Владимир Поселягин - Истребитель. Трилогия
Сержант Лапоть не ошибся, над видневшимся вдалеке городом, появились пять точек, которые оказались истребителями‑бипланами.
– У них скорость почти одинаковая, разницы в сотню не будет. Не догонят, – хмуро сказал я.
– Как же так? По людям, по скотине… А товарищ старший сержант? Зачем? – срывающимся голосом спросил Морюхов.
– Смотри сержант. Смотри на настоящую натуру немцев. Видишь какие они рабочие‑пролетариаты? Запомните все, немцев бить надо! Бить! Пока они руки не успели поднять! Ясно… Общечеловеки, б.я! – добавил я вспомнив свое время.
Меня самого воротило от того что натворили немецкие летчики. Воинской техники на дороге фактически не было, в – основном сельского хозяйства да беженцы, и по ним они нанесли бомбо‑штурмовой удар как будто это полноценно подразделение Красной Армии.
– Твари! – сплюнул я.
– Товарищ старший сержант… а что делать? Может помочь?
– Для этого есть люди. Возвращаемся к машине… Не понял! Бойцы, кругом! К машине шагом марш!
Следуя за печатавшими шаг сержантами, я постоянно оборачивался на удаляющуюся опушку. «Юнкерсы» уже закончили, и не обращая внимание на форсаж движков «чаек», выстроились в боевой порядок и направились на свой аэродром. «Чайки» так и не догнав немцев беспомощно закружили над дорогой, после чего потянулись обратно.
– Что там товарищ старший сержант? – спросил Малютов.
– Бойня там. Топорик давай, будем машину маскировать. Булочкин в охранение, остальным маскировать машину.
Когда мы выехали в поле, то были похожи на двигавшийся большой куст. Приказал повернуть сразу направо, проследовав дальше прямо по полю, рядом с опушкой. Действия мои были обоснованы проще некуда. На дороге завал, который только‑только начали убирать, да и уцелевшим беженцам в глаза смотреть не хотелось, и видеть что натворили немцы тоже большой охоты не было. Хотя на мой взгляд, показать сержантам следовало бы, для злости.
– Товарищ старший сержант… вроде самолет, – сказал вдруг ефрейтор.
– Чего? – не понял я его, так как в это время пристально рассматривал дорогу, на половину скрытую дымами пожарищ от горевшей техники.
– Самолет впереди, – повторил Малютов уже увереннее.
Присмотревшись, я тоже увидел загнанный в лес самолет. И хотя виднелся только хвост с нарисованной красной звездой на зеленом фоне, сразу определил в нем «ишачка».
– Тормозни около него, посмотрим, – приказал я.
Остановившаяся машина гармонично вписывалась в опушку, не привлекая к себе внимание. Спрыгнув на землю, я крикнул:
– Ко мне!
Впятером мы быстро осмотрели машину. В кабине был погибший летчик, мы осторожно вытащили его из кабины и отнесли в кузов ЗИС‑а, место там нашлось.
– Филиппов Геннадий Арсеньевич. Старшина. Одиннадцатый иап, – сказал я вслух прочитав документы.
Самолет на вид был исправен, хотя потеки масла на моторе и дыры в кабине и плоскостях навевали на нехорошие мысли.
Сделав отметку на карте где находиться самолет, мы сели в машину и поехали дальше. Город решили объехать, все подъезды к нему оказались забиты беженцами, и нам пришлось по проселочной дороге, где было посвободней, ехать дальше. Перевалив через рокадную дорогу, мы поехали дальше, оставляя за собой шлейф пыли. Сержанты строго исполняли мой приказ, и в пять пар глаз следил за небом, и при любой опасности стучали по кабине. Но как бы то не было, к трем часам дня мы подъезжали к расположению полка.
Остановившись у часового с синими петлицами, я крикнув, спросил, старясь перекричать порыкивание грузовика:
– Где семнадцатый бап расположился?
Боец молча показал рукой направление с интересом разглядывая нас.
– Погнали. Вон туда где разлапистое дерево, – велел я ефрейтору, а сам при этом с любопытством разглядывая два десятка «чаек» замаскированных на опушке маленького леса.
– Не одни мы тут.
– Что товарищ старший сержант?
– Я говорю, вон СБ стоит, видишь механиков рядом? Вот езжай к ним, наверняка наши.
Первым что я услышал, когда вылез из остановившейся машины, было:
– …да я тебе эту железку в жо.у засуну… ты что мне принес?
Хмыкнув, я тихо сказал:
– Вот я и дома.
Посмотрев на подходившего ко мне техника‑лейтенанта, отдав честь, отрапортовал:
– Товарищ лейтенант, не подскажете где находится штаб семнадцатого бомбардировочного полка?
– Знаю. Но не подскажу. Кто такие?
