Аляска Ангелини - Невыносимый
— Я не знаю. Я… устала, — она в таком ужасе смотрит на меня, что мне почти становится жаль ее. — Я умираю. Нет, — выдавливает она. — Что ты мне дал?
— Какая разница, если они выполнят свою работу? Ты хотела умереть, рабыня, — я поддерживаю нейтральный тон. Хочу почувствовать ее страх. Заставить девушку поверить, что она действительно прощается с жизнью, которая пока еще не покинула ее.
Она упирается ногами, пытаясь перевернуться, но с моим весом, прижимающим ее, она даже толком не может сдвинуться с места. Особенно после снотворного, что она приняла, и которое уже начинает действовать.
— Я не все выплюнула. Боже, я не готова умереть. Ты должен позволить мне встать. Мне нужно снова попытаться избавиться от таблеток.
Мой захват ослабевает, скользит вниз по ее предплечьям, пока я не захватываю в ладони ее лицо.
— Ты уверена, что хочешь это сделать? Ты можешь умереть прямо сейчас. Это огромный шанс для тебя. Ты уже на полпути к смерти. Все, что тебе нужно сделать — это уснуть.
Слезы текут из–под ее закрытых век. Молчание длится чуть больше минуты.
— Ты прав. Я должна перестать бояться. Я должна сделать это. Здесь для меня ничего не осталось.
Я позволил расцвести надежде, но от ее ответа она увядает. Диана не рассматривает меня как свое возможное будущее, и я не могу винить ее за это. Она ошибается, и я не могу сдержаться, позволяя этим словам выскользнуть. К счастью, кажется, она их не слышит.
Я приподнимаю ее и перетаскиваю на середину кровати. Как только я начинаю застегивать на ее руках манжеты, она приоткрывает глаза.
— Что ты делаешь? Я не хочу умирать прикованной. Отпусти меня, — произносит она заплетающимся языком, и ее веки почти закрываются, поднимать их Диане становится все сложнее и сложнее.
Медленно я ложусь рядом и прижимаю ее тело к своему. Я мягко прикасаюсь к ней губами. Она не сопротивляется.
— Я буду скучать по тебе, Диана. А ты будешь скучать по мне? — я целую ее снова, мягко скользя своим пальцем по подбородку. Я не уверен, почему спрашиваю об этом. Но все мои мысли только о ней. Боже… что она со мной делает? Я влюбляюсь в нее и это плохо. Разве я недостаточно страдал все эти годы?
— Я… — ее лицо прижимается к моей груди, и я поднимаю ее голову, удерживая напротив своей. Несколько шлепков по щекам, оказываются достаточно болезненными, чтобы заставить девушку открыть глаза.
— Ответь мне, Диана. Жалеешь ли ты о чем–нибудь из того, что между нами было? — я сжимаю зубы, пока жду ее ответ. Она возненавидит меня, когда очнется. Но не потому, что подумала будто умирает, а из–за того, что я это запланировал.
— Я… — ее лицо искажается, как будто она старается не заплакать. И все же одна слезинка вытекает, а она закашливается. Я снова хлопаю по щекам, пытаясь вытащить рабыню из сна.
— Давай же, детка, — шепчу я себе под нос. — Поговори со мной.
Я должен заставить ее говорить сейчас, когда она наиболее уязвима и готова сказать мне правду. Здесь и сейчас Диана должна признаться в том, что ей не позволяет произнести вслух гордость.
— Рабыня, — рычу я. — Просыпайся, твою мать! — моя рука скользит под ее голову, приподнимая, чтобы быть еще ближе. Боль от пощечин едва заставляет ее открыть глаза.
— Отвечай. Что ты чувствуешь ко мне? Ничего? — я говорю быстро, стараясь дать ей больше времени для ответа. Ее нога дергается, и она почти засыпает.
— Господин, — шепчет она.
