Кузнецова, Федоровна - АЯУАСКА, ВОЛШЕБНАЯ ЛИАНА ДЖУНГЛЕЙ : ДЖАТАКА О ЗОЛОТОМ КУВШИНЕ В РЕКЕ
вчерашнем вечере остался хрустально-сепиевый столб, на непролазную
чащу, которая резко начиналась в том месте, где просека заканчивалась... я
знала, что сюда никогда больше не вернусь. И от этой мысли становилось
грустно.
Ранним утром мы снова вошли в сельву. От одного воспоминания об осе
начинало морозить. Вилсон выдал мне свои запасные носки – я их одела, и
пусть защита была условной, но вот чувство защищенности – оно как раз
было настоящим.
Когда мы зашли чуть глубже в сельву, я обратила внимание на странное
освещение. Сегодня я видела, что там было вроде бы и не светло, но в то же
время и не сумеречно. Несмотря на то, что уже рассвело, свет с неба к нам
просачивался слабо, потому что деревья были высокие, стояли близко, и их
вершины перекрывали друг друга. Так что было не совсем ясно, откуда
появлялся свет. Но как только мои глаза немного привыкли к меньшей
интенсивности света, чем на полянке с домом, я с удивлением заметила, что
призрачный свет исходил от самих деревьев. Вокруг их стволов висело
мягкое и нежное свечение – надо было только к нему приглядеться. Оно
выходило за пределы ствола на сантиметров двадцать, не больше, и было
прозрачное, салатно-перламутровое.
Сказать: увидела – будет не совсем точно. Потому что я и видела этот
эфемерный свет, и чувствовала его одновременно. И без того, чтобы
чувствовать, я бы его, наверное, и не видела. Все это было как-то странно.
То ли мой угол зрения изменился, то ли диапазон восприятия расширился...
неужели так вот сразу из-за аяуаски? А если не из-за аяуаски, то почему
раньше такое не замечала?
Свечение вокруг каждого дерева было едва заметным, но совместное
свечение, исходящее от многих деревьев, наполняло джунгли изнутри
легким светом. Их коллективный свет был совсем не такой, как солнечный
или лунный: в нем был объем и прозрачная глубина, он был призрачный и
каким-то образом делал все вокруг себя эфемерно-волшебным. Он
гипнотизировал, зачаровывал, околдовывал... а потом опутывал своими
волшебными лианами... как будто сам Сача Руна, верховный дух растений-
учителей, стоял за всем этим таинством, шелестел в листьях и ветвях и
говорил: остановись... оглянись вокруг... теперь ты – моя дочь, а сельва -
твой дом... и этот мир – он весь теперь твой... не уходи... ведь даже если
сегодня уйдешь – ты все равно ко мне непременно вернешься...
Тропа была узкая, и мы опять шли по ней гуськом. Я следовала в фарватере
сразу за Вилсоном. Он оглянулся назад, убедился, что я на предназначенном
мне месте, и продолжил свою просветительскую миссию.
- Еще девять дней после приема аяуаски будет продолжаться ее действие.
Поэтому в течение девяти дней надо соблюдать диету – не есть свинину, не
есть жареного, не есть...
Список того, что нельзя, грозил быть длинным.
- Ты лучше скажи, что можно есть, - предложила я. – проще будет. И
быстрее. - По логике, чем длиннее список «нельзя», тем короче должен быть
список «можно». А то ведь мясо и жареные продукты я и так не ела.
- Фрукты, соки – это употреблять лучше всего. Но рыбу и курицу тоже
можно. А вот секс – нельзя.
Дался ему этот секс, опять он про него, уже не в первый раз, кстати. Видимо,
перестройка сознания ему непросто давалась. Но Вилсон эту тему развивать
дальше не стал, а перешел к моим видениям. Он еще раньше пару раз
спросил меня, были ли у меня накануне видения.
– Нет, не было, - неизменно отвечала я.
Вилсону в это было почему-то трудно поверить, и он решил переспросить
меня, в последний, контрольный раз, очевидно, в надежде, что я показания
изменю. Но я твердо стояла на своем. Нет, - говорила я, - нет как нет. Не
было.
Хотя если бы я не упорствовала в своем отрицании, была вероятность, что
он прямо тогда поведал бы мне что-то внятное о том немногом, что мне
удалось-таки увидеть — а так пришлось до всего своим умом доходить, да
еще столько времени на это ушло. А молчала я про них потому, что видения
лиц и водной глади были такими для меня неожиданными, что требовалось
какое-то время, чтобы сжиться с ними и внести их в категорию видений
полноправных. Значит, на данный момент получалось, что видений-таки не
было.
