Орехов Виталий - Демиургия
«Еще рано. Даже для меня. Тем более для меня» – подумал Император Воинственный Предок, и вновь закрыл глаза, обняв руку своей наложницы — прекрасной Чжао. Она не заметила этого и продолжала сладко спать и видеть свои женские сны о верности господину и мужу до гроба.
– Хо! – крикнул Ли Бао сверху, со столба Чун, – росы почти нет. Сколько еще времени осталось?
Хо, второй слуга и друг Ли Бао, посмотрел на восток, где ночь начинала сменяться сумерками утреннего мига.
– Около полутора-двух часов, Ли. Подождем, сейчас будет время влаги с морей.
Хо знал, что перед самым рассветом ветер гонит в это время влагу и дожди с Желтого моря, на короткое время очищавшегося от пыли и своего желтого цвета и становящимся морем цвета моря. На эту влагу и была надежда у Хо и Ли Бао.
И действительно, подул ветер, Хо и Ли Бао повернулись лицами к нему и смотрели, как туман тихо, почти незаметно движется навстречу императорскому дворцу, скрывая в своем бесконечно молочно-белом потоке стебли бамбука и дома в низине города.
– Вот идет наш дойный скот. Который подоит себя сам. – пошутил Ли Бао.
Хо не ответил Ли, он только зажмурил глаза и поежился от окружающей его сырости. Спать не хотелось, только и утра не хотелось. Так можно было сидеть в тишине в тумане и смотреть на восток, где, казалось, рождалось время.
Тем временем в спальне императора прекрасная Чжао открыла глаза и полным верности взглядом смотрела на своего господина и повелителя, своего полубога – Императора Срединной Империи У. Шальная мысль промелькнула и сразу исчезла в голове наложницы, что лишь она одна из женщин всего мира может славиться тем, что имеет своего полубога. Но мысль была слишком опасной, от нее необходимо было отделаться, что она и постаралась сделать. Не отрываясь, она продолжала смотреть на самого могущественного человека в мире.
Император У не открыл глаза.
– Знаешь, чего я хочу, Чжао? – спросил он.
– Чего, о мой властелин?
– Я хочу жить вечно. Я не хочу умирать. Я, император Воинственный Предок из величайшей из династии Хань, хочу быть так же велик, как великий Желтый Император Хуан-ди, который был первопредком всех жителей нашей империи. Ты знала это?
– Нет, мой господин.
– Я тоже хочу жить всегда. Еще не все племена подчинены моей власти, а мне уже за 60. Еще не все дрогнут от моей руки. Но я знаю, если получится, если мой дух будет тверд на своем пути, если небо будет благосклонно ко мне, то золотая чаша на столбе Чун дарует мне бессмертие, чтобы вершить великие дела во славу Империи Хань.
– Да, мой господин.
Император ударил в колокольчик, который извещал слуг о пробуждении властителя.
– Ты слышал, Хо? Наш владыка проснулся. Я должен посмотреть, как там роса на столбе.
Хо не ответил.
Ли Бао взобрался на лестницу, приставленную к столбу. Предсказание Хо сбылось, чаша была наполнена росою почти до середины. Ли Бао знал, что строжайшим запретом было наказано не брать влагу ни откуда, даже если в чаше не скопилось ни одной капли за ночь. Но на памяти Ли Бао такого не было никогда. Хоть одна, хоть две капли, но блистали в священной золотой чаше Императора. «Странно, – подумал Ли Бао, – когда я смотрю в лужу, я вижу в ней себя. Но когда я смотрю на эту утреннюю росу, приготовленную для императора природой и духами, я вижу небо».
Чтобы посмотреть себя – надо глядеть под ноги, чтобы увидеть прекрасное – надо высоко залезть и немного подождать.
Ли Бао очень аккуратно снял чашу со священного столба Чун и понес в покои императора. Перед тем как войти в покои, его раздели догола и обыскали стражи императора. Затем он оделся и, не смея взглянуть на своего владыку, понес ему на вытянутых руках золотою чашу, наполненную росой — утреннее кушанье, которое император Воинственный изведывал каждое утро, веря, что оно принесет ему вечную жизнь, подобно той, которую обрел великий Желтый император.
– Ли Бао. Ты принес мне утреннюю росу. Она чиста?
– Чиста, как юная и скромная целомудренная дева, только вышедшая в свет.
– Ты ничего не добавлял сюда? Ты знаешь, что я отсеку от тебя по частям каждый цунь твоей кожи, если вздумаешь обмануть меня.
