Татьяна Герцик - Дорога к себе
– Потише, Марина! А вдруг эта дамочка напишет на тебя жалобу? И отчислят тебя за аморальное поведение. – Ее подружка тоже решила повеселиться.
Маринка саркастично рассмеялась.
– Ты не забыла, что мой дядя декан иняза? Кто куда меня отчислит? – она была абсолютно уверена в собственной безнаказанности.
– Никогда бы не подумал, что Денис Анатольевич поощряет разврат. Интересно, интересно. Надо будет поставить вопрос на ближайшем заседании ректората, – невесть откуда взявшийся Иван Ярославович был артистично обескуражен, – и он еще собирается баллотироваться на должность проректора? Я считаю, что таким типам вообще не место в нашем университете.
Маринка нелепо открыла рот, забыв его закрыть. Такого противника она не ожидала. Так же как и остальные девчонки. Одна из них хотела было сбежать от греха подальше, но была остановлена властным жестом академика.
– Подождите, Регина Овсиенко. Я еще не закончил. Я знаю ваши фамилии, имена и место учебы. У меня феноменальная память, если вы не в курсе. Так что не спешите убегать, не то будем разговаривать с вами в другом месте. Насколько я понял, вы считаете, что разбить семью своего рода доблесть, и быть любовницами женатых мужчин не только достойно, но и очень выгодно? Хорошенько подумайте над ответом, вы ведь все будущие педагоги. Если станете ими, конечно.
Намек был настолько прозрачен, что девчонки кто побледнел, кто покраснел.
– Извините, мы же просто прикалывались. На самом деле мы вовсе так не думаем.
Иван Ярославович взмахом руки отправил их восвояси с жестоким напутствием:
– Желаю вам в следующий раз говорить именно что, думаете, фанфаронство порой заканчивается очень печально. – Маринка тоже двинулась было со всеми, но получила уничижительный приказ: – А вы, Марина Светлова, будьте так добры, останьтесь. – Его интонация была так похожа на интонацию Мюллера из «Семнадцати мгновений весны», что Оля невольно хихикнула.
Но Светловой было не до смеха. Под стальным взглядом академика у нее начали мелко дрожать поджилки, и она впервые в жизни поняла выражение «сердце ушло в пятки».
– Я при любом раскладе доложу Денису Анатольевичу его положение в вашей жизни. Он ведь существует только для того, чтоб вытаскивать вас из разного рода переделок? Эта, насколько я помню, уже далеко не первая?
Единственное, на что оказалась способна эта еще недавно горластая девица, это выдавить из себя нелепое блеяние.
– Я еще в прошлый раз приватно просил его провести с вами воспитательную беседу. Он что, с вами не говорил?
– Говорил.
– Понятно. Что ж, вывод один: если он среди членов своего семейства авторитетом не пользуется, каким же авторитетом он может пользоваться среди студентов? И нужны ли нам подобные преподаватели, а, тем паче, деканы?
Маринка вскинулась.
– Он очень хороший преподаватель, и человек хороший!
– Да? Глядя на вас, у меня возникает мысль, что чересчур уж хороший.
После уничижительных слов академика Маринка и впрямь почувствовала себя полным ничтожеством. Но это было еще полбеды. Если этот настырный старик возьмется за дядьку, который и в самом деле был порядочным человеком, то тому придется плохо, а ей еще хуже. Эх, если бы она знала, не стала бы связываться с этой почти бывшей женой. Черт ее дернул ей хамить!
– Я больше не буду! – это было совершенно по детски, но теперь Маринка была готова на все. – Простите, пожалуйста. И дяде ничего не говорите! Он ничего не знает! И Глебу я скажу, чтоб отстал!
– То есть вы готовы выступить на благо справедливости?
– Какой справедливости?
– Уверен, на суде этот великолепный Глеб заявит, что никакой любовницы у него нет и в помине не было. Вы готовы эти слова опровергнуть? Думаю, у вас есть дарственная на квартиру? Там его имя фигурирует?
Маринка сомневалась недолго. С одной стороны, учеба и дядькина карьера, а с другой обманувший ее любовник. Забыв, что только что собиралась за него замуж, она горячо пообещала:
– Конечно! С удовольствием ему отомщу! Наобещал мне с три короба, бессовестно обманул! Справедливость должна восторжествовать!
Иван Ярославович саркастически переглянулся с Ольгой.
– Замечательно! Это вы хорошо сказали, Марина Светлова, справедливость должна восторжествовать. Я свяжусь с вами, когда будет нужна ваша помощь. И мой вам настоятельный совет: не встречайтесь больше с Абрамовым. Я ведь все равно узнаю. И поменяйте свою симку, чтоб не впадать во искушение.
Немного оторопевшая от полупонятных старорежимных слов, Маринка тем не менее воспрянула духом, пообещала все выполнить, и быстро скрылась из глаз.
– Как быстро нынешнее поколении меняет жизненные ориентиры, не находите? – Иван Ярославович скептически оглядывал идущих мимо и непрестанно здоровающихся с ним студентов.
Оля уточнила:
– У этой девицы жизненный ориентир никогда не менялся.
– А какой он, по-вашему? – заинтересовался академик.
– Выгода. Ну, и удовольствие, я думаю. А что вы слышали из нашего разговора?
– Думаю, почти все. Я стоял у киоска, выбирал, что почитать вечерком, когда эти базарные особы начали говорить о своих делах, никого не стесняясь. Познавательный получился разговор, весьма познавательный.
Ольга решила, что Олег стопроцентно прав, говоря, что Иван Ярославович большой специалист по интригам. И тут он снова ее удивил.
– Я старый интриган, вы, безусловно, правы. А иначе я не удержался бы сорок лет в ректорах крупнейшего в регионе вуза. Многое нужно было просчитывать на несколько ходов вперед. И при советской власти, и сейчас в особенности. Но, думаю, это можно назвать и дальновидностью. Не находите?
Оля была смущена не меньше удравших девиц.
– Э-ээ, я бы назвала это проницательностью.
Иван Ярославович помахал рукой, и перед ними снова, как в прошлый раз, из ниоткуда возникло такси. Они сели в машину, и академик мягко попросил:
– Здравствуй, Яша. Домой, пожалуйста.
– Добрый день, Иван Ярославович! С удовольствием. – Водитель широко улыбнулся, радостно приветствуя пассажиров.
Дорогой Иван Ярославович говорил с ним о его делах, выспрашивая, как жена, как дети, проявляя завидную осведомленность о всех членах семейства водителя. Оля поняла, почему все знакомые академика с таким пиитетом к нему относятся – он помнил обо всем. Едва они вышли из машины, Оля спросила:
– Иван Ярославович, о моем разводе вам Пал Палыч рассказал?
– Нет, что вы! Боюсь, он целиком занят своими личными проблемами, чтоб обращать внимание на чужие. Нет, об этом мне сказал внук.
Ольга удивилась.
– Борис? А мне он сказал, что даже меня и не запомнил.
– Вполне может статься, что внешне он вас не запомнил. Но ваше имя ему знакомо.
– Но какое ему дело до моего развода? И откуда он об этом узнал?
– Возможно, никакого. А, возможно, и наоборот. Он вам о похищении ничего не говорил?
– Чьем похищении?
– Даже не знаю, как его и обозначить. Похищение планировалось ваше, но украли-то Василису.
Оля приложила руки с горевшим щекам.
– Кошмар! Это Глеб учудил?
– Естественно. Думаю, он вас все-таки по-своему любит, если настолько не хочет отпускать.
– Это в нем спесь играет. И самодурство. Его любовь давно прошла, осталось только чувство собственника. Как же, я посмела оставить его первой! Вот если бы первым от меня ушел он, это было бы совсем другое дело. Он уверен, что ему все можно. Когда он стал таким, не знаю.
– Не волнуйтесь, Оля, это не ваша вина. Хотя, возможно, вы были чересчур нетребовательной женой.
– Нетребовательной? А нужно быть требовательной?
– Конечно. С такими, как Глеб, – обязательно. И постоянно давать повод для ревности.
– Чтоб свой огород стерег, а не чужие пашни возделывал?
– Да.
– Такая жизнь не для меня. Я хочу доверять мужу, а не думать каждую минуту, где он и с кем.
– Тогда вам нужно было за Виталия замуж выходить. Вот уж где спокойная надежная гавань.
Ольга подозрительно посмотрела на него, но Иван Ярославович, якобы не замечая ее сомнения, спокойно продолжил:
