Марина Трубецкая - Дверь обратно
— Вот смотри, например, сюда. Из всяких разных шапок лучше всего получаются скрытницы. И это не просто так. Проекция человека на земле идет с неба от богов. Ежели мы закрываем это место, — он похлопал себя меж торчащих ушей, — то можем магическим предметом перекрыть связь между теменным родничком и светом богов. И поэтому для взоров простых людей становимся полностью невидимы. Вот и зовутся они обычно шапками-невидимками. Можно, конечно, зачаровать на невидимость и другие предметы одежды, но зачем? — Анебос посмотрел на меня многозначительно. — Можно ведь перекрыть маленькую часть тела и получить тот же эффект. Менее опытные чародейцы наделяют скрытными свойствами плащаницы и корзно,[18] но, опять же, зачем? Столько много лишней волшбы, чтобы закрыть все тело! Когда хватает вот такого пятака, — и он замкнул пальцы в кольцо.
Потом отложил заготовку шапки-невидимки и взял в руки сапог.
— Обувь. Почему самоходами чаще всего делают обувь? Да тоже все просто! Мы перекрываем зону подошвы. А это именно то, чем мы прикованы к земле-матушке. Ставим совсем небольшую чародейную преграду, и вот уже за один шаг семь миль преодолеть можем. Ну не порты же делать самоходными? А ежели кому дольше в воздухе зависать надобно, то для упора об эфирные слои крылья добавляем. Вот, например, так, — и он достал из кучи обуви сандалии, состоящие из одних ремешков. Около подошвы были прилеплены маленькие золотистые крылышки, которые от движения воздуха затрепетали, забились в руках.
Получить практически научное обоснование для предметов из известных каждому с детства русско-народных сказок — сапог-скороходов и шапки-невидимки, было, по меньшей мере, необычно…
После этого мы перешли в цех, где изготавливались только одноразовые вещи, как то: путеводные клубки нитей, гребни для выращивания густых лесов, ленты и полотенца для появления рек и озер.
— Здесь тоже все делается по подобию. По пути наименьшего сопротивления. Каждая вещь сама речет, что из нее лучше сделать. Кидаем оземь вертушку — вызываем ветер. Можно было бы и еловый гребень для этого приспособить, но работы в разы бы прибавилось. А вот густой ельник взростить таким гребнем — это на один петушиный крик. Из дубового — дубрава без затей появляется. Опять же, атласной ленте синего цвета легче передать свойства реки, чем, положим, красной льняной тряпице. Зато из последней стена огня получается просто на зависть всем!
Дальше мы оказались в кузне. Кстати, она на третьем этаже находилась, а вовсе не стояла отдельным домишком, как можно было бы ожидать. Но внутри все напоминало глубокую подземную пещеру. И если в первых двух посещенных нами цехах трудились преимущественно люди, то здесь — маленькие бородатые карлики с круглыми сливоподобными носами. По виду самые что ни на есть настоящие гномы. Похоже, последнее слово я произнесла вслух, потому что Анебос удивленно посмотрел на меня и сказал:
— Я, отец Асила-Велес[19] свидетель, не знаю, кто такие гномы. А народец этот трудолюбивый, на Руси гмурами[20] зовется. Умением же своим пошли они в отца — великого бога-кузнеца Ильма Сварожича, а родственники их — альвы[21] — в мать, прекрасную Алину Святогоровну. Первые гмур и альв были братьями. Никто не может гмуров в кузнечном мастерстве превзойти. И если с металлом люди работать еще могут, то разгибать и закалять мечи из бивня земляного оленя больше никому не под силу, неведом нам этот секрет. Знаем, что пламя потребно для того синее да жар земной нутряной, но как это все соединить…
Он снял со стены один из мечей, лезвие которого горело пронзительным белым светом почище любой электросварки.
— Вот из таких-то бивней и делаются мечи-самосеки. На этот осталось только черты и резы нанесть да клеймо коваля поставить.
Аккуратно повесил меч на место и взял из угла одно из копий, размера, прямо скажем, нереального. Простая человеческая рука и обхватить-то его не в силах была бы.
— А вот копье бурзамецкое[22] из небесного металла, только богатырям-волотам под силу им управиться.
Про оружие, если честно, мне было не очень интересно слушать. Поэтому я без эмоций просветилась про всякие необыкновенные свойства стрел с оперением из крыла царь-птицы, бьющих без промаха, палиц, которые сами ворогов по загривкам лупили, и всяких разных кистеней, каковые могли в нужный момент появляться в руках хозяина из ниоткуда, эффектом неожиданности повышая шансы оного на победу.
