Элизабет Эдмондсон - Ледяное озеро
Обзор книги Элизабет Эдмондсон - Ледяное озеро
Сколько загадок хранит история двух старинных дворянских семей с севера Англии?
Что связывает их — любовь или преступление, дружба или предательство? О чем здесь не принято упоминать — и о чем необходимо и вовсе молчать?
Как влияют секреты прошлого на судьбы представителей нового поколения, впервые за долгие годы собравшихся близ одетого льдом озера, разделяющего их поместья?
Молодая женщина снова и снова пытается отыскать ответы на эти вопросы, еще не понимая, что некоторым тайнам лучше бы никогда не всплыть на поверхность…
Элизабет Эдмондсон
Ледяное озеро
Глубоко таятся страсти сердца,
Еще глубже запрятаны тайны прошлого
С любовью — моему дяде, Джеймсу Эдмондсону, чьи воспоминания об уэстморлендских зимах прошлых лет и рассказы о жизни Англии 30-х годов явились для меня источником наслаждения и вдохновения
Пролог
Житель Уэстморленда[1] погиб в результате несчастного случая при горном восхождении
В начале этого месяца Невилл Ричардсон, старший сын сэра Генри и леди Ричардсон, из поместья «Уинкрэг» сорвался со скалы и погиб, совершая восхождение в Андах. Погибшему был сорок один год, у него остались жена Хелена, сын и две дочери. Младший сын сэра Генри, Джек Ричардсон, награжденный за храбрость «Военным крестом», погиб во Франции в 1917 г.
«Манчестер гардиан», декабрь 1936 г.…Особенно красив местный ландшафт, когда озеро от края до края покрывается прозрачным льдом и разноцветные солнечные блики придают ему вид опала в девственно-белой оправе. Ближе к закату одетые снегом холмы приобретают все оттенки, какие только может произвести солнце, — от густо-малинового до бледно-золотистого. Мороз обрамляет реки и ручьи, словно ледяными пальцами причудливым узором украшает окна, изысканной, неземной паутиной оплетает изгороди и окрестные холмы. На воздухе замерзает дыхание. Черные спины низкорослых лошадок на горном склоне припорошены белым, их гривы и ресницы тронуты инеем, а косматые шкуры выносливых местных овец, добывающих корм из-под снега, обвешаны сосульками.
Такого мороза, как нынешний, не бывало с зимы 1920/21 г., и весть о том, что озера на севере одеваются льдом, достигла не только наших местных газет, но и колонок крупных лондонских изданий, а оттуда разносится по всему свету. В то время как северяне точат коньки и придирчиво вглядываются в ясные синие небеса и звездные ночи, выискивая признаки нежелательных перемен в погоде, выходцы из этих мест ностальгически вспоминают морозные дни и закрывают глаза при виде серых городских улиц. Они грезят об ослепительном зимнем небе, о воздухе, не пожелтевшем от дыма, копоти и ядовитых испарений. Мысленно летят они на коньках от одного края окруженного горами озера до другого: острые лезвия режут сверкающий лед, уши и пальцы щиплет мороз, а душа полна неудержимой радостью.
К СТАРЫМ МЕСТАМ
Глава первая
Лондон, Челси
«Почему бы тебе на Рождество не поехать на север?»
Аликс Ричардсон разбила в миску два яйца и начала взбивать их вилкой. Слова Сеси Гриндли не несли в себе оттенка критики или осуждения и не казались вмешательством в чужие дела — она всего лишь задала простой и естественный вопрос. Подруга детских лет знала об отношении Аликс к бабушке, но не видела в этом веской причины держаться вдали от «Уинкрэга»[2].
Наверное, Сеси права. Аликс без энтузиазма взирала на желтую смесь в миске. Она не слишком-то любила омлеты, но ела их часто.
Пища одинокого человека.
Люди встречали Рождество со своими семьями. Это было обычным и привычным делом, пускай даже всякий раз кто-нибудь сожалел об этом и зарекался: больше никогда. Те, у кого отсутствовала настоящая семейная жизнь, воображали встречи кульминацией счастья и человеческого тепла, хотя правда состояла в том, что подобные сборища могли обернуться полным провалом. Семейные дрязги, застарелые обиды, зависть и вражда, распаленное негодование выплескивались на поверхность. И все это — на фоне блюд с праздничным жарким и наполненных бренди бокалов.
Аликс зажгла газ и следила, как кусок масла, шипя, распускается на сковородке. Нет, Рождество в «Уинкрэге» было иным. Строго и удивленно взлетали брови бабушки, но никогда не повышались голоса. Неуравновешенность, гнев и споры не находили места в этом доме. То, что было предназначено для детской, всегда оставалось в стенах детской, а за пределами хранительных стен привитые хорошие манеры и страх перед бабушкой обеспечивали в доме неизменное спокойствие и порядок. На поверхности, во всяком случае.
