Эдуард Глиссан - Мемуары мессира Дартаньяна. Том III
Посол Испании ослеплен
Такие слова не пристало бы произносить ему, кто разорял Королевство на протяжении стольких лет, никогда не уделяя этому ни малейшего размышления; но, наконец, как то, что он выдвигал в этих обстоятельствах, было неоспоримо, Королеве потребовалось долго его уговаривать, до того, как он соизволил склониться перед ее волей. Вот так пришли к соглашению о Перемирии, хотя оно еще и не было пока подписано. Однако, так как все в нем уже [143] уверились, то и пожелали устроить Пимантелю, явившемуся инкогнито в Париж, такое пиршество, какое могло бы показать ему, как на картине, великолепие Франции. Выбрали для этого дом в Берни, принадлежавший Месье де Лиону, кого свели с ним не только для утверждения статей брачного договора, но еще и для улаживания всех противоречий, существовавших между двумя Коронами. Но здесь перед ним разыграли настоящую Гасконаду. Дабы вызвать наибольший восторг у этого иностранца, Месье де Лион, как ни в чем не бывало, пригласил того посетить его дом, находившийся всего лишь в двух лье от Парижа, и там, как если бы все это было сделано невзначай, ему подали, как бы само собой разумеющееся, самое превосходное угощение, о каком едва ли даже слышали с давних пор. Все это было сделано, однако, за счет Короля, кто даже сам заехал туда, дабы почтить этот пир. Но, что там ни говори, так как тогда не проявляли к Его Величеству всего того почтения, как впоследствии, хотя и нельзя было пренебречь им, не совершив при этом преступления, случилось так, что до того, как угощение появилось перед ним, его Куртизаны разграбили значительную его часть. Пимантель, кто уже восхищался деликатностью и изобилием, с какими ублажали Короля во всякий день, нашел новый повод для восторга в том, что он видел в настоящий момент. Все это показалось ему тем более необычайным, что он увидел здесь совершенную противоположность умеренности, царившей не только за всеми столами грандов Испании, но даже еще и за столом Его Католического Величества. Он ел вместе с Сеньорами де Лионом, ле Телье, Сервиеном и несколькими другими подчиненными Министрами, но он хорошенько остерегался удивляться тому, что он видел в настоящий момент, потому как он был бы счастлив убедить окружающих в том, что здесь не было ничего такого, чего точно так же не происходило бы и в его стране, и даже больше того. Однако Инфанта проявила лучший нрав, едва только она прибыла; и [144] уверившись, что ужин, какой ей приготовили, был чрезвычайным застольем, и вскоре ее низведут к положению более скудному, она сказала Месье де Виласерфу, кто был ее первым дворецким, распорядиться сохранить для нее остатки одного блюда, какое она нашла столь прекрасным, что отъела от него больше половины. Вилласерф ответил ей, что она была теперь в столь добром доме, в каком нет никакой необходимости прибегать к подобной экономии, у нее будет все, что лишь ей заблагорассудится, а обслуживать ее будут точно так же при каждом застолье, и это продлится до тех пор, пока все это ей не наскучит.
Вся Франция радовалась в предвидении ближайшего мира. Никто не опасался больше никаких затруднений, теперь, когда Испанцы переступили через главную статью, состоявшую в согласии на предложенное им отречение от наследства. Тем временем, ко всеобщему облегчению, Королева Испании забеременела и даже вскоре произвела на свет Принца, кого рассматривали в Испании, как поддержку Короны и надежный оплот против всех страхов.