– Но все равно, - сказал он, - даже если видений не было - при этом он не
удержался, и не замедляя шага, повернулся и снова посмотрел на меня
пристально и с недоверием - все равно положительный эффект налицо.
Произошло глубокое соматическое очищение. Очищение помогает лечению.
Соматическое... надо же, какие слова знает, - с уважением подумала я.
- Лечению чего? – глядя ему в спину, спросила я.
- Она излечивает головную боль, депрессию, мышечные боли,– эти все она
может. Помогает в случае психологических травм. Однако аяуаска лечит
далеко не все. СПИД, например, она не лечит. – Тут он тихо засмеялся. -
Некоторые шаманы обещаютт, что смогут СПИД вылечить аяуаской. Не-е-е-
т... неправда. Ее действие заключается в том, что она просто помогает
организму сбалансироваться... собрать свои внутренние силы...
настроиться...
И правда, ноги от затяжной семичасовой(!) и полной падмасаны не болели, и
в последующих переездах, даже когда я ехала в автобусе по пятнадцать
часов, мышечные боли – мой неизменный бич-мучитель – больше ни разу не
проявили себя.
- А чтобы организм был постоянно сбалансированным, аяуаску нужно
принимать каждые шесть месяцев. Три раза – и делать два дня перерыва
между приемами, – добавил он.
Тут мы как раз выбрались на пятый километр трассы. Смахнули пот со лбов,
присели на поваленный ствол дерева, и стали ждать мотокар. Но понятно,
что на трассе, находящейся в стадии незавершенного строительства, в семь
утра, да еще в воскресенье, шансы на магическую материализацию
транспортного средства пусть даже в присутствии курандеро, находящегося
в близкой дружбе с могущественными духами сельвы, все равно были
невысоки.
А между тем, с каждой уходящей минутой солнце набирало силу, и к
половине восьмого стало по-настоящему жарко. Было ясно, что в восемь
будет еще жарче, чем в полвосьмого. А в девять - жарче, чем в восемь. Ну и
так далее, вплоть до шести вечера. И также становилось ясно, окончательно
и бесповоротно, что обратный путь предстоит проделать пешком: по
красной глиняной дороге, которую, как механический исполин, регулярно
трамбовала машина-каталка и которую после каждого ливневого дождя
также регулярно разбивали многотонные грузовики. Когда мы вчера ехали в
сельву, я разглядывала впечатанные в землю художественные композиции из
глиняных слепков цвета охры, тщательно снятых с автомобильных шин
разной степени истертости – их узоры были широчайшего спектра: от
полуслепых до новейших, рельефно-выпуклых.
- Вот, - думала я. – грузовики уже давно проехали и уехали. А следы их прошлого присутствия до сих пор здесь. И так каждый раз... и так до нового дождя и последующего обновления... и мы точно также движемся по колее своей жизни.
Мы с Вилсоном, даже не сговариваясь, решили идти – а те двое остались на пятом километре ждать чуда.
29. УТРО. ДОРОГА В ТАМШИЯКУ — 2
От пятого километра трассы до моей гостиницы было километров семь или
восемь, и предполагалось, что мы их преодолеем часа за два. А жара между
тем набирала силу. Свои силы можно было или беречь, или расходовать на
беседу, тем самым визуально делая дорогу короче. Мы сделали ставку на
последнее.
Наша дорожная беседа была сродни неприхотливым журнальным рубрикам
из серии «Со всего света» или «Обо всем понемногу». Он делился со мной
своим мнением о политике и политиках, об Алане Гарсии, который был
тогда президентом Перу, не мог не вспомнить, как несколько месяцев назад
правительство Гарсии (просвещенный, однако, человек: преподавал
экономику в парижском университете) жестоко подавило восстание
крестьян-кампесинос из сельвы. Он сказал:
- Сельва — это такая часть Перу, что... когда сельва возмущена, Перу
сотрясается.
И рассказал, что совсем недавно жители сельвы поднялись в защиту
принадлежащей им земли, которую правительство хотело ппод шумок
прихватизировать – прихватить и национализировать. Что на стороне
крестьян были и убитые. Не обошел он стороной и близкую ему
экологическую тематику и защиту джунглей от разного рода
«разработчиков». Но лучше всего я запомнила, понятное дело, две истории,
где речь шла про аяуаску. Одна история была о банко, а вторая - о белой
жидкости.
- Banco? – повторила я. Он уже второй раз произносил это слово. Ни одно из
значений слова banco, которые я знала – банк, лавка, отмель – явно не
