Евгений Введенский - Либерия
Затем слово дали водителю фургона. Он встал со своего места, вышел на середину помещения и около получаса обстоятельно и с многочисленными подробностями излагал свою версию событий. Сначала он в деталях рассказал о том, чем занимался в течение дня, где был и откуда ехал; хотя это совершенно не относилось к сути дела, начальник участка выслушал это пространный рассказ с большим интересом и иногда задавал уточняющие вопросы. Затем водитель фургона перешел к описанию инцидента на дороге. Так как он с семьей ехал с рынка с покупками, а его дом находился на другой стороне улицы, это, по его мнению, давало ему право выехать на встречную полосу за пару сотен метров до его дома.
Полицейский начальник глубокомысленно кивал и делал записи в своем блокноте, а затем объявил, что он и его коллеги удаляются на совещание. Приказав всем оставаться на местах, он вышел на улицу в сопровождении двух подчиненных и семенившего вслед за ним водителя фургона.
— Я не понял: это следствие или это уже суд? — плачущим голосом спросил Гена. — Какое еще совещание?
Гена поднялся было, чтобы выйти на улицу покурить, но полицейские в грубой форме потребовали, чтобы он вернулся на место.
— Почему обвиняемому можно выйти, а пострадавшему нельзя? — спросил Гена с возмущением.
— Начальник приказал, чтобы все оставались на местах, — невозмутимо отвечали стражи порядка на этот и все последующие вопросы Гены.
Время шло. Толпившийся у входа и у окон народ смотрел на нас во все глаза, громко комментируя ситуацию, отпуская дурацкие шутки и громко хохоча. Наши соседи, арестанты, пытались завязать с нами светскую беседу о своей нелегкой доле в частности и о несправедливости в мире вообще; полицейские советовали им закрыть "свои поганые рты", в противном случае угрожая им скорой и жестокой расправой; зеваки азартно потешались и над теми, и над ними.
Рана на моей ноге неприятно ныла: кровь, понемногу вытекавшая из-под пластыря, привлекала десятки кусачих мошек, которые, дружно жужжа, веселой гурьбой описывали круги вокруг моей лодыжки, пытаясь приземлиться поближе к краю кровоточащей раны и впиться в нее своими хоботками. Я думал о том, что, если бы сфотографироваться в этой обстановке, получилась бы сенсационная ава для моих аккаунтов в соцсетях... Тем временем Гена каждые пять минут звонил Шимону, нервно вертя в пальцах зажигалку.
— Он говорит, чтобы мы бросали все это и срочно везли деньги на офис, — жаловался мне Гена. — Шимон меня еще плохо знает! Я от своего никогда не отступаю. Шимон — грамотный бизнесмен, но у него есть одна слабость — при малейших трудностях он сразу начинает суетиться и паниковать. Когда мы летели в Либерию, прямо в аэропорту обнаружилась одна проблема, из-за которой поездка оказалась на грани срыва. Шимон тут же начал беситься, орать и уже готов был все бросить и остаться в Израиле. Но я посоветовал ему успокоиться и немного подождать... И решил проблему!
Посмотрев на меня с загадочным выражением лица, Гена вдруг закашлялся с громким свистом в груди и сплюнул на пол комок мокроты.
— У тебя астма? — удивленно спросил я.
Гена молча кивнул, продолжая кашлять. Я посмотрел на него с сочувствием. Астма мучила меня с семнадцати лет. Меня тогда как раз исключили из школы, и я пошел работать в театр машинистом сцены. Через несколько месяцев в сыром подвале без окон, в окружении пыльных декораций, у меня начались периодические приступы удушья. Несмотря на это, как и Гена, я так и не смог окончательно бросить курить — хотя лучше мне от этого, понятное дело, не становилось. То, с чем нам жаль расставаться, для чего-то нам да нужно; наверняка людям для чего-то нужны и их болезни.
*******
Вернувшись с "совещания", начальник участка вынес свой вердикт: мотоциклист ехал слишком быстро, что и стало причиной аварийной ситуации.
— Но фургон ехал по встречной! — возмутился Гена.
— Столкновения не было? Не было, — грубо перебил его начальник участка. — Мотоциклист упал по собственной вине: набрал слишком большую скорость и не справился с управлением. Дело закрыто.
Гена покраснел от злости и вскочил на ноги. Он смотрел на полицейского с вытаращенными глазами:
— Но... То есть... Как это? Стоп! Я ведь... Он... Там...
Грозно посмотрев на Гену, начальник участка оглушительно рявкнул:
— Все свободны!
Гена вздохнул и понуро пошел к выходу; я двинулся за ним.
