Пелам Вудхаус - Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)
– Вам спасибо, сэр, – отвечала горничная, позволяя предположить, что ей еще кое-что перепало. Вот она, ирония судьбы. Одним – все, другим – ничего.
Перкис покашлял и сказал:
– Я, кажется, слишком рано…
– Да, сэр, – согласилась горничная.
– Может, я выведу пока собачку…
– Мисс Джобсон гуляет с ней, сэр.
– Вот как?
Они помолчали, потом горничная хихикнула.
– Что такое? – осведомился Перкис.
– Да тут еще один гость, – объяснила она. – Куда он делся? А, вот он!
Бинго, надышавшийся пуха, чихал под диваном.
– Литтл! – воскликнул Перкис, заглядывая туда.
Бинго вылез, понимая, что сопротивление бесполезно.
– А, Перкис! – бросил он и со всем возможным достоинством направился к двери.
– Эй! – крикнул Перкис. – Минуточку!
Бинго не остановился.
– Если что, я в баре, – сообщил он.
Однако пошел он не в бар. Выпить надо, что говорить, но сперва надо продышаться. Под диваном он пробыл недолго, но пыль собиралась там лет шесть, и сейчас он ощущал себя не столько человеком, сколько мусорной корзиной. В общем, он вышел на улицу и встал у дверей, жадно вдыхая воздух.
Физически ему стало лучше, духовно – нет. Если там Перкис, думал он, вскоре может произойти такая сцена:
...«Номер Б.М. Джобсон. День. Б.М. и Перкис беседуют. Входит Рози М. Бэнкс.
Рози М.Б.: Привет! Я – Рози М. Бэнкс.
Белла М. Дж.: О, здравствуйте! Вы знакомы?
Рози М.Б.: Еще бы! У мистера П. работает мой муж.
Белла М. Дж.: Вы замужем?
Рози М.Б.: О да! За Ричардом Литтлом.
Белла М. Дж.: Литтл?.. У меня есть такой знакомый. То есть, скорее… в общем, близкий знакомый. Правда, его зовут Бинго. Часом, не родственник?
Рози М.Б.: …»
Словом, он стоял и терзался. Когда он издал пятнадцатый стон, подъехала машина. Сквозь туман ему показалось, что за рулем сидит Рози.
– О, Бинго! – вскричала она. – Как хорошо, что ты здесь! Значит, вот где вы с ней обедаете? Нет, какое совпадение!
Понимая, что если рассказывать историю момент настал, Бинго все же не смог ничего произнести, и жена продолжала:
– Ужасно спешу, надо вернуться к Джулии! Она – в полном отчаянии. Зашла я за ней, а она рыдает. Собачка пропала. Сейчас скажу Белле Джобсон, что мы не придем – и вер нусь, утешать. А может, ты ей снизу позвонишь?
Бинго заморгал. Отель, вроде бы крепкий, как-то качался.
– Что? – переспросил он. – Ты не пойдешь к этой Белле?
– Нет-нет. Я должна вернуться, Джулия лежит с грелкой. Позвонишь? Тогда я бегу.
Бинго вдохнул побольше воздуха.
– Конечно, конечно, конечно, конечно, конечно, – сказал он. – Непременно. Позвоню. Объясню. Что может быть легче! Не беспокойся, душенька.
– Спасибо, кроличек. Пока.
Она уехала, он стоял, безмолвно шевеля губами. Только однажды чувствовал он так остро всю любовь провидения – в школе, когда преподобный Обри Апджон уже занес трость и вывихнул плечо.
Побежав в бар, он хлопнул рюмочку и принялся за вторую. В баре уже был Перкис. Сурово взглянув на него, он присел подальше, еще не готовый к беседам, но кто-то тронул его за рукав. Хозяин глядел на него, как спаниель, готовый подлизаться к человеку, у которого аллергия на собачью шерсть.
– Мистер Литтл… – проговорил он.
– Да, мистер Перкис?
– Мистер Литтл, вы можете меня спасти.
Не знаю, что ответили бы вы. Учтите, что Перкис его выгнал, мало того – употребил при этом шесть оскорбительных слов. Лично я сказал бы «О!» или «Да?». Может, это сказал бы и Бинго, но Перкис продолжал:
– Со мной случилось страшное несчастье. Только вы можете меня спасти. Сюда с минуты на минуту приедет моя жена. Перехватите ее, выдумайте что-нибудь. Она не должна подняться к мисс Джобсон.
Бинго поставил стакан.
– Расскажите мне все, – сказал он.
Перкис вынул платок и промокнул лоб. Другой рукой он гладил рукав Бинго.
– Сегодня, – начал он, – я узнал, что жену тоже пригласили. Я думал, мы будем tête-à-tête… Понимаете, я часто встречался с мисс Джобсон, в интересах дела. Я надеялся, что сегодня мы окончательно договоримся.
– Обычно, – сухо заметил Бинго, – это поручают редактору.
– Да-да, но… да, конечно. Понимаете, чтобы было вернее, я решил…
– Немного поднажать?
