Unknown - Перерыв на жизнь (СЛР, 18+) :: Дамский Клуб LADY
ремешок из крокодиловой кожи плотно обхватывает запястье. И Артём смеется, как обычно, забавляясь Радкиной манере
орать ему что-то через всю квартиру. Дурной тон. Но он так потрясающе идет Дружининой. Ей вообще все идет, и она это
знает. Его правильная девочка иногда с удовольствием нарушает все правила.
Пара коматозных дней после признания, и вот она снова в форме, — загадочная, уравновешенная, уже не испытывающая
той неловкости и глупого стыда. Привыкла она, что он все про нее знает. Если не все, то многое. Ей некуда деваться, у них на
многодневные мучения и бесконечные страдания нет времени. У них только пять месяцев. Уже меньше.
Рада идет в гардеробную. В закрытой секции находит то, что ей нужно. У Геры галстук-бабочек целая куча и все
«самовязы». Ну и ладно, с обыкновенными галстуками она легко справляется, значит и с таким сумеет.
— Хочешь на меня бабочку нацепить? — спрашивает Гера, приходя следом.
— Себе, — с усмешкой отвечает она, уверенно отгибает ворот белоснежной блузки и накидывает плотную ленту на шею.
— Помочь? — интересуется Артём, отмечая, как не очень смело действуют ее тонкие пальцы.
Рада чуть нахмуривается, изучая свое отражение в зеркале. Глаза становятся сосредоточенные.
— Да, — улыбается в ответ и поворачивается лицом.
Гергердт кладет ладони ей на плечи и, еще не спеша помогать с завязыванием бабочки, притягивает ее к себе ближе. Она
вынужденно делает шаг навстречу, стараясь сохранить невозмутимость. Но невозмутимость рядом с Герой трудно
сохранить, невозможно практически. Он смотрит в глаза, поправляет ее волосы, убирает их назад, за плечи. Ненавязчиво и
легко касается шеи. Руки у него привычно горячие, и от его невесомых прикосновения по спине ползут мурашки. Он аккуратно
и умело завязывает бабочку. Регулирует концы, чтобы левая сторона была чуть длиннее. Делает нахлест, формирует
перекрестие. В образовавшуюся петлю протягивает сложенный гармошкой правый конец. Остается только растянуть
бабочку за края, расправить ее. Но Артём не делает этого, медлит почему-то. Снова распускает узел, тут же ловко
расстегивая верхнюю пуговицу блузки.
— Так, прекрати, — выдыхает Рада и отступает. Гера стремительно надвигается на нее, и под его давлением она, сделав
несколько шагов, прижимается к стене. — Гера, отстань, я два часа собиралась! — звонко возмущается, а он уже нахально
сжимает ее в своих крепких руках. Она упирается ладонями ему в плечи, представляя, во что после секса превратятся ее
эффектная «голливудская волна» и тщательно наложенный макияж. У Геры все на лице написано. И сомнений нет, что он не
просто пообниматься решил. Нет у них на это времени. — Оставь меня в покое, — смеется она, все еще надеясь спастись.
— Ты помнешь мне костюм… я накрашена… у меня прическа. Гера, ну что тебе приспичило именно сейчас, нам уже
выходить надо.
— Я аккуратно.
— Ага, аккуратно… ты за пятнадцать минут меня в чучело превратишь.
— Вот если будешь сопротивляться, то точно хана твоему костюмчику, — усмехается он и сжимает ее плечи.
Она еще спрашивает, чего ему приспичило. Как увидел ее в этом брючном костюме, так голова кругом пошла. И плевать, что
времени мало и выходить пора.
Видел же, как она его покупала, примеряла, но не присматривался. Не предполагал, что именно в нем она соберется пойти на
сегодняшнее мероприятие. Но это же Дружинина. Она умеет носить костюм так, как любой другой бабе и не снилось.
Определенно, если когда-нибудь Рада наденет платье, его точно удар хватит. А, казалось бы, шмотка обыкновенная. Костюм
и костюм, ничего особенного. Да, из дорогой ткани с благородным блеском. Но он белый! Нужно иметь большую смелость,
чтобы надеть на себя все белое. Рада имеет не только смелость, но и внешность — какую ничем не испортишь. Она
красивая. Невозможно красивая.