Сначала арестанты в клетке, а затем и зеваки разразились смехом и издевательскими комментариями. Мы с трудом протолкались к нашему мотоциклу сквозь веселящуюся толпу и обнаружили, что кто-то слил бензин из топливного бака. Ругаться и искать виновных было бесполезно, и мы молча потащили мотоцикл по улице, высматривая заправку.
Было около восьми часов вечера. На улицах зажглись свечи в пластиковых бутылках. В полумраке сновали темные фигуры, кричали многочисленные хриплые голоса и надрывались кассетные магнитофоны. По обочинам текли ручьи из нечистот и помоев, источая сильную вонь; у домов возвышались большие кучи мусора, по которым босиком бегали дети в рваных "взрослых" майках до земли.
Несколько подростков вызвались помочь нам найти заправку и сообща толкали мотоцикл, постоянно повторяя, что заправка уже совсем рядом. Двадцать минут спустя мы снова вышли к полицейскому участку... Похоже, эти балбесы прикалывались над нами! Прогнав их, мы пошли наугад и вскоре нашли то, что искали.
Заправка представляла собой деревянный стол со стоящими на нем трехлитровыми банками с бензином ярко-красного цвета, в котором плавали какие-то подозрительные лохмотья. Заправка бензобака выглядела следующим образом: в трехлитровую банку с топливом вставлялся шланг, другой его конец обхватывал губами сотрудник заправки и тянул в себя воздух, а когда бензин начинал заливаться ему в рот, быстрым движением забрасывал шланг в отверстие бака.
Сплевывая на землю красную слюну, продавец бензина мокрыми пальцами несколько раз пересчитал мятые купюры, которые дал ему Гена.
Немного подумав, он бодро кивнул с белозубой улыбкой:
— И корэ, гу-гу!
Лишь когда мы снова поехали по темным улицам, я понял, что это было искаженное "It's correct, good-good". Почему-то на моем лице сама собой появилась улыбка. Я продолжал улыбаться всю дорогу до дома, глубоко вдыхая теплый вечерний воздух.
*******
Шимон стоял на крыльце со скрещенными на груди руками, освещаемый сверху дрожащим светом одинокой, качавшейся на ветру лампы, вокруг которой остервенело кружились толпы насекомых. Его губы были изогнуты в презрительной гримасе, а осуждающий взгляд, казалось, мог прожечь дыру в резиновом колесе мотоцикла.
Едва дождавшись, пока заглохнет двигатель, Шимон поднял руки кверху и крикнул во все горло:
— Vaffanculo!
Мартышки испуганно заметались по своей клетке, а мирно дремавший на скамейке Огастес вздрогнул от неожиданности, попытался встать и неуклюже повалился на землю. Мы невольно рассмеялись, и это еще больше разозлило Шимона.
— Я обещал твоему отцу, что буду за тобой присматривать, — сказал Шимон сквозь зубы. — Какого хрена ты гоняешь по ночам на мотоцикле по этому безумному городу, где полно преступников?
— Я сам могу за собой присмотреть, мне не пятнадцать лет! — обиделся Гена. — И вообще, не забывай, что это я познакомил тебя со своим отцом. Я — акционер этой компании!
— Ты безответственный ребенок, а не акционер! — воскликнул Шимон, в сердцах ударяя ладонью по парапету. — Ты вообще не думаешь о работе, а только ищешь приключений на свою задницу! Мы в Бонг Майнс уже напилили гору металла, а площадка в порту до сих пор не готова — работа стоит, потому что нет стройматериалов. Я попросил тебя съездить в банк за деньгами, а ты мало того что попал в аварию на этом дурацком мотоцикле, так еще и полдня просидел в полицейском участке.
— Я уже был в порту и за все заплатил, — с вызовом ответил Гена, закуривая сигарету.
Последовала напряженная пауза. Шимон молча смотрел на Гену, вцепившись в парапет побелевшими пальцами. Гена, облокотившись на мотоцикл, невозмутимо выпускал в воздух колечки дыма.
— Кому, сколько и за что ты заплатил? — спросил Шимон.
— Заплатил Мохаммедам, — сказал Гена, задумчиво глядя вверх. — Столько, сколько они сказали. За цемент, кирпичи и все такое.
— Я очень рад, что ты наконец-то решил поучаствовать в деятельности нашей компании, —тихо сказал Шимон. — Но я хочу тебе напомнить, что ее директором являюсь я. И подобные действия нужно согласовывать со мной. Сколько денег у тебя осталось после поездки в порт?
— Мы не считали, — сказал Гена, пожимая плечами. — Лично я почти все раздал. Евгений, доставай, что у тебя осталось.
Расстегнув ширинку, я стал вытаскивать оттуда слипшиеся бумажные купюры, складывая их на бетонный парапет. Получилась довольно большая куча. Брезгливо разглядывая ее, Шимон спокойно спросил:
