Элизабет Эдмондсон - Ледяное озеро
Почему? — спрашивала она себя, устало взбираясь на скользкий берег, с болтающимися на шнурках коньками в замерзших руках. Да потому что в нем присутствовали знакомые признаки псевдоутонченности, от которых она ушла. Он из той же породы людей, с которыми она еще недавно водила компанию, побудивших ее проникнуться отвращением и к себе, и к ним.
Одно хорошо: он не задержится в Уэстморленде. Если кто-нибудь производил впечатление человека, находящегося в абсолютно чуждой среде, так это Хэл Гриндли.
Нет, пока он не похож на рыбу, выброшенную из воды. Ну ничего, несколько вечеров в «Гриндли-Холле» вынудят Хэла поспешить обратно в Лондон, Нью-Йорк или откуда он там приехал. Разве только новая жена Питера Гриндли окажется очаровательной особой, а, по словам Эдвина, это не так.
— Манерная провинциалка! — вынес вердикт брат. — Да с претензией на тонкий художественный вкус. Разглагольствует о вортуизме[29].
— Господи помилуй!
Нет, не похож Хэл на человека, который станет это терпеть. Очень скоро он исчезнет. И Аликс перестала о нем думать, предпочитая переключиться на другие, более актуальные мысли: об Эдвине и Лидии.
Глава восемнадцатая
Он ощущал холод и страх.
Среди деревьев он был не один. В лесу был кто-то или что-то еще, оно топотало где-то там, в темноте, по мерзлой земле. В бодрствующем состоянии здравый смысл подсказал бы ему, что это олень или барсук. Но у сна свои законы, и сон предупреждал: опасность. Кем бы оно ни было, это рычащее и ворчащее, повизгивающее существо — оно наводило больший страх, чем любой лесной зверь.
В ту ночь Майклу снился цветной сон. Большинство снов, что ему запоминались, были цветными. Другие сны — обесцвеченные, похожие на сепию старинных фотографий — оказывались расплывчатыми, непонятными и забывались с наступлением утра.
Этот сон не был расплывчатым. Ломкие от мороза прутья хрустели у него под ногами. Качающиеся высоко над головой ветви с шуршанием стряхивали вниз снег; этот тихий звук был странным и зловещим.
Очень темно — вот что самое скверное. Если даже луна и появлялась из-за проносящихся по небу туч, ее свет почти не проникал в этот стылый мир. Ветви необыкновенно густые, деревья прижаты плотно друг к другу; он словно окружен стеной, пойман, как в ловушку, в мерзлую пещеру из стволов и ветвей.
Он дрожал от холода и чувствовал, что потеет. Неосознанно он стряхнул с себя одеяло и бросился к деревьям и кустам. Как можно одновременно мерзнуть и потеть?
Снова звуки, шуршание, теперь уже громче, потом нечто вроде пронзительного вскрика, внезапно оборвавшегося. О Господи, чем бы это ни было, оно приближалось. Оно чувствовало его страх, запах его страха и, вероятно, притягивалось им. Животные способны чуять запах страха. Это объяснил Майклу отец, когда однажды на мальчика рычала собака.
Дикий кабан. Вепрь. Теперь Майкл был уверен, что это дикий кабан — с красными злыми глазами, с пеной у рта, со страшными оскаленными клыками. Ему доводилось видеть диких вепрей в Венгрии.
Он беспокойно зашевелился, испытывая замешательство даже во сне. В этом сне он был мальчишкой, но дикого кабана в Венгрии он видел уже взрослым. И в лесах Англии кабаны давно истреблены. Разве что, думал Майкл, по мере того как сон вновь уводил его в темноту, все, что угодно, может оказаться в таком диком, холодном и пустынном месте.
Существо притихло. Оно ждало, пока Майкл шевельнется, двинется с места. Как только он это сделает, оно бросится на него, все с треском круша — напролом через подлесок! — чтобы напасть, схватить, разорвать на части.
Но он должен шевельнуться. Ему надо найти дорогу, выбраться отсюда. Двигаться вперед, потихоньку переставляя сначала одну, потом другую ногу — так, чтобы не издать ни звука. Не наступить на сухую ветку, не споткнуться о камень. Сосредоточиться.
Через лес пронесся вопль, и Майкл побежал. Он мчался куда попало, забыв про осторожность, через царапающие, цепляющие кусты. Усики растений, острые и холодные, тянулись к нему, чтобы схватить, узловатые корни цепляли за спотыкающиеся ноги. Что-то шелестящее задевало и хлестало его по лицу. Он бежал, закрыв руками лицо, но вскоре, задохнувшись, остановился, привалился спиной к дереву.
Снова крик. Крик боли. Крик ужаса. Или даже протеста? Оборвавшийся, будто отрезанный гильотиной.