Сегодня словно первый раз ее увидел. Точь-в-точь как той ночью окатило горячей волной какого-то доселе неизвестного
чувства. Оно поднялось откуда-то снизу, хлынуло волной по усталому телу и сгустилось в груди. Да, в тот день, вернее, ночь,
он был смертельно уставший. Несся домой с единственным желанием завалиться в кровать. Но узнал Дружинину, и
усталость как рукой сняло, словно сквозь кожу выдавило. Про все забыл, когда ее увидел. И до сих пор, кажется, в себя не
пришел. Тогда он впивался взглядом в ее лицо, изучал каждую черточку, каждую родинку, голодными глазами пожирал ее
стройную фигуру и думал: все что угодно сделает, чтобы она была с ним. До сих пор не мог объяснить, что случилось с ним,
почему так шарахнуло от одного на нее взгляда. И до сих пор бьет как током. От ее запаха, от взгляда зеленых глаз. От
мягких случайных движений, которые даже, может быть, не в его сторону направлены. С первой их встречи мечтал, как будет
раздевать ее, трогать женственное тело. Все жгло внутри от этого желания и сейчас жжет.
Жжет. Чистым огнем, первозданным желанием. Пальцы покалывает как иголками, так хочется содрать с нее одежду и
обласкать всю. Всю ее обнаженную, беззащитную.
Артём расстегивает единственную пуговицу, которая стягивает полочки пиджака. Это не жакет, как принято говорить о
женском костюме, это действительно пиджак, хоть и скроенный по женскому силуэту, но линии его резковаты и вычурны, как у
мужского. Он аккуратно его снимает, и Рада вздыхает глубоко, словно избавляется не от одежды из мягкой ткани, а от
железных доспехов. Вздыхает свободно, оставаясь в тонкой блузке, белоснежной, с маленькими черными пуговицами. В ней
становится невозможно жарко, но Гера не спешит обнажать ее тело. Он прижимается к ней и трогает за лицо. Мягко касается
кончиками пальцев. Это прикосновение похоже на дуновение теплого ветерка. Рада приподнимает лицо, прижимается
затылком к стене, стараясь отклониться.
— Я не буду трогать. Лицо и волосы. Не буду, — хрипло обещает Гера, но его теплые пальцы у нее на лице. Еле заметно. —
Не буду целовать. А то ты такая нарядная, боюсь все испортить.
Боится, да. Но горит желанием сделать именно это. Сжать руками ее голову, вплести пальцы в шелковые волосы, целовать
губы. Бесконечно. До онемения, до боли. Целовать прикрытые веки, щеки, скулы... Трогает большим пальцем нижнюю губу,
чуть нажимает, марая подушечку, ее губы сегодня ярко накрашены, матово, никакого пошлого блеска. И вздыхает, убирая
руки...
Он так вздыхает, с таким разочарованным стоном, что Рада невольно растягивается в улыбке, и прикусывает нижнюю губу.
Черт, ей, чтобы макияж испортить, даже Гера не нужен, она сама помаду готова съесть.
— Отстань от меня, — шепчет она, — ты озабоченный.
— Скоро отстану…
***
«Я тебя хочу».
Нормально. Гергердт тайно усмехается, получая от Рады сообщение со столь занятным содержанием. Приятно, что хочет.
Еще как приятно. Но с чего бы? Валет там на террасе угостил ее какими-то «веселыми» сигаретами?
Артём поднимает глаза, мимолетом пробегая взглядом по лицам гостей, и невозмутимо отправляет:
«500 у.е.».
Рада с ответом не медлит:
«Даю 1000 и уе... отсюда».
После этого сообщения, Гера уже не находит сил сдержаться, и открытая усмешка трогает его твердые губы.
«Если прямо сейчас, то будет тебе скидка».
«Милый, у меня золотая карта, я тебя возьму без всяких скидок».
Снова усмехается. Разошлась девочка, а ведь выпила совсем не много.
Отвечает:
«Если прямо сейчас, я тебе сам приплачу».
И все же, что скрывать, эта игра Геру невероятно заводит. Дружинина, оказывается, та еще выдумщица. Готов хоть сейчас
вызвать водителя и уехать. Ужин все равно подходит к концу, многие уже распрощались с хозяевами и покинули
гостеприимный дом. Оставшиеся немногочисленные гости с удовольствием поедают торт, а ему после этой смс-переписки
кусок в горло точно не полезет.
Да и вообще, с тех пор как Раде вздумывается ходить на перекур с Валетом, у Гергердта аппетит основательно портится.
Ревнует он ее. Ко всем. Она как магнит. Никто не оставляет ее без внимания. Каждый норовит что-нибудь спросить, чем-
нибудь поинтересоваться. Как его это бесит! Так и хочется гаркнуть, чтобы не лезли к ней, не трогали, не приближались.
Кроме того, беспокоится он: вдруг кто-нибудь напомнит ей о прошлом. Не специально, но случайным жестом, словом. Она же
такая чувствительная — на все реагирует. Даже на запахи по-особенному. Но за весь вечер Артём не замечает в Раде
какого-то напряжения. Как будто и не волнуется она. Свободно себя ведет, естественно, кажется, не испытывая неловкости.