Она вылила взбитые яйца в горячее масло и затем несколько раз поворачивала сковородку. Да, бывали времена, когда в «Уинкрэге» слышались беззаботный смех и счастливые голоса. Это когда они жили все вместе, одной семьей: родители, Аликс с Эдвином, их старшая сестра Изабел.
Мысленным взором Аликс увидела сестру в тот памятный год: как она, приехав на рождественские каникулы, возвращается домой после целого дня охоты — это было еще до холодов. В четырнадцать лет Изабел являлась первоклассным стрелком в отличие от остальных членов семьи, которые иногда доставали ружья, но ничуть не разделяли страсти соседей к этому виду спорта.
Потом ударил мороз, с гор понесло снегом, и Аликс хорошо помнила, как они с братом-близнецом Эдвином резвились на озере, катались на коньках и санках.
Праздники в тот год начались звоном восторженных детских голосов и веселым топотом ног, а закончились холодными и черствыми, случайно подслушанными словами… Их последнее совместное Рождество…
Аликс плавно скинула омлет в вынутую из сушки над плитой тарелку и отнесла в комнату на стол. Налив бокал вина, подцепила кусок яичницы на вилку и отправила в рот, совершенно не чувствуя вкуса.
Тогда происходили какие-то таинственные разговоры. Они резко обрывались, когда в комнату входили она или Эдвин. С внезапной и пугающей ясностью она вспомнила, как мать повышает голос на бабушку и бабушкино злое, приглушенное шипение в ответ.
Аликс отпила вина — вместо него вполне мог быть уксус или лимонад, она не ощущала вкуса.
…Изабел была больна, так сказали близнецам. Им не объяснили, что с ней — что-то инфекционное, и что приходилось держать ее взаперти в дальнем крыле дома. Глядя глазами забытого детства, Аликс абсолютно отчетливо представила, как однажды, войдя в холл, застала там дворецкого Роукби, растерянно снимающего рождественские гирлянды. Там же была тетя Труди, сдиравшая с елки свечи и украшения и распихивающая их как попало, вместо того чтобы, бережно завернув каждый предмет в бумажную салфетку, аккуратно уложить в деревянный ларь до следующего раза.
Аликс сдвинула остаток омлета к краю тарелки. Тушеное мясо… как давно она не ела настоящего тушеного мяса с овощами. В Лондоне люди понятия не имеют о таких кушаньях. Или об овсянке к завтраку — с желтым сахаром и густыми сливками, прямо с фермы. Дедушка любил овсянку на шотландский манер, с солью, но Аликс — только со сливками и сахаром. А шоколадный пудинг… Если она поедет домой, кухарка непременно приготовит ей свой фирменный, неземного вкуса пудинг с горячим шоколадным соусом — десерт, который славится на все озера и рецепт его тщательно хранится под замком.
Аликс встала, отнесла тарелку и бокал в кухню. Поставила их возле раковины — приходящая уборщица утром вымоет. Потом стала готовить кофе, невидящим взглядом уставившись на пузырящуюся в кофейнике горячую жидкость.
Она оборвала связи с «Уинкрэгом», уехала, чтобы начать собственную жизнь. Значили ли для нее что-нибудь традиции? Тосковала ли она по рождественским гимнам, праздничному пудингу с изюмом и черносливом, подаркам под елкой?
Нет.
Но вот по чему она тосковала — так это по озеру и холмам. И по ощущению морозного воздуха на горящих щеках. И порой до боли хотелось опять мчаться по льду под холодным и чистым голубым небом. Поесть тушеного мяса с овощами и шоколадного пудинга. Не говоря уже о восхитительных состязаниях, которые устраивались в это время года. Сейчас невозможно купить настоящего хлеба в Лондоне. А в «Уинкрэге» мальчик от булочника, как встарь, каждое утро доставлял корзинку с буханками, завернутыми в ткань, чудесно теплыми.
Есть ли риск, что, если она вернется, бабушка опять зажмет ее в кулак? Конечно, нет, теперь уже нет.
Если Аликс отправится в «Уинкрэг» на Рождество — а это всего лишь несколько дней, — то сможет проводить долгие часы с Эдвином. Болтать, смеяться, бродить пешком, кататься на коньках, как раньше. Аликс избегала брата с тех пор, как уехала на юг, хотя знала, что несколько раз в году он бывает в Лондоне. Она скучала по нему, но их прежняя тесная дружба заставляла ее опасаться встреч. Эдвин слишком хорошо знал ее и понимал, и Аликс чувствовала, что это будет больно задевать ее обнаженные нервы. Она сделала свой выбор, решив покинуть север и семью, а брат предпочел остаться. Ему было проще. Бабушка не властвовала над ним с той суровостью, какую проявляла к своим потомкам женского пола; так что он мог иметь свое отдельное жилье в близлежащем городишке Лоуфелле да еще держать маленькую квартирку в Лондоне — привилегии, которые бабушка никогда не даровала бы внучке.
