Неизвестно - Сергеев Виктор. Луна за облаком
Ленчик уже залез под одеяло, а Колька все еще терся возле стола, вызывая на разговор Миха. Тот отмалчивался — говорить с пьяным просто не о чем. Тогда Колька пошел и выключил свет.
Гончиков не сказал ему ни слова и стал в темноте убирать книги и раздеваться. Такая покорность Миха не устраивала Кольку. Да, его уже ничего не устраивало. Он включил вдруг свет, молча подскочил к Гончикову. С грохотом упал стул. Вылков, зацепившись полой пиджака за угол столешницы, тянулся к Миху.
— А-а-а!— хрипел он, уже не видя никого и не соображая, где он и что с ним.
Сурай и Ленчик успели схватить Вылкова под руки, когда он замахивался ногой на растерявшегося Гончикова. Они повалили его на койку и уговаривали успокоиться. Колька мычал, тяжело дышал и дрыгал ногами, намереваясь задеть Сурая или Чепезубова.
— Отойди,— сказал Ленчик Сураю.— Я сам.
Тот послушался.
— Если еще психанешь, Колька, будешь иметь дело со мной,— пообещал Ленчик.— А ты, Мих, не бойся.
— А я и не боюсь,— ответил тот, надевая случайно уцелевшие очки.— Бояться таких ухарей, так лучше на свете не жить. У меня этого нет...
— Что? Ну, что у тебя?
— Боюсь за него, за то, что с ним станется.
— Что же с ним станется? Повзрослеет, ума наберется.
— Пока наберется, в тюрьме побывает.
— Ишь ты какой!— криво усмехнулся Ленчик.— Недаром такие, как Колька, всегда презирали и били таких, как ты.
— Я же сказал, что не боюсь ни Кольки, ни...
— Ну, кого еще?
— Хотя бы — тебя.
Ленчик посветлевшими злыми глазами обвел комнату. Гончиков, отвернувшись, готовил постель. Сурай сидел на койке, ежился, не зная, что ему делать: то ли ложиться спать, то ли мирить Чепезубова с Гончиковым. Колька Вылков, умостившись на Ленчико- вой койке, сопел и всхрапывал во сне.
— Ну, а ты чего уставился, Крох?— спросил Ленчик Сурая.— Зажмурься и спи.
Федька, не говоря лишнего слова, улегся под одеяло.
Уже в темноте, когда все затихли, заговорил Мих:
— Вы же такие... притворяетесь. Водку пьете, хамите. Думаете: пусть все видят, какие мы... сильные, никого не страшимся, нам море по колено.
— А ты завидуешь?—пробормотал Чепезубов.
— Я уж лучше буду завидовать Бабию.
— Тебя прельщает двадцать метров свободного падения и сломанная нога?
— Зря он тебя спасал.
— А он меня не спасал. Он боялся ответственности. За то, что силой заставлял лишний час на трубе просидеть. Ему бы за это припаяли. Пошел бы я в профсоюз... и ему бы, наверняка, припаяли.
— Жалко мне вас с Колькой. Ведь впереди-то ничего нет у вас Обкрадываете сами себя. Ну, уволились, а дальше?
— Трубину или там Бабию подметки лизать не будем!
— Ты ведь, Чепезубов. и сам не веришь своим словам.
— Как это — не верю?
— А так. Все, что ты говоришь, все слова твои... Это как бы оболочка, которую ты намотал вокруг себя.
— Вроде колбасной кишки?— насмешливо спросил Ленчик
— Вот ты, Чепезубов, посмеиваешься, а завтра, проспавшись, побредешь опохмеляться. А у меня дело. Я вчера из Алма-Аты прилетел, смотрел там, как строят дома. В Алма-Ате такая же сей- смика, как и у нас,— до десяти баллов. Есть чему поучиться. Мне надо докладывать о поездке Шайдарону. И еще есть у меня задумка. Мне надо доказать, что девятьсот кирпичей на каменщика — это каждому под силу. Стало быть, предстоит затолкать телегу в мешок. Я над книгой весь вечер просидел, об этих кирпичах думал и прикидывал, как и что. А заявились вы с Колькой... Ну, сам понимаешь. Мне разве до вас, разве мне до этого?.. Я смотрю на Кольку... и все это лишнее, ненужное никому. Эти его выходки. Ну зачем? Кому нужно? У меня дело. Нужное дело! Понимаешь, Чепезубов? А он, Колька, приглашает меня вцепиться ему в волосы и кататься вместе с ним по полу.
— Я презираю за это Кольку.
— Я знаю, что ты лишнего напускаешь на себя.
— Ну уж не скажи. Я из воров.
— Ты осуждаешь Федора. И потому ты никудышный вор, Чепезубов.
— Презираю Кроха, но сам я...
— Что вы тут ко мне цепляетесь!— закричал Сурай.— Что я вам — затычка? Как что — так я!
— Ты же унес обрезки! Из-под носа Трубина.
— А кто ими печку топил? Зад грел?..
— Ша!— перебил его Мих.— Спать. У меня все-таки с утра дело и я еще подумаю в тишине. И ты подумай, Чепезубов. Человеку, между прочим, дано думать.
Глава тринадцатая
Трубин и Гончиков сидели у Шайдарона. Управляющий знакомился с результатами поездки Гончикова в Среднюю Азию.