– Вот именно. Именно. Цель, знаете ли, оправдывает средства. «Малыш» – на распутье. Заполучим Беллу Мэй Джобсон – все, победа. Уплывет к другим издателям – вообще не сможем оправиться. Я приложил все силы…
– Вот как?
– Да-да. Буквально все.
Бинго поджал губы.
– Не буду судить вас, – сказал он, – но это попахивает… чем-то французским. Вы ее целовали?
Перкис дернулся.
– Что вы, что вы, что вы, что вы! – вскричал он. – Ни в коем случае. Я вел себя совершенно прилично, она – с девичьим достоинством. Мы ходили в Британский музей, в театр (на утреннее представление), в Национальную галерею. Видя, что она поддается…
Голос его пресекся. Обретя его вновь, он спросил напитков, подкрепился и закончил фразу:
– …я отдал ей собачку.
– Что?!
– Собачку. Понимаете, она у нас была, и та ей очень понравилась. Сегодня, с утра пораньше, я вынес ее в шляпной коробке и принес сюда. Через десять минут мисс Джобсон подписала контракт, а еще через час решила пригласить и жену. Она позвонила, я кинулся сюда, чтобы забрать животное – и не застал его, они гуляют. Войдите в мое положение, мистер Литтл! – Он задрожал. – Ах, что мы теряем время! Мы тут сидим, а она едет… Станьте у дверей! Мистер Литтл!
Бинго холодно посмотрел на него.
– Хорошо, я встану, но на каких условиях? – спросил он. – Почему я вообще должен вам помогать? Конечно, я мог бы удержать миссис Перкис, но зачем, зачем? В конце этой недели мы с вами расстанемся. Вот если бы я у вас работал…
– Вы работаете! Работаете!
– …и больше получал…
– Вдвое больше! Вдвое!
Бинго подумал.
– М-да, – заметил он. – И вы не будете вмешиваться в «Дядю Джо»?
– Ни в коей мере! Полная свобода.
– Что ж, тогда – успокойтесь. Миссис Перкис сюда не войдет.
– Вы гарантируете?
– Гарантирую. Зайдем к портье, составим новый контракт – и я к вашим услугам.© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.
Мой малыш
Трутни спорили о том, имел ли Бинго нравственное право притащить своего младенца в клуб и поить его молоком прямо в курилке. Трутень с темными кругами под моноклем и под невооруженным глазом полагал, что после тяжелой ночи такие зрелища опасны. Другой, помилосердней, возразил, что Литтлу-сыну все равно придется когда-то вступать в клуб и лучше его подготовить. Третий считал, что надо предупреждать заранее, ручаясь при этом за сохранность шляп, пальто и зонтиков.
– Очень уж у него подозрительный вид, – пояснил он. – Что называется, преступная внешность. Вылитый Эдвард Робинсон.
Четвертый Трутень, всегда все знавший, сумел пролить свет на эту тайну.
– Да, – сказал он, – Алджернон Обри – не подарок, но Бинго уверяет, что он совершенно безопасен. Визит в наш клуб – знак благодарности. Если бы не этот младенец, еще одна семейная драма буквально потрясла бы мир.
Когда брак Бинго Литтла с Рози М. Бэнкс был благословлен потомством и Алджернон Обри появился на лондонской сцене, отец его (сказал Трутень) откликнулся так, как откликнулись бы и вы. Знакомясь с младенцем, он произнес: «Ой» – и долго не мог прийти в себя.
Отеческая любовь продержалась лишь потому, что у Бинго было изображение его самого в том же возрасте, и выглядел он примерно как разбитое яйцо. Отсюда он вывел, что и такой ребенок может постепенно превратиться в изящного бульвардье с тонкими чертами лица.
Тем не менее, обнаружив, что в очередных бегах участвует лошадь по кличке Страшила, он с горя поставил на нее десять фунтов. Склонный к суеверию, он подумал, не для того ли послан в мир этот младенец.
Лошадь проиграла. Десятка, брошенная к ее копытам, была последней, а это означало, что надо месяц обходиться без коктейлей, сигарет и всех тех излишеств, которые тонкой натуре важнее, чем хлеб насущный.
Просить у жены не стоило. Уезжая на курорт, где мать принимала морские ванны, Рози недвусмысленно приказала на бегах не играть. Значит, деньги следовало добыть из другого источника. Как всегда в таких случаях, мысли злосчастного мужа обратились к Пуффи Проссеру. Тот был прижимист, но с недавних пор как-то подобрел. Заглянув в ту комнату, где Трутни писали письма, Бинго увидел, что домашний миллионер слагает стихи. Во всяком случае, он спросил, что рифмуется со словами «синие глаза», и поговорил о радостях семейной жизни.
Отсюда Бинго вывел, что его настигла любовь, а влюбленные добры. Он смело пошел к нему на Парк-Лейн и встретил его у самого дома.
– Привет! – сказал он. – Пип-пип! Ты не смог бы…
Опыт единственного Трутня, обладавшего деньгами, наделил Пуффи шестым чувством. Можно предположить, что он обрел дар провидения. Не дожидаясь конца фразы, он отскочил, словно антилопа, почуявшая тигра, а там – помахал рукою из такси.
