Брюс Кэмерон - Путешествие хорошего пса
– И мне очень жаль, что из-за работы Генри вынужден жить за границей. Он сказал, что ищет
место здесь, чтобы проводить больше времени с Клэрити.
Услышав имя Клэрити, я посмотрел на маленькие ножки, единственную часть её тела, которая была мне видна из-под стола. Каждый раз, когда малышке приходилось запихивать
в себя противный ужин, они дёргались.
– Еще я знаю, что ты хочешь вернуться к карьере певицы, – продолжила Ханна.
– Ну да. Рождение ребенка не очень-то пришлось кстати. До сих пор не могу избавиться
от лишнего веса.
– Вот я и подумала… А не остаться ли Клэрити здесь?
Наступила долгая тишина. Когда Глория заговорила, её голос был очень тихим.
– Что вы имеете в виду?
– На следующей неделе приедет Рэчел, а когда начнется учебный год, к четырем будет
освобождаться Синди. Все вместе мы сможем уделять Клэрити массу внимания, а у тебя
появится возможность посвятить себя пению. И, как я уже говорила, приезжай и живи, когда
захочешь, места достаточно.
– Так вот что всё это значит.
– Прости, не поняла?
– А я удивляюсь, чего это вы, такая хорошая, приглашаете пожить, предлагаете оставаться
здесь, сколько хочу… Теперь ясно. Чтобы Клэрити жила с вами. А потом что?
– То есть?
– Потом Генри отсудит пособие на ребенка, и я останусь ни с чем.
– Да мне и в голову такое не приходило…
– Знаю, знаю, все в вашей семье считают, что я специально заманивала Генри, пыталась
женить его на себе. Только зачем мне кого-то заманивать, когда вокруг полно других
достойных мужчин!
– Нет, Глория, никто никогда так не говорил.
Пошатнувшись, Глория встала.
– Ясно. Все вы как бы такие милые…
Я чувствовал злость Глории и старался держаться подальше от ее ног. Вдруг кресло Клэрити
заходило ходуном, а её маленькие ножки уплыли вверх.
– Я собираюсь. Мы уезжаем.
– Глория!
Я услышал, как завыла Клэрити, когда Глория пошла вверх по лестнице. Клэрити почти
никогда не плакала. В последний раз это случилось, насколько я помню, когда она заползла
в сад и сорвала зеленый плод с растения, которое издавало такое едкое зловоние, что мои
глаза слезились еще больше, чем от запаха ног Глории. И хотя было очевидно, что такую
гадость есть категорически нельзя, Клэрити засунула эту штуку в рот и куснула. У неё был
очень удивленный вид, и она заплакала прямо как сейчас.
Когда Глория и Клэрити уехали, Ханна тоже заплакала. Я пытался утешить её, положив
голову ей на колени, и я уверен, что это помогло, хотя ей все равно было очень грустно.
Я не совсем понял, что произошло, кроме того, что Глория и Клэрити уехали, но что-то
подсказывало мне, что я их снова увижу. Люди всегда возвращаются на Ферму.
Я спал вместе с Ханной, в ее кровати; так у нас повелось вскоре после смерти Итана. Какое-
то время она даже обнимала меня по ночам и иногда плакала. Я знал, почему она плакала, она скучала по Итану. Мы все скучали по Итану.
На следующее утро, когда я выпрыгнул из кровати Ханны, что-то как бы сломалось у меня
в левом бедре, и я невольно заскулил от боли.
– Малыш, что? Что случилось? Что с твоей ногой?
Я почувствовал страх Ханны и начал лизать её ладошку, как бы извиняясь, что расстроил её.
Но я не мог встать на заднюю левую лапу – слишком сильно болело.
– Сейчас же едем к Ветеринару, Малыш. Все будет хорошо, – сказала Ханна.
Мы медленно и аккуратно подошли к машине. Я прыгал на трех лапах и старался выглядеть
так, будто болело не сильно, чтобы не расстраивать Ханну ещё больше. Я был собакой
переднего сиденья, но Ханна посадила меня назад, и хорошо – на трех ногах вползти туда
гораздо легче, чем запрыгивать на переднее сиденье.
Она завела машину, и мы отъехали, а у меня во рту вновь появился отвратительный привкус, жуткий, как всегда.
Глава третья
Мы зашли в прохладную комнату, где меня положили на железный стол, и я забарабанил
по нему хвостом, дрожа от удовольствия. Я любил эту женщину, которую звали Доктор Дэб, ее руки трогали меня так нежно. От её пальцев, в основном, пахло мылом, но на рукавах
халата я всегда чуял запахи котов и собак. Я позволил ей ощупать мою воспаленную ногу –
больно совсем не было. А когда Доктор Дэб захотела, чтобы я поднялся, я сделал это, и мы
с Ханной ушли в маленькую комнатку, где я терпеливо лежал рядом с ней в ожидании. Вошла
Доктор Дэб, села на табуретку и подвинулась к Ханне.