Потом мы посетили цеха по изготовлению музыкальных инструментов, где мне были в подробностях описаны свойства гуслей-самогудов, свирелей-бирюлей, ложек, морских раковин и маленьких арф со струнами из жил синего тауруса.[23]
Далее по плану была мастерская по изготовлению различных наузниц и амулетов, где работали только женщины. Анебос назвал их окудницами.[24] Но здесь я долго находиться не смогла, так как ужасно разболелась голова из-за слишком сильного запаха, наверно, некоторые нитяные опояски пропитывались какими-то зельями. Тут повсюду булькали котлы, пыхали паром самовары и дымились маленькие печурки. По стенам висели разнообразные пучки трав, засушенные трупики мелкой живности и всякая другая, видимо, пригодная для снадобий мерзость.
Потом увидела я, как изготавливают летающие ладьи и самоходные сани. Для этого мы посетили что-то вроде каретного сарая. Анебос пояснил, что летающими свойствами летающие корабли наделяются примерно так же, как и сапоги-скороходы.
Потом перебирали всяческие приспособления для дистанционного наблюдения. Кстати, по всяким там резным тарелкам яблоки и правда катались чаще, чем другие предметы, — вот тебе и первый «яблокофон»:
Катись, катись, яблочко,
По серебряному блюдечку.
Покажи ты мне на блюдечке
Города и поля,
И леса и моря,
И гор высоту,
И небес красоту.[25]
Увидела я и приспособления для превращения в разных животных, и столько всего еще, что к вечеру голова пошла кругом.
Все-таки, когда видишь столько необычного в одном месте, острота ощущений притупляется. Тем более, не было там ничего такого уж зрелищного. Никто не стоял на возвышении в расшитой звездами хламиде и не размахивал деревянными прутками. Громов-молний тоже не наблюдалось. У всего, что мне показали, скорее, даже какой-то научно-технический оттенок был.
Возвращались обратно мы уже ближе к вечеру. Вымотана я была так сильно, что саквояж Атею решено было отнести завтра. Так что по всему выходило, что зря я его с собой таскала. Он тоже вихлял рядом в каком-то не очень разговорчивом настроении. Зато Анебоса было не остановить. Насколько упорно он молчал утром, настолько его прорвало вечером. Он продолжал втолковывать мне что-то про волшбу и чародейство, пока не заметил мой очумевший вид.
— Ну, как я понимаю, ты ожидала чего-то более величественного? — Я в ответ пожала плечами. — Понимаю. Старики говаривают, что раньше больше волшбы было. А сейчас иссякает мощь чародейская. Нынче больше одни поделки остались. Но я и сам не застал время великих деяний, когда и Русь больше была. Говорят, что сейчас за Бореем божественного почти и не осталось вовсе. Что есть такие места, где можно днями идти и не встретить ни одну берегиню, лешего или русалку. Но как такое возможно? Не может природа-мать без охранителей своих!
Тут я ему и рассказала про буканая, про его пропавшее поселение, про одноногого из леса. Анебос в ответ задумался и замолчал. В тишине уходили мы с постоялого двора, в тишине и вернулись. Пообещав завтра зайти за мной, псеглавец удалился.
А навстречу мне уже бежала Нежана.
— Охтимнеченьки, — взмахивала руками она, — да что ж ты, Стеша, творишь-то? Ушла утром не поснедав да, поди, и маковой росинки за весь день в рот не взяла? Попутчики твои — коневрусы — пришли с торжища, волнуются. Быстробег вон копытом бьет, ей-же-ей, насилу сдержали, все хотел тебя пойтить искать.
Я почувствовала себя неблагодарной свиньей. Народ, глянь, волнуется, а мне и в голову не пришло предупредить кого-нибудь, что уйду. Я просто не додумалась, что кто-то будет беспокоиться, ведь за всю мою жизнь такого не бывало. Воспитатели и директора переживали, конечно, что могут потерять звание образцового детского дома, поэтому регламентировали наши передвижения. А так-то им было глубоко наплевать на нас. Главное, чтобы мы им показатели не портили!
Быстро оттащив саквояж в свою светелку, я спустилась в обеденную. Застолье уже началось. Коневрусы, споро жуя белыми крепкими зубами, обменивались впечатлениями о прошедшем дне. Торговля у них, судя по разговорам, шла бойко. Мамонтов всех распродали в караван, направляющийся к Беловодью.[26] Остался только всякий мелкий товарец, с которым они намеревались покончить назавтра. Потом у них был запланирован день на покупки. И — домой. Вышебор посмотрел на меня и спросил, не хочу ли вернуться с ними в стойбище. Чтобы не отвечать на вопрос, я начала рассказывать о чудесах, которые видела сегодня. Послушать подсели и другие посетители. Опыта публичных выступлений у меня не было, поэтому чувствовала я себя не в своей тарелке. Ну не люблю я пристального внимания к своей персоне! Так что, с горем пополам закончив рассказ, я выскользнула из-за стола на улицу. Там уже на ступеньках крыльца сидела Нежана. Вот у кого можно узнать про собачью голову Анебоса.
