Михаил Валин - Дети Гамельна. Ярчуки
Вспомнили и задумались. Потому как ни один из чинов церкви, ответственных за тот злополучный обоз, не знал высокого, светловолосого гвардейца, с удивительно тонкими и бледными пальцами.
Глава 2. Об опасностях рек, берегов и прочих жизненных ценностей
Мрачен был лес. Исподлобья посматривал на бродяг, что встали на пороге. Дремучий бор, что помнил чуть ли не первых Пястов, был кругом прав – очень уж про гостей паршивая слава шла. То курей скрадут, то девок спортят, то дом спалят, хозяев позабыв выпустить. Хуже татарина не гость незваный, а ландскнехт. Ландскнехт - это наёмник и есть, если на немчинский манер именовать. У кустарника, что окаймлял опушку, собралось почти две дюжины наёмников-злодеев.
Как и положено заматеревшей банде, каждой европейской крови тут место нашлось: и немцы с чехами да поляками, и пара фламандцев. Даже иудей с эллином обретались. И русские люди имелись: Дмитро, да Андрий-русин. Бывалый Андрий давненько за звонкие таляры служил, годов двадцать, если не больше. И как жив до сих пор – и сам не знал. Вот Дмитро, тот недавно к отряду прибился.
Ландскнехты заметны не только цветастой одёжей и разномастным говором. Оружие тоже у каждого своё: кто со старинным мечом-кошкодёром, кто с саблей-венгеркой, кто с надежным краковским кордом. Аркебузы с мушкетонами у многих поперёк седла лежат, зрачками стволов переглядываясь. Ну и пистоли, известное дело. У кого три, а у кого и четыре. У Дмитра пистолей всего два. Зато ладные да справные! Рейтарские, аж из самого Нюрнбергу. С такого жахнуть - любого жандарма французского с коника уронить можно, в какую броню ни одевай! Пистоли были куплены недавно, взамен старых, дрянной валашской работы, что больше шипели да пулями плевались, важные дела поганя.
Общего у наёмников, считай, ничего и не было. Даже кресты, что у каждого вояки на шее висели, и те разнились... У кого простой деревянный, у кого золотой, на такой цепи, что хоть волкодава сади... Дмитро, не сдержавшись, коснулся своих крестов, что висели на сыромятных гайтанах-шнурах. Один - золотой, памятный. Второй - железный. Но не сказать, какой дороже. Железный-то не простой! На самой Синай-горе архимандритом свячен. Только когда архимандрит обряд служил, ему глаза ладошкою закрывали, чтобы не видел он крестовьего оборота, где собачья морда с метлою в зубах выбиты. Не простой крест – вовкулачий. Такой крест кому попало на гайтан не вешают. Простым казакам, будь они хоть сто раз реестровыми, вовкулачьего креста носить никак не можно. Потому что простой казак добычу, которой банда промышляет, охотить заречется, каким бы вояром завзятым не был!
А добыча ох и нелегкая! То чугайстр-фенке осатанеет, то мавка-ундина с путниками заиграется... А то и стая вовкулачья объявится – вот как сейчас прямо. Не простая стая – валашская! Из своих коренных краев ту оборотничью свору выгнали – то тамошние Драконы[4] сработали – ох и справные хлопцы! Как с турком нянчиться перестали – за иную нечисть взялись. Да так хорошо взялись, что Ночные из Валахии во все стороны порскнули! И нет, чтобы осесть тихонько да сидеть, шерсть на палёных боках зализывать-отращивать. Не может та сучья порода без вреда и дня прожить! Где коровку зарезали, а где и дитя безвинное жизни лишили. Ну а в здешнем лесу укрылись последние вовкулаки одной из пришлых стай. Нужно за хвост поймать да кишки выпустить. Как обычно.
Про то капитан банды Отакар из Соколовки речь и вел, перед хлопцами на конике гарцуя. Командирскую речь на немецко-чешском говоре Дмитро разбирал с пятого на десятое, но что тут особо понимать-то? Задача ясна и понятна, о боевом манёвре заранее условлено.
- Плата двойная! Князёк местный расщедрился! – подытожил капитан.
Слова старшего встретили радостным рёвом. Двойная плата – то всегда хорошо! А уж за вовкулак дрянных – и вовсе распрекрасно! Ибо, как говаривал один мудрец, нам не нужны проповеди, нам нужны длинные колбасы!..
Лес, вздохнув напоследок, безропотно впустил наглых пришельцев…
***
…За спиною остались несколько часов поисков. Приходилось, будто псу охотничьему, морду в землю воткнув, рыскать, следы-следочки изыскивая.
Дмитро остановился, прислушался. Тихо, сквозь зубы матернулся, прошептал “Дево Богородице, охорони!”, выдернул из-за широкого пояса пистолеты и продолжил путь. Но уже гораздо медленнее – с двойной оглядкой и прислушкой. Шагов через десять казак резко повернулся направо и кинулся к густому терновому кусту. Продёрся сквозь колючки, уберегаясь от хлещущих веток...
- От и здрасьте вам!
И вскинул оба пистоля. Потому что добычи оказалось больше, чем думал. Не один вовкулак забился под вывернутые корни старого вяза, еще при царе Паньке на землю гепнувшегося, а двое. Один был поболее, другой – потощее.
Тот, что побольше, зашипел, будто гадюка. Но в драку не кинулся. Оценил, видать, и что чёрный провал ствола точнёхонько промеж глаз целит, и что второй пистоль наготове. Ну и что стоит казак хоть и рядом, а всё ж таки, в один прыжок не достать, не ухватить.
По телу вовкулачьему пробежала мелкая дрожь. Чёрная шерсть начала редеть и втягиваться. Лапы и морду закорёжило судорогами превращения...
Охотник, хоть и не совсем новичком был, однако ни разу ещё не видел, как вовкулака перекидывается. А вернее – как вовкулачка. Оттого и не выстрелил Дмитро, когда перед ним вдруг оказался не волк, а баба, мастью – вылитая цыганка. Только глаза желтые, волчьи. За спиной у нее завозился второй перевертень, тоже становясь человеком. Девочкой. Худющей, грязной и со злыми острыми глазенками.
- Отпусти... – прорычала-выговорила старшая вовкулачка. Встретилась взглядом с человеком и поняла – не отпустит, не сжалится. Тогда она, бросив короткий взгляд на соплячку, бухнулась на колени и затараторила, будто пытаясь великим числом сказанных слов заставить казака отступиться:
- Пощади! Христом - богом вашим прошу, отпусти! Дите ведь она, не губи!
- Нема детей у вас! Лишь щенки вонючи!
Девка-вовкулачка истошно взвыла, почуяв скорую смерть. Грохнули выстрелы, слившись в единый. Младшей нечисти пуля разнесла череп – будто кудлатый гарбуз[5] лопнул. Мамка же, схватившись за брюхо, заверещала, суча мосластыми грязными ногами:
- Меня убьешь – жизни рад не станешь! До скончания веков тебе зверем выть!
Дмитро присел рядом, но так, чтобы клыками не хватанула напоследок. То, что если вовкулака кого грызанет, покусанный сам перекидываться станет – пустой дурости поверье. Нету у них умения такого, через укус своими сородичами делать. Вот что цапнутый помрёт - это правда. На клыках-то мясо гниёт, зараза верная...
Не торопясь, тщательно перезарядил пистоль. И, прижав ствол к уху бессильно щерящейся и брызгающей слюной твари, спустил курок.
***
…Куры шлялись по двору, будто то было самое обычное подворье где-то на Слобожанщине, а не маеток вельможного пана, что порою титулует себя “князем”, раздуваясь при этом, будто земляная жаба. Гуляли куры, ковырялись в свеженарванной хлопами траве, точно хотели там найти жемчужное зерно.
Найти бы перлину, и не одну, а дюжину – и Оленке на шею повесить…
Дмитро замечтался, одним глазом поглядывая на копошащихся безмозглых птиц, вторым – на наёмников-соратников. После того, как банда Отакара заохотила пришлых вовкулак, наступил час законного и приятного расчёта.
Пан Бужаковский в чьих землях нечисть и завелась, оказался щедр – сверх обещанной платы выдал каждому по серебряному таляру с толстомордым польским королем, похожим на смешливого хряка.
Вот хлопцы этакую удачу и отмечали, прямо у пана Бужаковского во дворе, благо тот гикнул, крикнул, да и умёлся зайцев гонять. Зайцы нынче толстые, вкусные…
Отмечали успех старательно и вдумчиво, как всё в банде капитана Отакара из Соколовки и происходило. Посему на третий день воинского отдыха подворье более напоминало поле боя. Считай, половина валялась бездыханными трупами, и лишь по сопению и храпу можно было понять, что живы бойцы, не сразил их ни зловредный вовкулачий клык, ни вражья пуля…
Ещё четверо удальцов, изгоняя похмельное марево из голов, рубились в потешном бою, сойдясь в дальнем углу подворья. Дмитро, что сам маялся головною болью, даже позавидовал мастерству старого сержанта, что, казалось, с какой-то ленцой отмахивался стародавним двуручным мечом от троих ландскнехтов Ордена, вооруженных алебардами, позаимствованными у стражников Бужаковского. Те тоже отмечали славную, хоть и чужую победу, и большей частию безвременно пали в сражении с зеленым змием, коварно затаившимся на дне десятивёдерной бочки пива.
Стук в запертые ворота показался сущей канонадою. Конечно же, Дмитру пока не доводилось слыхать, как разом палит дюжина орудий, но представленье имел – опытные хлопцы, погулявшие в последнюю войну, рассказывали про то часто и в деталях. Приплёвшийся к воротам хлоп в драной рубахе со скрежетом отодвинул тяжелый засов. Потянул на себя тяжёлую, окованную железом створку.