Нечестивые развратники
Однако во времена, когда каждый вот так возрадовался душой, было получено известие о безумном дебоше, устроенном людьми Двора, принесшем много горя Королеве-матери и даже самому Королю, кто при всей своей молодости был врагом всего, не соответствовавшего добрым нравам; там придали осмеянию, как утверждалось, два самых высших Таинства нашей религии, а именно Крещение и Евхаристию; по этому поводу рассказывают устрашающие вещи, и лучше бы было обойти их молчанием и даже предать полному забвению. В самом деле, о нем не могут вспомнить без ужаса, и лучше бы никогда больше об этом не говорить. Герцог де Невер там был, Аббат ле Камю, Духовник Короля, а сегодня Епископ Гренобля, Граф де Гиш, Маникам, Кавуа, старший брат того, кто сегодня является главным Маршалом Корпуса Дома Короля, и Рабютен. Эта сцена происходила в Руасси, в Доме Графа [145] де Вивонна, сына Герцога де Мортемара, имевшего право наследования на должность первого дворянина Комнаты Короля. Он сам участвовал в дебоше, и все они были примерно одного и того же возраста, за исключением Бюсси, кто был, по меньшей мере, лет на двадцать старше остальных. Это должно было бы сделать его более мудрым, поскольку двадцать лет сверх того, что принято называть молодостью — чудесное средство для исправления многих изъянов; но так как он обладал невыносимым тщеславием и тем, что еще менее простительно высокородному человеку, чем кому-либо другому, а именно претензией писать лучше, чем кто бы то ни было, вместо сокрытия того, что он совершил, он нашел удовольствие лично разгласить об этом в письменном виде. Он составил на этот счет изложение и отдал его одной Даме; та, может быть, и не была бы поражена устрашающими преступлениями против Бога, но она настолько оскорбилась проявленным ими презрением к прекрасному полу, а также и предпочтением ему вещей, о каких не позволено ни говорить, ни даже думать, что дабы они не остались безнаказанными, она распорядилась снять копии с этого изложения. Она рассеяла их в то же время при Дворе и по всему Парижу, рассказав, от кого она получила оригинал, дабы к ним отнеслись с большим доверием. Королева и Кардинал вскоре тоже получили по одной копии и увидели в них описание вещей, заставивших их вздрогнуть от ужаса. Король был этим оскорблен точно так же, как и Бог, и так как подобное преступление карается обычно гораздо более сурово и быстро, чем то, что касается только Небес, виновных отправили в изгнание. Это было весьма малое наказание по сравнению с тем, чего они заслуживали в соответствии со всем, что они натворили; но так как племянник Министра был там, и невозможно было покарать других более сурово без того, чтобы и он понес свою долю наказания, они спаслись под прикрытием его имени. Не было никого, кто не находил бы, что они отделались [146] слишком дешево. Все хотели, чтобы был преподан другой пример, и особенно в отношении Бюсси Рабютена, кто считался еще более, виновным, чем остальные, в сознании каждого. Его возраст действительно только усугублял его преступление, ведь ему было сорок лет, а в эти годы либо человек должен стать мудрым, или же он не станет им никогда. Кроме того, так как никогда не любят заносчивых людей, ему не могли простить того, что он открылся сам, из пустого тщеславия. Однако Герцог де Невер явился причиной того, что их наказание не простиралось особенно далеко, а также и не было исключительно длительным. Они получили право возвращения из ссылки по прошествии одного года, не говоря уж о том, что вернулись они на самом деле намного раньше, поскольку, далеко не задержавшись на месте, предписанном им для наказания, большая их часть возвратилась оттуда в Париж уже через несколько месяцев, не делая из этого никакой тайны; они посещали всех своих друзей и даже показывались на публике. Если бы Герцог не принадлежал к их числу, без всякого сомнения, нашелся бы кто-то достаточно добродетельный, кто известил бы обо всем Королеву и ее Министра. Я не говорю Короля, так как Его Величество пока еще ни во что не вмешивался, и все оставлял на усмотрение Кардинала.
Не было никого, тем не менее, кто не признал бы уже в нем совершенно необычайных талантов к правлению. Он был мудр и благоразумен превыше всего, что, казалось бы, позволял его возраст; так что каждый был этим тем более поражен, когда узнавал, что он не был особенно хорошо воспитан.
Смерть Месье Кромвеля
Кардинал начал чувствовать тогда приближение своего заката, что побудило его снять многие препятствия к достижению мира. Так как он знал, насколько он был всегда ненавидим, он был бы счастлив оставить по себе это благоухание святости, умирая, дабы могли сказать, если он и натворил много зла в течение жизни, по крайней мере, он совершил при смерти то благо, что вернул мир всей Европе. [147] В самом деле, так как все соседние Могущества не предпринимали ни единого действия, какого бы они, так сказать, не позаимствовали бы у двух Корон, они все были готовы следовать закону, какой те соблаговолили бы им предписать. Одна лишь Англия оказалась здесь в большом затруднении, потому как у нее не было больше Кромвеля, кто взял бы на себя заботу о ее интересах. Он умер совсем недавно и довольно внезапно, да еще в манере, наводившей на мысль, якобы кому-то удалось сократить его дни, если бы он всю свою жизнь не жаловался на колики, от каких он, по всей видимости, и скончался. Однако правда состояла в том, что он был отравлен; его вдова и дети скрывали это обстоятельство, как только могли, дабы не дать Англичанам времени сообразить, что таков конец всех тиранов, а, следовательно, как они были неправы, додумавшись сажать их себе на голову.
