеницу ока, и в тоже время, внутренний голос
не унимаясь, отговаривал его сходить со спасительной
тропы. Ощущая незримую поддержку, юноша совершенно
не испугался, увидев за столом призрак отца.
Рик возвращался в родной дом этой ночью, когда
последний кошмар заставил его пробудиться в мокром поту
и, не найдя себе места, покинуть святую обитель. Тогда дом
встретил его настороженно, пристально следя за каждым
его движением. Плохо помня свой визит, Рик сомневался,
что умудрился встретиться с Оливером и вновь побывать в
отцовском кабинете.
Второй визит за один день, выдался более удачным. Дом
встретил своего юного хозяина приятным теплом
протопленных стен и запахом ароматных пряностей.
Ожидая вердикта отца, Рик почувствовал, что время
остановилось и повернулось вспять. Словно не было этого
кошмарного года, болезненных похорон, белой ткани на
мебели и завешенных зеркал. Отец был жив и находился в
абсолютном здравии. Его любимый темно-синий камзол с
широкими рукавами и массивными серебристыми
пуговицами, ажурная рубашка с бантом, выглядели вполне
реально. Лицо чуть бледное с множеством глубоких и не
очень морщин, изящные очки – мистер Лиджебай предстал
перед сыном таким, каким тот запомнил его при жизни.
- Ты должен писать все, что я произнесу, слово в слово.
Понял меня? – наконец изрек призрак.
- Да, сэр, - согласился Рик.
- Тогда начали, - Лиджебай деловито скрестил руки на
груди. На его лице возникла довольная улыбка.
Прикоснувшись к перу и опустив его на чистую
поверхность листа, юноша бросил случайный взгляд в
сторону отца. Слега прекрыв глаза, тот не спеша собирался
с мыслями. Наконец он положил руки на стол, отчего
раздался резкий хлопок. На тыльных сторонах ладоней
красовались огромные кроваво-красные язвы, едва
затянутые темной коркой. Облегченно выдохнув и раскинув
руки в стороны, словно освободившись от непосильного
груза, Джейсон-старший начал не спеша диктовать.
Слова вырывались натужно, иногда раскалываясь надвое
и лишаясь окончаний. Так было пока говоривший немного
не обвыкся и не снизил скорость. Тогда предложения стали
более четкими, осмысленными, а Рик умерив темп, стал
выводить каждое слово аккуратнее, добавляя от себя
вначале новой строки витиеватый узор.
Не вдумываясь в смысл слов мистера Лиджебая, которые
Рик переносил на бумагу абсолютно статично, он вскоре
почувствовал, что рука сама продолжает работу,
совершенно не подчиняясь его желаниям.
Инстинктивно закрыв глаза, юноша прислушался к
усыпляющему голосу отца. Тот говорил монотонно,
вдумчиво, словно описывал давно минувшие события.
Яркие образы, живыми картинками возникали в голове
юноши так явственно, словно он становился свидетелем
новой, неизвестной ему жизни, которая только зарождалась,
шаг за шагом, как крохотный лепесток раскрывается под
лучами солнца, в борьбе за существование.
Стены, дома, лабиринты улиц – город вырастал с каждой
новой фразой, будто песочный замок, по крупицам,
становясь все более реальным. Это был не Прентвиль, а его
точный близнец. Город побратим, в котором каждый
житель имел собственного двойника. Собственное
отражение в зеркале, способное говорить, мыслить и
совершать поступки. Неважно – добрые или злые.
Упиваясь новыми способностями видеть не открыаая глаз,
Рик переворачивал страницу, макал перо в чернильницу и
продолжал работу. Рассказчик не прерывался, а писарь не
нуждался в отдыхе. Их обоих устраивала работа, которой
они могли отдаться без остатка.
И теперь, еще не понимая как – но Рик знал точно – он
сможет побороть мистера Сквидли. Ему по силам изгнать из
города эту Химеру ужаса и страха. Он всесилен. И в его
новом городе больше не будет слова смерть. Все будет так
как он захочет...
А пока он лишь переносил чужие мысли на бумагу и был
счастлив.
* * *
Стужа пыталась пробраться в самые потаенные уголки
улиц. Завывая, будто бродячий пес и подгоняя закутанных
в шарфы горожан, она проникла даже в старые котельные,
пряталась в подворотнях и будоражила хлипкие ставни.
Плотные, тяжелые тучи не в силах избавиться от груза
влаги, нависали над городом, предрекая очередной ливень.
У горизонта то и дело вспыхивали яркие зарницы, рождая в
сердцах моряков лишь отчаянье и предостерегая их от
дальних путешествий.
Скованные инеем лужи хрустели под тяжелыми сапогами
случайного прохожего. Луч надежды заглядывал в кривые
проулки, в проемы мостов, за углы высоких каменных
ступеней, узкие переулки, прогалы между стен и невысоких
черепичных домов. Придерживая одной рукой треуголку, в
другой - мужчина держал закопченный масляный фонарь.
Приблизившись к очередному мрачному участку, он
несколько раз поднял источник света над головой и опустил
вниз, а затем произнес два коротких вопроса: «Меня кто-
нибудь слышит? Помощь нужна?» Вместе с фразами изо
рта вылетел клуб пара.
С каждым часом в Прентвиле становилось все холоднее.
Не услышав ответа, он стал двигаться дальше, продолжая
играть в известную лишь ему игру. Как маленький мальчик,
разыскивающий спрятавшихся, он упрямо не прекращал
поиски. На пару секунд разрушая загустевшую темноту
городских подворотен, замирал, оглядывался и шел дальше.
Мужчина спешил. Его взволнованный взгляд не находил
себе места. Но безрезультатно.
До полуночи оставалось совсем немного времени.
Спустившись вниз по полуразрушенным ступеням, он
оказался под небольшим мостом, соединяющим две
крохотные улочки; на одной стороне которой мастерили
повозки, а на другой - разделывали рыбу.
Остановившись на бугорке, у самой кромки извилистого
ручейка, источающего невероятно противный,