— Не знаю, что теперь будет со специальностью каменщика,— улыбнулся Гончиков.— Все обычные представления ломаются.
— Как в Алма-Ате смотрят на фундаменты?— поинтересовался управляющий.
— Обычно это мощные монолитные железобетонные рамы... Глубоко заложенные... Основание бетонное. Каркас здания из монолитного железобетона жесткой конструкции. Стеновые панели с жестким креплением к каркасу. Перекрытия из сборных железобетонных плит. Верхнее покрытие двухслойное... Каркасы заполняют кирпичом или панелями.
— Они ведь не сразу пришли к этому?
— Не-ет, какое там... Сначала ставили сейсмические пояса. Этот пояс... Ну... армирован железом. Здание опоясывается четырьмя такими железобетонными кольцами: на цоколе, над первым этажом, над вторым и третьим этажами. Для восьми баллов это надежно, а вот для девяти... Для девяти одних поясов мало. Применяют вертикальное армирование стен, простенков и оконных проемов. А вот когда возникла опасность десятибалльного толчка, тогда пошли в ход металлические каркасы.
— Сколько же металла надо?
— Более трехсот килограммов на квадратный метр жилой площади.
Трубин рассмеялся:
— Какой же теперь ты каменщик? Ты скорее мастер металлической кладки.
— Я и то говорю, что не знаю, какова участь наших каменщиков,— ответил Гончиков.— Хоть переучивайся. Вот начали мь: по новому проекту Дом культуры и — сразу же недовольство... Ну, у нас известно, что есть: простая кладка, кладка со средним архитектурным усложнением и кладка сложная. По фасаду Дома культуры мы ведем простую кладку и норму выдаем. Ну, там есть окна, еще кое- что и можно как-то обосновать норму для кладки со средним архитектурным усложнением. Но все равно... Столько железа и бетона, что кирпичная кладка все время задерживается. Нормы ни один каменщик не выполняет. Заработки полетели...
— Да-а,— задумчиво протянул Шайдарон.
— А тут еще раствор никудышный. Попадается крупный гравий, мало извести,— вставил Трубин.
— Это виновата Елизова. Они там волевым решением смонтировали специальную линию подачи инертных материалов. К песку добавляют щебень и гравий... И все это гонят в бункер. Пока загружаются бетономешалки, все обстоит нормально, а как дело доходит до растворомешалок, они не всегда успевают отключить подачу гравия и щебня. Никак не могут отработать процесс. Ну так как же нам решать? Что делать с каменщиками? Обучать смежным специальностям?
— Да, иного выхода нет,— согласился Трубин.— Пусть осваивают специальности сварщика, арматурщика, плотника, бетонщика. Тогда и простоев не будет, и заработки, само собой, те, что надо.
Шайдарон задумчиво посмотрел на Гончикова:
— А ведь скоро ты будешь получать готовые конструкции и вести лишь сварку и кирпичную обкладку. К какой специальности тогда тебя причислить? Ну, кто ты такой будешь?
— Каменщик-монтажник?..
— То-то и оно, что каменщик-монтажник! Новая, брат, профессия, доселе нигде не виданная. Ну, а как с рекордом? Девятьсот кирпичей... Нужен ли это рекорд? В нашем положении... Куда ни ткнешься, вместо кирпича железобетон.
Гончиков искоса поглядел на управляющего, стараясь прочесть в глазах Шайдарона, всерьез тот или шутит.
— Рекорд нужен,— вздохнул Гончиков.— Всякое дело рабочему полезно уметь исполнять быстро, хорошо и... красиво.
— Красиво? Ишь ты, куда...— усмехнулся Шайдарон.— Ну, ладно. Не возражаю. Но каменщиков давайте переучивать немедленно. Если нужны «учителя», пошлю.
— Своих найдем,— сказал Трубин.— Вот с нормами нельзя ли чего-нибудь...
— Ох, Трубин, вводишь ты меня в грех!
— Люди же не виноваты, Озен Очирович!
— Ох, Трубин! Ладно... Оформите по нормам сложной кладки. Я позвоню в производственный отдел. Подскажу им.
Прощаясь, Шайдарон намекнул, чтобы его позвали на площадку, когда Гончиков будет готов пойти на рекорд кирпичной кладки.
Для Даши наступили трудные дни. Жизнь раздваивалась. Ее тянуло к Григорию, она хотела быть с ним постоянно, а приходилось встречаться урывками — кое-когда и кое-как. Надо было прятать любовь от посторонних, а любовь протестовала — требовала полноты свободы, всей отдачи чувств. Но какая отдача чувств, если ей и Григорию уготован кусок земли между забором и стеной дома? Несколько шагов сюда, несколько шагов туда... А еще проще без шагов. Стоять и не шуметь. Так-то лучше.
А муж стал подозрительным. От милого Коли мало что осталось. Он случайно узнал, что Даша напутала про какое-то совещание на заводе. Пришлось второпях сослаться на Шайдарона, на то, что тот вызывал всех заводских инженеров к себе. Он проверил и установил, что Даша была неискренна с ним. Скандал она потушила, но настороженность в нем осталась. Он уже следил за каждым ее движением и словом: как посмотрела, как сказала...
