Васильев В.В - Подвалы кантовской метафизики
Сходным образом можно показать, что все сосуществующие и сознаваемые нами явления находятся в состоянии взаимодействия (А 211-215 / В 256-262), и что в явлениях должно быть нечто субстанциальное (А 182-189 / В 224-232). А что касается доказательства необходимого отношения явлений к другим категориям, то оно не составляет особой проблемы и может быть даже проведено вне рамок полной трансцендентальной дедукции. Скажем, для обоснования необходимого отношения явлений к категориям количества и качества достаточно просто подвергнуть анализу формальные особенности восприятия предметов во времени (А 162-176 / В 202-218). Категории модальности вообще не имеют непосредственного отношения к предметам (А 219 / В 266), так что и специального доказательства их объективной значимости не требуется. Таким образом, за полной трансцендентальной дедукцией остается главным образом доказательство объективной значимости категорий отношения, и введение в ее структуру "достаточной" дедукции позволяет, на первый взгляд, приблизить решение этой задачи.
Однако более внимательное рассмотрение кантовской аргументации в дедукции второго издания "Критики" показывает, что ей присущи, по сути, те же недостатки, которые были обнаружены в дедукции "сверху" из первого издания.
Новый вариант дедукции опирается на отождествление трансцендентального и объективного единства апперцепции. Иначе говоря, Кант признает, что отнесение представлений к Я и отнесение их к объекту (т.е. осознание их связи в качестве объективной в рамках "второго" применения рассудка к предметам) осуществляется с помощью одних и тех же функций - категорий.
На этом отождествлении построена дедукция во втором издании, но каким же образом Кант обосновывает его правомерность? Подобное обоснование необходимо, ибо это тождество не самоочевидно, и его постулирование без каких-либо подкрепляющих аргументов приводит к логическому кругу в доказательстве, так как получается, что то, что должно быть доказано в дедукции - совпадение всех категорий с необходимыми функциями единства многообразного в апперцепции - заранее принимается в качестве истинного. Между тем, кантовские пояснения на этот счет вызывают немало вопросов. Кант начинает их с определения объекта как того, "в понятии чего объединено многообразное, охватываемое данным созерцанием" (В 137). Но поскольку "всякое объединение представлений требует единства сознания в их синтезе" (там же), то Кант приходит к выводу, что единство сознания и составляет "отношение представлений к предмету, стало быть, их объективную значимость" (В 137). Это и позволяет ему впоследствии отождествить трансцендентальное и объективное единство апперцепции (В 139).
Кантовское обоснование выглядит спорным из-за двусмысленности данной им дефиниции объекта и объективного единства представлений. Хочет ли Кант сказать, что всякое объективное единство представлений невозможно без единства сознания, или он также утверждает, что всякое единство представлений по определению является объективным? В первом случае, однако, единство сознания оказалось бы лишь необходимым условием объективного единства, и возможность обратного заключения от функций объективного единства представлений к функциям единства многообразного в сознании осталась бы проблематичной. Во втором случае, даже если уточнить, что объективное единство обеспечивается только априорными функциями (см. В 140), т.е. категориями, все равно получается, что объективное единство представлений и, стало быть, тождественное ему по определению (в данной интерпретации) трансцендентальное единство апперцепции в осознании многообразного представлений может бытьосуществлено и без категорий причины и взаимодействия. Ведь объективным и, следовательно, могущим быть воспринятым окажется, к примеру, и такой реализуемый с помощью категорий количества синтез сменяющих друг друга представлений, в котором не будет подчинения этих представлений закону причинности. Полная субъективная дедукция не достигнет цели.
Если же, в соответствии с положениями "достаточной" дедукции, принимать, что объективной последовательностью мы считаем лишь такую последовательность, члены которой подчинены не только предписаниям категорий количества, но и основоположению о причинности, то мы вновь возвращаемся к первому случаю. Опять возникает вопрос, на каком основании мы отождествляем функцию объективного единства представлений в мысли о последовательности с функцией, выражающей условия возможности восприятия последовательности, т.е. осознания смены представлений: хотя и ясно, что без последней функции первая была бы невозможна, но нас интересует доказательство как раз обратного соотношения, которое здесь отсутствует.