Доложив ему, кто я и откуда, получил указание, как добраться до нашего полка. Сам лейтенант был не из «наших», а из соседнего, истребительного.
– Малютов. Машину отгони вот под то дерево, и жди указаний. Товарищи сержанты. Подхватываем вещи, и за мной.
Дождавшись, когда они построятся с чемоданами в руках, я направился к штабу, который расположился в одном из уцелевших зданий пионерского лагеря.
И первым кого я увидел, был Никифоров, который с доброй улыбкой ждал меня у входа в штаб.
«Явно доложить успели» – подумал я, и вздохнул.
– Товарищи сержанты, подождите, скоро начштаба полка освободится, а ВАС, товарищ старший сержант, я попрошу проследовать в мой кабинет.
– Суворов, на уколы, – крикнула из коридора санитарка тетя Вера.
– Иди бедолага, – захохотал Сашка Турнин, летчик с разведсамолета, который лежал вместе со мной в палате. У него в отличие от меня пуля избороздила ногу, но Лютикова решила оставить его в медсанчасти полка, ранение считалось не таким тяжелым чтобы отправлять его в госпиталь.
– Иду, – хмуро ответил я.
– Нечего было целоваться под бомбежками, вот теперь и смирись.
– Да иди ты!
Под хохот Сашки я вышел из палаты. Двух наших соседей по койкам, не было, ушли утром на озеро рыбачить.
В санчасти я уже семь дней с того времени как вернулся в расположение. Сержантов устроили в соседний полк, правда они все еще безлошадные, машин не хватало даже для опытных летчиков, однако они жадно изучали матчасть, в основном моего ЛаГГа, который чинил Семеныч. Говорят, скоро новое сердце для него подвезут. Погибшего летчика, что мы привезли, с почестями похоронили, «ишачок» эвакуировали, на нем сейчас командир соседнего полка летает. Спасибо за него передавал. Командиры меня не ругали, так как уже знали все подробности боя, но долечиваться потребовали строго, так что я был как бы в изоляции. Кто такой «Гора‑80» я так и не узнал, но Никифорову сообщил. Судя по его виду он знал кто это был.
Со скуки выпросил у Никифорова тетрадь, в которую стал записывать все, что помнил о взаимодействии бомбардировщиков и штурмовиков с истребителями. В заголовке большими буквами написал:
«Дневник летчика‑истребителя Суворова – Дела, мысли, выводы.».
Полностью разложил по схемам свои бои, и до мельчайших подробностей расписал где ошибся, и как нужно было действовать.
Раскрываю себя? Да пофиг. Тут парни летают, горят в машинах, а я записал их же наработки, вплоть до сорок пятого года. СЕЙЧАС если внедрить, все что я написал в виде методички, это какой прорыв для авиации. Но бюрократия будь она неладна, двигалась медленно.
Выйдя в коридор, я подошел к процедурной, и опасливо заглянул в кабинет.
– Марина Викторовна, можно?
– Суворов? Ну заходи, – плотоядно улыбнулась она.
Еще раз опасливо взглянув на нее, я закрыв за собой дверь прошел к скамейке обитой кожей. В нос ударил специфический запах лекарств, перебиваемый спиртом.
Наши слегка странные отношения. Сердитые с ее стороны, и опасливо‑довольные с моей, длились уже второй день. А все началось с того как объявили воздушную тревогу, к аэродрому подлетали «хеншели». И так удачно совпало, что прыгнули мы с ней в одну противовоздушную щель, причем только вдвоем, остальные заняли другие.
Ну как не воспользоваться было такой ситуацией, когда она испуганно прижималась ко мне во время близких разрывов авиабомб.
Короче наш поцелуй длился почти все время бомбежки, то есть минут десять. Я уж по привычки и юбку задирать начал, а что, спермотоксикоз никто не отменял, а она мне действительно нравилась, как получил кулачком в глаз, и коленом в соединение ног.
Шипела она потом как кошка. Ответ я получил через два часа, она мне поставила в задницу ТАКОЙ укол, что мой крик был слышен на другой стороне взлетной полосы.
Посверкивая фингалом, я вопросительно посмотрел на нее.
– Снимайте штаны, – приказала она вставая, и выпуская струйку лекарства из шприца.
– Э‑э‑э‑э, Марина Викторовна, а можно мне укол поставит кто‑нибудь другой? А то воспоминание вчерашнего, до сих пор бередит мне рану на за… э‑э‑э, на больном месте.
– Не беспокойтесь больной. Я уж не так сердита как вчера, так что ложитесь спокойно, – ответила она мне, улыбаясь под марлевой повязкой.
– Да? – спросил я, с сомнением посмотрев на нее.
– Ложитесь.
Марина не соврала, укол был хоть и в другую ягодицу, но нормальный.
Хромая обратно, я повстречал рыболовов:
