Dmitrii Kazakov - Черное знамя
- Ну не, - сотник рассмеялся. – Государства на самом деле не существует, это только идея. Набор представлений, находящихся в наших головах, в реальности-то его нет, ведь, понятное дело, его само по себе никто не видел.
Аргумент выглядел странно, но и возразить сразу как-то не получалось…
- Что, не согласны? – Бульбаш, должно быть, заметил удивление на лице собеседника. – Конечно, есть вождь, министры всякие, Земский Собор, партия, но все это не государство, а некие его отражения, не самые совершенные, со своими интересами, ну, не самыми возвышенными.
«Везет мне в последнее время на философов» - подумал Олег, вспоминая чиновника из отдела личного состава «Наследия».
- Поэтому пользу можно принести только народу, тому, к которому принадлежишь… - сотник на мгновение отвлекся, поскольку из дома, куда вошли «опричники», донеслись треск и грохот, женский взвизг и одинокий выстрел. – Ага, дело пошло, сейчас посмотрим, что там… Нашему народу, единственному, что славянский по языку и расе, но при этом евразийский, туранский по духу.
Бульбаш, несмотря на фамилию, причислял себя к великороссам.
И начав говорить откровенно, совсем не канонически, он вспомнил, похоже, об осторожности и закончил цитатой из «Наследия Чингисхана», спрятался за ней, как давешняя учительница – за приказ министерства мировоззрения.
Да уж, в той фикции, воплощенной идее, что построена на обломках Российской империи и Январской республики, можно найти достаточное количество таких вот «раковин» на все случаи жизни, чтобы укрыться от кого угодно, от начальника и полицейского, от друга или родственника, жены или сына…
Олег пожалел, что отказался от сигареты.
Шум в доме тем временем затих, и вскоре на крыльцо вышел жандарм в мундире десятника.
- Понятное дело, можно идти, - сказал сотник. – Держитесь за мной, хорошо?
В подъезде пахло сырым деревом, гнилью и подгоревшей кашей, из-под ног с шипением метнулась кошка. Охранявшие дверь квартиры на втором этаже «опричники» вытянулись при виде начальства, Бульбаш небрежно им кивнул.
В прихожей лицом к стене стояли женщина на четвертом десятке, облаченная в цветастый халат, и рядом с ней – мальчишка лет десяти.
- Кто такие? – спросил сотник. – И кто стрелял, кстати?
- Жена и сын, - отрапортовал десятник. – Курок спустил Пономарев, для испуга. Сопротивления оказано не было.
- Это хорошо, - проходя мимо мальчишки, Бульбаш похлопал его по плечу рукой в перчатке, отчего пацан гадливо дернулся. – Так, где там наш гражданин Павлов?
Хозяин квартиры сидел у круглого стола, руки его были скованы за спиной, рубаха разорвана, на лице запеклась кровь. А по комнатам деловито ходили жандармы, вытаскивали ящики из шкафов, вскрывали сундуки, простукивали стены, на полу росла гора разнообразных вещей.
- Ну что, сам во всем сознаешься или как? – спросил сотник.
Инженер молчал, лишь подрагивали крылья его длинного, породистого носа.
- Молчать вздумал, - Бульбаш покачал головой, и резко, почти без замаха ударил хозяина квартиры по лицу.
Хрустнуло, кровь брызнула на обои, Олег от неожиданности вздрогнул.
Человек, только что размышлявший о возвышенном, об идеях и абстракциях, пустил в ход кулаки, точно обычный громила! И это даже хорошо, напомнил, что он из Народной дружины, из мерзкой кодлы Хана, где могут попадаться умные и интересные люди… но невозможно встретить добрых и порядочных.
- Все равно ведь заговоришь, - сотник даже не повысил голоса, для него это был обычный рабочий момент. – Так, уведите этого молчуна, а вы, статский советник, посмотрите, что тут может быть особой уликой.
Олег никогда в жизни не думал, что будет участвовать в обыске, рыться в чужих вещах.
Дрожью в руках отдалось чувство гадливости, какое бывает, когда вляпаешься ботинком в собачье дерьмо, разве что чувство необычайно сильное, ведь на этот раз он вступил в дерьмо всей душой.
- Я посмотрю, - эти два слова выдавил через сжатые зубы.
Павлова увели, один из жандармов принялся снимать со стены фотографии, с хрустом выдирать их из рамок.
Олег присел на корточки около кучи вещей, задержал дыхание, словно оказался рядом с выгребной ямой, напряг память – что там было такого в делах, связанных с розенкрейцерами? Священные предметы, книги, что-то еще…
Первой ему попалась зеленая шелковая лента с черной каймой.
Для профана это вещь выглядит как обычный шарф, еще и не больно красивый. Посвященный же видит часть ритуального облачения, символ «астральной сознательности», хотя совершенно непонятно, что это за штука такая.