Страшное существо добралось до своей добычи. Настигло. Так что, вероятно, пока оно не насытится, не кинется за ним.
Слышались лишь слабые жалобные повизгивания. Не сам ли он скулил? Нет, это кто-то еще. Роту Майкла пересох, сердце сильно стучало.
— Доброе утро, мистер Рексхем! — раздался бодрый голос миссис Диксон. — Еще один чудесный денек. Я принесла вам горячую воду для бритья и чашечку чаю.
Звякнул фарфор — это она поставила чашку с блюдцем на столик возле кровати.
Майкл высунулся из простыни, которая оказалась обернута вокруг него так, что ею было закрыто лицо, а руки примотаны к туловищу.
— Бог мой, да вы провели беспокойную ночь, мистер Рексхем, это точно, ошибиться невозможно! И конечно же, страшно замерзли — ведь одеяло-то на полу!
Он почувствовал, как на ноги ему набрасывают поднятое с пола одеяло, и наконец, дернувшись изо всех сил, рывком сумел выбраться из смятых полотнищ.
— Мне приснился дурной сон.
— Надеюсь, не картофельная запеканка с мясом тому виной, потому что я сама ее готовила.
Майкл поспешил успокоить хозяйку:
— О, нет-нет, не она, миссис Диксон. Это кошмар, который иногда у меня повторяется. Еще с детства. Теперь он уже не так часто снится, но поразительно живой и отчетливый.
— Эти изнуряющие кошмары, которые приходят по ночам терзать тело, когда ему так нужен отдых после дневных трудов! — сочувственно воскликнула миссис Диксон. — Зачем они вообще нужны, хотела бы я знать?
Майкл не без труда принял сидячее положение и потянулся за одеялом.
— Ваш камин не совсем погас, я только хорошенько поворошу кочергой и подброшу уголька, и комната быстро согреется.
Майкл пил чай, наблюдая, как миссис Диксон, повернувшись к нему объемистым тылом, с болтающимися завязками от фартука, вдувает жизнь в умирающие угли. Во всем ее облике присутствовало ощущение реальности, обыденности, которому он был так рад. Дневной свет постепенно отгонял и страх, и дикого вепря, и жуткие крики — точь-в-точь как всегда, — но прилипчивые остатки мучительного воспоминания еще томили его. Сон не повторялся свыше пяти лет, и на сей раз его сюжет немного отличался от сюжета предыдущих ночей в темном лесу. В эту, последнюю ночь он впервые повернулся навстречу крикам. Майкл чувствовал, что, если бы его не разбудила миссис Диксон, он наконец увидел бы, что же там скулило в лесу.
Но он вовсе не был уверен, что хочет это узнать.
— Вот теперь хорошо, — мягко промолвила миссис Диксон, вешая на крюк кочергу. — А вы одевайтесь и спускайтесь вниз, там ждет добрый завтрак. Вы, верно, проголодались после того, как всю ночь дрались со своими простынями.
* * *— Дурной сон? — переспросил Фредди, когда Майкл подсел к нему за круглый, до блеска натертый стол.
Вошла хозяйская дочка с подносом, уставленным посудой, и начала расставлять перед каждым тарелки с яичницей, беконом, сосисками, грибами, поджаренным хлебом и помидорами.
— Странный сон, — вздохнул Майкл, вынимая из кольца салфетку и раскладывая на коленях. — Это у тебя горчица?
Фредди передал ему горчичницу.
— Тебя мучат кошмары потому, что ты переутомился. Ты слишком много работал в последнее время. А здесь, при свежем воздухе, движении и здоровой пище, будешь спать как убитый. Я сплю, во всяком случае.
— Этот самый кошмар повторяется у меня с детства.
— Разве ты не свалился больной, когда был тут в последний раз? Ты говорил, что у тебя была сильная горячка и бред. Те же бредовые галлюцинации перешли и в твои сны.
Чужие сны в пересказе всегда воспринимаются людьми как жуткая скукотища, зачем черт его дернул вообще рассказывать что-то Фредди?
— Думаю, причиной стал приезд сюда. Он взбаламутил старые воспоминания. Почему бы нам не пропустить сегодня катание на коньках, а вместо этого совершить автомобильную прогулку и проветрить мозги?
Пока они обсуждали, куда бы направить колеса, в комнате появился мистер Диксон. Он предложил поездку к Дьяволовой горе. Дорога чистая, сказал он, это единственный проход, который никогда не заносит снегом. Оттуда открывается чудесный вид, обзор в ясный день — больше чем на тридцать миль, и имеется подходящий паб на спуске, по ту сторону холма, где они могли бы остановиться, выпить пинту пива и перекусить после полудня. Фредди отправился к себе в номер за картой, и друзья перешли в гостиную, чтобы выкурить по трубке и изучить маршрут.