– Знаю, мой император. Я лишь верно исполнял Ваши указания, это чистейшая утренняя роса, которая сделает Вас еще более бодрым и еще более готовым для великих дел управления Империей Хань.
Император велел Ли Бао ступать, а сам взял золотую чащу обеими руками и причастился утренней росы. Чуть прохладная влага из металлической чаши мягко обтекла горло. Император пил медленно, он старался не пропустить ни одного момента насыщения энергией, которая обещала даровать ему бессмертие – последнего, чего так желал император, у которого было все. Он верил. Он верил как младенец. Он верил и чувствовал, как энергия утренней росы, собранная со всей Империи: с северных земель, где прошли и пройдут еще великие битвы, где высится Великая стена, с юга страны, где бесконечные рисовые поля зеленеют до самого горизонта, с пустынь запада, где ветер гонит пески от края земли до края, и конечно с востока, великого Востока Империи, где мудрецы из древнего города Лоян пишут свои книги, где солнце уже взошло над горизонтом, и дальше с востока, где бушует Великое Желтое море, – со всей империи была собрана эта влага лично для него, великого императора Воинственного Предка из величайшей династии Хань. Император верил. Великий император не мог не верить.
Закат
Был последний закат. Но солнце еще светило ярко, высоко над горизонтом, оно уверенно катилось за его дальнюю недостижимую линию. На пороге дома сидел ученый и думал о решении бесконечно сложной задачи расчета тригонометрических парабол небесных светил. Надо было успеть провести подготовительные расчеты до заката, заготовить инструмент для того, чтобы не пропустить момент наступления ночи. Ему было 75 лет и за свою жизнь он сделал больше, чем сделали все до него, и больше, чем сделают люди на протяжении следующих двух с половиной тысяч лет. Он уже давно знал, что истины нет, что мир эфемерен и подчиняется законам, которые не суждено понять ни одному смертному человеку во всем мире. В отличие от своего двоюродного брата, царя, уверенного в силе оружия и политики, он был уверен только в том, что все, чем он занимался всю свою жизнь, не будет бессмысленно.
Он жил в последнюю эпоху самого великого времени человечества и знал больше, чем можно было себе представить. Он был знаком со светилами науки и философии, он помнил царей, диктаторов, тиранов и демократов и знал, что такое ход истории. Он посвятил свою жизнь гораздо более значимому делу. Он знал, что имя его брата навсегда забудется, как забылось имя его деда, царя, и его деда, и многих сотен других людей, ставших властителями. Его же будут помнить всегда.
Но за время его жизни слишком многое поменялось. Великая империя, посвятившая свою жизнь служению оружию и порядку, только поднималась, ее солнце только всходило на небосклоне истории, чтобы сиять на нем, от скромного восхода до позорного заката более тысячи лет, а потом еще тысячу лет освещать мир Orbi et Urbi.
Ученый же думал сейчас только о том, как провести небесный арктангенс к линии зенита. Еще давным-давно, когда он обучался у другого астронома, он научился сосредотачиваться на конкретном деле, не обращая внимания на ход Солнечного огня, на происходящее вокруг, на все, что было вне ученого и его задачи. Позже люди навсегда утратят эту способность концентрации, которая столь много подарила человечеству. Астроном говорил своему ученику:
– Только так, сын мой, можно решать задачи, в вечном и праздном любопытстве Урания не откроет тебе своих тайн. С ней, и вообще, со всякою наукой следует быть деликатным, как с женщиной, и упорным, как с ретивым жеребцом, иначе бы наши предки никогда не предсказали ход светил, никогда бы не рассчитали стадии Земли, никогда бы не открыли тайну числа. Науку надо любить, мой верный ученик, только ученому, истинно полюбивший науку, она откроется.
С каким завороженным любопытством слушал тогда молодой ученик слова старца. Ученику суждено было превзойти его в своем величии. Но слова своего учителя он не забыл. Вот и сейчас в городе бесчинствовали солдаты будущего оскудения науки и культуры, солдаты будущего ничтожества человеческой цивилизации, служители сената и народа, меча и крови. Но ученому было все равно он думал только решении задачи, как и учил его старец.
– Хозяин, нам следует укрыться, враги на подходе, – слуга ученого был единственным, оставшимся в его доме, остальные бежали в страхе перед мощью врага. А ведь именно благодаря ученому и его чудесным творениям столь долго не могла армия взять город. Город ученого обходили стороной. Говорили, он знает магию и ведунство, говорили, ему открыто будущее и прошлое, рассказывали, как сами цари приходили к нему на поклон, чтобы он служил их государству. Но ученый остался в своем родном городе.