Из письменного стола в числе прочих украшений извлекли перстень, явно мужской, с крестом из розовых камней. На кухне, за навесным шкафчиком, обнаружили тайник, где хранились «книги» - переплетенные стопки листов писчей бумаги, плотно заполненных машинописью.
Одна была озаглавлена «Легенды», другая – «Ритуалы».
- О, ничего себе, а ведь инженер, не какой-то там свихнувшийся от пьянства поп, - проговорил Бульбаш, беря в руки «Ритуалы». – Так, что тут… а, Великая Мистерия Стихий. Благословение присутствующих… Великое Заклинание Владыки Телема… что за Телем такой? Великий Телем, Духо-Материя проявленной Вселенной! Твоя стихия объемлет необъятные бездны Мироздания и пребывает во мне, ибо Вселенная и я – едины!.. Ну и муть, кошмар.
Олег промолчал, распрямился, чувствуя себя таким усталым, словно не один час ворочал бревна или грузил мешки с цементом.
- А что за перстенек? – спросил сотник, поднимая украшение, поворачивая так и сяк, чтобы тусклый свет, падающий от окна, играл на кресте из драгоценных камней. – Красивая штучка.
- Символ высокой степени посвящения, - отозвался Олег.
Нечто подобное было в описи вещей, взятых при одном из московских розенкрейцеров более десяти лет назад, а потом кратко упоминалось в протоколе допроса… следователя безделушка интересовала мало, как и связанные с ней верования задержанного, он больше налегал на склад оружия где-то на Сретенке и на знакомства хозяина перстня среди офицеров гарнизона.
- Поройтесь тут как следует, может, отыщете что-нибудь еще, - распорядился Бульбаш. – Ну а нам пора ехать.
- Вы отвезете меня в гостиницу? – спросил Олег.
Сотник покачал головой:
- Нет. Приказ таков – вы должны присутствовать на всех следственных мероприятиях. Поэтому сейчас мы вернемся в управление, где надо будет разговорить нашего молчаливого друга. Понятное дело.
Когда проходили через прихожую, женщина и мальчишка все так же стояли у стены – она всхлипывала, сотрясаясь всем телом, он же молчал, лишь угрюмо, искоса посверкивал глазенками.
- Что с ними будет? – поинтересовался Олег уже на лестнице.
- Да ничего, - Бульбаш махнул рукой. – Кому они интересны? Пусть живут как хотят. Конечно, если выяснится, что дура-баба тоже причастна к разным делам, то ее тоже взять придется, но это пока неясно.
Дождь показался более холодным, чем полчаса назад, туман будто стал гуще.
Забравшись в машину, Олег закрыл глаза, да так и просидел, пока они не доехали до ГЖУ, мечтая не видеть ничего из настоящего, не вспоминать того, что было в прошлом, и не думать о будущем, вообще как-то выпасть из потока времени, погрузить в безвременье, в его спасительную черноту.
В вестибюле их встретил Кириченко, возбужденный, деловито потирающий руки.
- Ну что, взяли его? Взяли? – спросил он.
- Так точно, - отозвался сотник, вытягиваясь перед начальством. – Готов для допроса.
- Ну, пойдем, - и тысячник деловито затопал к лестнице.
У Олега мелькнула мысль - попросить Кириченко освободить его, отпустить, все равно он сейчас не нужен. Но нет, нельзя показать слабость перед «опричниками», даже если ему пойдут навстречу, что маловероятно, то доложат о ней наверх, и Голубов не упустит случая позлорадствовать.
Нет уж, такого удовольствия темник не получит.
Инженер Павлов сидел на стуле перед столом, отведенным для Кириченко, был он в наручниках, а по сторонам от него располагались два крепких жандарма – мрачные физиономии, расплющенные носы, маленькие глазки, если убрать форму, то выйдут чистейшие уголовники.
- Приступайте, сотник, - велел тысячник, усаживаясь на свое место. – Протоколист?
- Готов, ваше высокоблагородие, - отозвался из-за углового стола плюгавый десятник, занесший руки над клавиатурой пишущей машинки.
Да, допрос предстоит не самый обычный, речь пойдет о вещах очень-очень секретных, и именно поэтому в комнату не пригласили обычную девушку-машинистку из гражданских сотрудников ОКЖ.
- Вы - Павлов Александр Иванович, девятисотого года рождения? – спросил Бульбаш.
Инженер не ответил, продолжил смотреть куда-то в стену, будто вовсе ничего не услышал.
- Продолжаем играть в молчанку, - сотник принялся хрустеть пальцами, и Олег, скорчившийся на стуле за «своим» столом, невольно сжался – вот сейчас последует удар. – Бессмысленное занятие, рано или поздно ты все равно заговоришь, а кроме того, почему не сообщить нам то, что мы и так знаем? Или ты будешь утверждать, что мы взяли не того? Отвечай!
