Елизавета Салиас-де-Турнемир - Княжна Дубровина
— Зачѣмъ въ мукахъ, кто ихъ мучилъ?
— Злые люди, идолопоклонники. Да развѣ батюшка не училъ васъ этому?
— Батюшка учитъ меня катехизису и молитвы объясняетъ, литургію тоже, а объ этомъ не говорилъ. Разскажите мнѣ.
И Арина Васильевна принималась ей разсказывать о житіи того или другаго святаго простыми словами, но съ такимъ чувствомъ, что разсказывая плакала. Анюта слушала съ волненіемъ и трепетомъ и у нея на глазахъ блистали слезы.
Отъ миссъ Джемсъ не укрылись эти посѣщенія и бесѣды съ экономкой. Она увѣдомила объ этомъ Варвару Петровну.
— Арина Васильевна женщина изъ ряда вонъ, сказала Варвара Петровна; — она перенесла много несчастiй, живетъ какъ монахиня, отдаетъ всѣ свои деньги бѣднымъ и, окончивъ свои хлопоты по дому, молится. Я ее считаю чрезвычайно почтенною и не вижу бѣды, что Анна съ нею разговариваетъ. Она ничего не скажетъ ребенку дурнаго. Оставьте Анну въ свободное отъ занятій время ходить къ Аринѣ Васильевнѣ.
Всю Страстную недѣлю почти безвыходно, послѣ церковныхъ службъ, такъ какъ уроки ея прекратились, провела Анюта съ Ариной Васильевной, которая постилась какъ монахиня и всю Страстную ѣла только одну просфору и выпивала одну чашку чаю. Она читала съ Анютой и ее заставляла читать вслухъ и молитвы, и псалмы, и Евангеліе, и толковала съ ней. Старушка и дитя полюбили одна другую.
Настала Великая суббота, канунъ Великаго праздника. Какое движеніе, какая ходьба взадъ и впередъ; домъ молчаливый и пустынный вдругъ ожилъ. Всѣ слуги наперерывъ выказывали свое усердіе; они мыли, скребли, чистили, не оставили мышиной норки безъ чистки: ковры и драпри выбивали, бронзы массивныя окунали въ щелокъ и холодную воду и потомъ обтирали, серебро старинное вытаскали изъ шкаповъ и чистили его заботливо порошкомъ, и блестѣло оно при яркомъ свѣтѣ дня новешенькое, будто вчера купленное. Анюту забавляло все это; она была свободна: миссъ Джемсъ ѣздила въ свою церковь и заперлась у себя въ комнатѣ съ Библіей; Катерина Андреевна хлопотала за своимъ дѣломъ, тетушки были заняты, Лидія впопыхахъ пріѣхавъ отъ обѣдни уѣхала въ лавки, куда стремилась и Анюта, но Арина Васильевна покачала головой и сказала:
— Это грѣхъ большой!
— А тетушка поѣхала, возразила Анюта.
— Она поѣхала для другихъ, ее послали, и вы увидите, наша Лидія Петровна, душа добрая, бѣдныхъ не забудетъ.
Въ эту минуту въ залу, гдѣ Анюта вертѣлась около Арины Васильевны, вошла Варвара Петровна.
— Не забыли ли Чего, сказала она ей, — все ли приказали?
— Все, ваше превосходительство, и куличи, и пасхи, и жаркое, и хлѣбы, все заказано.
— Надо нынче же разослать.
— Въ десять часовъ все будетъ отвезено.
— Сестрица хлопочетъ особенно о Солдаткиной и Михуниной. Не забудьте послать имъ и варенья; онѣ до него охотницы.
— Будьте, покойны, все будетъ сдѣлано.
— Кому это? спросила Анюта, когда тетка ушла.
— Кому же какъ не бѣднымъ. Наши господа добрые, никогда не забываютъ бѣдныхъ.
Варвара Петровна воротилась.
— Ахъ, забыла, сказала она, — прикажите купить горшокъ желтофiоли и гіацинтовъ и отправьте къ старику Артемьеву; онъ цвѣты очень любитъ.
— Слушаю, сказала Арина Васильевна.
— Это кто, тоже бѣдный? Зачѣмъ ему цвѣты? спросила Анюта.
— А вы думаете, что бѣдный не долженъ любоваться дѣломъ рукъ Божіихъ? Да онъ любуется и радуется больше богатаго, ибо эта радость ему доступнѣе чѣмъ другимъ. Мало ли у васъ удовольствій, а у него такъ мало!
— Но быть-можетъ у него нѣтъ необходимаго? спросила Анюта.
— Быть-можетъ, и отъ того излишнее ему такъ дорого и сладко. Впрочемъ, ваши тетки оградили его отъ нужды.
— Анна, сказала Варвара Петровна возвращаясь опять, — тебѣ пора идти спать. Въ одиннадцать часовъ ты должна быть одѣта, мы поѣдемъ въ Кремль, въ придворную церковь. Ты вѣроятно никогда не была у Свѣтлой заутрени?
— Ахъ, какъ не была, всегда бывала, ни одной не пропускала. Мы всѣ всегда, какая бы ни стояла погода, ходили въ приходъ къ заутрени, и маменька всегда ходила съ нами.
— Но такой заутрени, какъ нынѣшняя, никогда ты не видала: торжественная, нарядная, свѣтлая заутреня въ Москвѣ!
— Одинъ звонъ Ивана Великаго, сказала Арина Васильевна какъ-то тихо, восторженно, — звонить не просто, а въ душу звонитъ и сердце умиляетъ.
— Подите, княжна, почивать и не безпокойтесь, я сана разбужу васъ вовремя.
Анюта ушла; Катерина Андреевна ее раздѣла и положила въ постель, укрыла, спустила шторы и занавѣси; Анюта очутилась въ темнотѣ и скоро заснула.
— Вставайте, пора, только-что успѣете одѣться, какъ надо ѣхать въ храмъ Божій, сказала Арина Васильевна стоя надъ постелью Анюты со свѣчой въ рукѣ.
Анюта вскочила и выбѣжала въ уборную, гдѣ были зажжены всѣ канделябры и лежало на креслахъ пышное бѣлое платье съ прошивками на розовомъ чехлѣ.
— Ахъ, прелесть какая, сказала Анюта, обращаясь къ Аринѣ Васильевнѣ, но ея уже не было, она ушла; Анюту одѣли и она сошла внизъ. Тетки ея Варвара Петровна и Лидія были тоже одѣты: Варвара Петровна въ богатомъ атласномъ платьѣ, съ наколкой на головѣ, а Лидія въ бѣломъ съ бантами. Безъ множества бантовъ Лидія никогда не обходилась.
— Ну поѣдемте.
Онѣ вышли на крыльцо, и вдругъ раздался ударъ въ колоколъ глухой, негромкій, медленный, а за нимъ еще ударъ и еще, а потомъ внезапно понесся со всѣхъ храмовъ Божіихъ великой Москвы торжественный, гудящій, сердце захватывающій гулъ всѣхъ колоколовъ; вездѣ зажглись огни и горѣли въ темномъ небѣ высокія колокольни и летѣли въ небеса ихъ высокія очертанія, точно и онѣ возносили главы свои къ высокому небу. Очарованная Анюта стояла на крыльцѣ, а возлѣ нея и лакей и швейцаръ отозвались на звонъ этотъ знаменіемъ креста. По ихъ примѣру невольно перекрестилась и Анюта.
— Иди же, пора, сказала изъ кареты Варвара Петровна.
— Минуточку одну, возразила Анюта, не будучи въ состояніи оторвать своихъ взоровъ отъ чуднаго вида и жадно слушая торжественный гулъ колоколовъ.
— Мы опоздаемъ, сказала Лидія.
Лакей помогъ Анютѣ войти въ карету, и она помчалась. Вездѣ горѣли плошки, въ домахъ сверкали огоньки; пѣшеходы, опережая другъ друга, стремились по улицамъ, кареты мчались во всѣхъ направленіяхъ. При огняхъ улицы Анюта видѣла все радостныя лица и разряженныхъ прохожихъ. А колокола гудѣли, гудѣли, и ихъ металлическіе звуки царили надъ проснувшимся великимъ городомъ. И вотъ въѣхали онѣ въ Кремль. Густыя толпы стояли около соборовъ и надъ ними продолжали гудѣть призывавшіе въ храмы Господни торжественные колокольные звоны. А внизу подъ Кремлемъ разстилалось обширное Замоскворѣчье за черною лентой Москвы-рѣки, и оно блистало огнями, и его безчисленные храмы съ высокими колокольнями горѣли на небосклонѣ; вокругъ церквей, тонувшихъ во мракѣ, то здѣсь, то тамъ появлялись живыя, движущіяся кольца огней.
— Что это такое? проговорила Анюта показывая теткамъ на эти огни. — Точно гирлянды изъ огня вокругъ церквей, будто огненныя кольца! Вотъ глядите, тутъ потухли, а здѣсь зажглись.
— Это крестные ходы вокругъ церквей, сказала Лидія Петровна; — всѣ молящіеся идутъ со свѣчами въ рукахъ. Ночь тихая — свѣчъ не задуваеть. Однако мы опоздали. Вотъ вышелъ крестный ходъ изъ Успенскаго собора.
— Кто это такой величественный старикъ идетъ, навѣрно архіерей? Всѣ разступаются предъ нимъ.
— Митрополитъ Московскій, сказала Лидія. — Вотъ и проѣхать нельзя, надо подождать. Толпа-то какая — огромное стеченіе народа.
— Ахъ, закричала Анюта, — христосуются, на площади цѣлуются, какъ прекрасно! это все родные, знакомые?
— Нѣтъ, въ Москвѣ обычай древній: народъ, когда пропоютъ; «Христосъ воскресе!» обращается къ сосѣду, кто бы онъ ни былъ, и говоритъ: «Христосъ воскресе!» и цѣлуетъ его три раза.
Карета тронулась. По высокой лѣстницѣ устланной коврами вошла Анюта за тетками въ небольшой, но дивный старинный храмъ. Онъ былъ посрединѣ раздѣленъ очень массивными столбами, а иконостасъ его блисталъ золотомъ съ почернѣвшими отъ времени ликами святыхъ. Налѣво отъ царскихъ дверей выходила изъ иконостаса позолоченная часовенька чудной работы; внутри нея сіяла и камнями и золотомъ древняя икона Божіей Матери. Анюта была поражена прелестно и богатствомъ этого храма. Стройный хоръ пѣвчихъ громко гремѣлъ надъ нею, а она, полная благоговѣнія и умиленія, стала на колѣни и мольбы свои обратила къ иконѣ Богородицы; она молилась всею душой, но вдругъ вспомнила о папочкѣ, Машѣ, братьяхъ и сестрахъ и слезы ея полились ручьемъ.
— Спаси и помилуй ихъ, пресвятая Богородица, прошептала она.
— Анюта, Анюта, что съ тобою? спросила ее Лидія видимо смущенная.
— Анна, не чуди, сказала ей Варвара Петровна недовольно, — молись какъ люди, прилично.
Это была капля холодной воды, которая отрезвила и вмѣстѣ съ тѣмъ уязвила Анюту. Она стояла прямо, неподвижная, съ холоднымъ выраженіемъ лица. Долго длилась служба. Анюта устала и Варвара Петровна, которая по своему всегда о ней заботилась, сказала Лидіи.