– У меня плохие новости, – сказала Доктор Дэб.
– О, – произнесла Ханна. Я ощутил, как ею тут же овладела печаль, и сочувственно взглянул
на неё. Впервые я видел её печальной рядом с Доктором Дэб.
– Мы могли бы ампутировать его лапу, но большим собакам обычно тяжело без нее жить.
И нет гарантии, что рак не распространился дальше; скорее всего, мы просто усложним собаке
жизнь на тот короткий срок, который ей остался. Если бы решение было за мной, то я
ограничилась бы болеутоляющими. Малышу уже одиннадцать, да?
– Его взяли из приюта, поэтому мы точно не знаем. Примерно, столько, – ответила Ханна. –
Одиннадцать – это значит, что он уже старый?
– Говорят, лабрадоры живут в среднем по двенадцать с половиной лет, хотя по моему
опыту гораздо дольше. Я не о том, что его жизнь близка к завершению, а о том, что у собак
старшего возраста опухоли растут медленнее. Это ещё один фактор, который нужно принять
во внимание, если мы рассматриваем вариант ампутации.
– Малыш всегда был очень активным псом. Я просто не могу представить его без лапы, –
ответила Ханна. Я завилял хвостом, услышав свое имя.
– Ты хороший пес, Малыш, – побормотала Доктор Дэб. Я закрыл глаза и привалился к ней,
пока она чесала мне за ушами. – Давайте дадим ему что-нибудь прямо сейчас. Лабрадоры
редко показывают свою боль. У них поразительно высокий болевой порог.
Дома мне дали специальное угощение из мяса и сыра, потом я почувствовал сонливость
и пошел на свое любимое местечко в гостиной, где сразу же провалился в глубокий сон.
Тем летом я поджимал заднюю лапу и опирался на остальные три, так мне было легче.
Я обожал заходить в пруд: ощущение прохладной воды было просто замечательным, и мне
не приходилось держать вес своего тела на лапах. Приехала Рэчел и её дети, к нам в гости
частенько заходили дети Синди, и все их внимание доставалось мне, словно я вновь стал
щенком. Особенно мне нравилось лежать на земле, пока две маленькие дочки Синди вплетали
ленточки в мою шерсть; прикосновение их ручек успокаивало. Потом я эти ленточки съедал.
Ханна давала мне много вкусных угощений, и я часто спал. Я понимал, что старею, потому
что мои мышцы иногда деревенели, а зрение немного затуманилось, но я был счастлив.
Я обожал запах опавших скрученных листьев и сухое благоухание цветов Ханны, которые
к осени стали очень ломкими.
– Малыш опять гоняет кроликов, – однажды сквозь сон донеслись слова Ханны. Услышав
свое имя, я проснулся, не сразу поняв, где нахожусь. Я видел очень яркий сон про Клэрити, как она упала с пристани, а Итан стоял там по колено в воде.
– Хороший пес, – сказал он мне, и я почувствовал его радость от того, что я присматривал
за Клэрити. Когда в следующий раз она приедет на Ферму, я снова буду за ней присматривать.
Итан хотел бы этого.
Запах Итана постепенно покидал Ферму, однако в некоторых местах я по-прежнему
чувствовал его присутствие. Иногда я заходил в его спальню, и мне казалось, что он еще здесь, спит или сидит в кресле-качалке и смотрит на меня. А иногда я вспоминал Клэрити, как она
называла меня «Маыш». И хотя я понимал, что Глория, как мать, вероятно, хорошо заботится
о своем ребенке, я всегда чувствовал тревогу, думая о ней. Надеюсь, малышка скоро вернется
на Ферму, и я удостоверюсь, что с ней все в порядке.
Наступили холода, я все реже и реже выходил из дома. Для своих личных дел я выбирал
ближайшее дерево и старался управиться побыстрее: приходилось присаживаться,
так как нормально поднимать ногу я уже не мог. Даже если шел дождь, Ханна всегда выходила
и стояла рядом со мной.
Снег этой зимой я встретил с восторгом. Он держал вес моего тела совсем как вода, только
был холоднее, и это мне нравилось даже больше. Я заходил в снег, закрывал глаза, и мне было
так хорошо и комфортно, что я вполне мог заснуть.
Ужасный привкус во рту преследовал меня постоянно, хотя иногда он становился сильнее,
а иногда я просто про него забывал. Нога болела; случались дни, когда я вскакивал ото сна, пронзенный вспышкой резкой боли.