Напомним, что мы рассмотрели особенности кантовской аргументации в полной дедукции второго издания "Критики". Важно, однако, отметить, что основные черты этого варианта дедукции доказательство необходимого отношения явлений к категориям через "достаточную" дедукцию и отождествление объективного единства представлений с необходимым единством осознания многообразного чувственных созерцаний - отчетливо просматриваются и в предварительном разделе "полной" дедукции из первого издания "Критики", а также в первых черновых набросках полной субъективной дедукции 1775 года.
Так, во втором разделе дедукции первого издания (предварительном разделе субъективной дедукции), задаваясь вопросом об условиях отнесения представлений к предметам, которые мыслятся независимыми от нашего познания (А 104), Кант, с одной стороны, сводит эти условия к категориям (ср. А 104, 111-112), с другой - отождествляет единство относящихся к предмету представлений с трансцендентальным единством апперцепции (А 106-109), причем и здесь основания для идентификации остаются неясными.
Та же линия аргументации прослеживается и в черновых набросках дедукции 1775 года. Утверждая, что "Я 0есть прообраз (Original) 0всех объектов" (XVII: 646), и что предмет "параллелен моему Я" (XVII: 648), Кант приходит к выводу о принципиальном тождестве "объективных" и "субъективных функций души". Установив с помощью исследований, которые являются прототипами "достаточной" дедукции, что отнесение представлений к объекту осуществляется главным образом посредством категорий субстанции, причины и взаимодействия (XVII: 648-649), он получает возможность прямо связать указанные категории с функциями единства осознания многообразного явлений, или актами полагания представлений в душе (см. XVII: 646-647, 660, 668).
Вот один из фрагментов "Дуйсбургского наследия", где наглядно иллюстрируется этот вывод. По поводу опыта, который "объективен" и есть представление чего-то "в качестве внешнего мне" (XVII: 648), Кант отмечает: "Опыт возможен только благодаря предположению, что все явления подпадают под рубрики рассудка, т.е. что во всяком созерцании как таковом есть величина, во всяком явлении - субстанция и акциденция. В изменении явления причина и действие, в его целом - взаимодействие. Эти положения, следовательно, значимы для всех предметов опыта. Те же самые положения значимы и для души относительно порождения ее собственных представлений и суть моменты [их] возникновения" (XVII: 664).
Таким образом, уже в первом варианте полной субъективной дедукции отчетливо прослеживается тенденция к включению в ее состав положений "достаточной" дедукции, а также к соотнесению Я и объектов, или отождествлению единства в осознании многообразного и объективного единства представлений. Но как по отношению к более поздним вариантам дедукции возникал вопрос о правомерности отождествления объективного и трансцендентального единства апперцепции, точно также этот вопрос встает и относительно кантовских черновиков 1775 года. Речь вновь идет о законности установления корреляции между Я и объектами. И опять может показаться, что Кант не дает ответа, а лишь постулирует подобное отношение.
Если это действительно так, придется признать наличие лакуны в кантовской аргументации, составляющей полную субъективную дедукцию категорий, которая не заполняется и присутствием в системе ее аргументов блока "достаточной"дедукции.
Пробел в дедукции состоит в недоказанности тождества всех категорий с необходимыми функциями единства апперцепции. Между тем, отказ от этого положения или его простое декларирование приводят к разрушению всей трансцендентальной дедукции.
Мнение о существенном пробеле в кантовской аргументации давно получило широкое распространение в кантоведческой литературе(20
).
2.Первоначальная дедукция.
Имеется, однако, и другой аспект проблемы, представляющий немалый интерес. Неужели сам Кант не видел этого пробела? С одной стороны, ответ кажется очевидным: конечно Кант его не видел, иначе данного пробела просто не было бы. С другой стороны, Кант ведь не пересказывает чей-то аргумент - в этом случае вполне можно не заметить наличие скрытых допущений - но Кант должен был сначала изобрести этот аргумент и лишь затем изложить его. Мыслимо ли, чтобы ему вообще мог прийти в голову аргумент со столь серьезным изъяном?