Одно слово — это все, что я получаю до того, как она затихает. Мои пальцы проскальзывают в волосы по обеим сторонам от головы Дианы, когда я поднимаю голову вверх, чтобы прижаться своим лбом к ее. Я глубоко выдыхаю и прижимаюсь еще крепче.
Господин. Да, я твой Господин. Как мало ты знаешь, ведь смерть не придет за тобой сегодня. Тем не менее, тебя действительно будет ждать ад, когда ты проснешься.
Глава 12
Диана
— Рабыня. Рабыня…
Я нахожусь в кромешной тьме, но голос моего Господина вытаскивает меня из окружающей пустоты. Его голос звучит требовательно, достигая того места, которое я не хочу чувствовать. Место, в которое мне страшно снова впускать эмоции. Ноющая боль в груди кажется такой сильной, но я хочу заткнуть ту дыру, которая находится внутри меня. Ту, что появилась, когда я потеряла семью.
— Господин? — я возвращаюсь, страх становится сильнее, медленно распространяясь по моей коже. Найти его, будет означать, что я спасена. Так или иначе, я знаю это, даже если мне это и не нравится. Но если он останется безразличным… я здесь в ловушке. Потерянная в пустоте, которая готова проглотить меня целиком. Я чувствую это. Чувствую давление темноты, которая сгущается. Она хочет меня. Хочет удержать меня здесь навсегда.
Я с трудом сглатываю, заставляя свои ноги двигаться, пока пытаюсь подняться.
— Господин? — я громче зову его по имени, а в душе ощущаю, будто мчусь сломя голову, но в то же время не могу сдвинуться с места. Неопределенность делает меня раздражительной, будто какой–то монстр может выскочить из глубин моего личного кошмара и утащить меня обратно, навечно.
— Рабыня.
Он так близко. Я пытаюсь почувствовать ногами твердую почву, которая должна находиться подо мной. Головокружение настолько сильное, что я теряюсь в пространстве.
— Господин! — я кричу так громко, как только могу. Страх покрывает каждый дюйм моей кожи, и я почти могу почувствовать его запах. Плотная темнота вокруг меня начинает атаковать мое тело, заполняя собой рот и нос до тех пор, пока я не могу больше дышать. Я ничего не могу сделать, лишь пытаюсь добраться руками до лица… но я не двигаюсь. Она проникает в меня, и я не в состоянии ее остановить. Боже, я принадлежу ей — она во мне. Мы одно целое, или быстро становимся им.
— Рабыня.
В мои легкие поступает прохладный воздух. Он не такой плотный или вязкий, как предыдущий. Я делаю судорожный вдох, и мои глаза распахиваются, в то время как реальность и вымысел сливаются воедино. Каждый дюйм моего тела начинает дрожать, когда я встречаюсь взглядом с Господином, который сидит на кровати рядом со мной. В комнате полумрак, и тени на его лице пугают меня почти так же сильно, как кошмар. Я не понимаю, что происходит. Не могу избавиться от тьмы и в испуге дергаю манжеты. Моя голова пульсирует, а язык во рту ощущается распухшим и сухим.
— Посмотри на это. Ты жива.
Я моргаю. Один раз. Второй. Мои воспоминания возвращаются расплывчатыми и сумбурными образами, как домино, падающие друг на друга. У меня кружится голова, а мой разум словно в тумане.
— Я не умерла? — мне приходится прочистить горло из–за ощущения, похожего на сухость во рту, но в миллион раз хуже. Так вот откуда взялось это удушье, которое было в моем кошмаре. — Воды? — выдавливаю я.
Господин приподнимает мою голову рукой и прижимает к губам стакан. Я делаю большой глоток, не заботясь о потоке воды, который стекает по моему подбородку, спускаясь к груди. В любом случае я чувствую себя обезвоженной, словно выжатый лимон. Что, черт возьми, он мне дал? Я знаю, что спрашивать бессмысленно. Он не ответит мне сейчас, точно так же, как не сказал перед тем, как я потеряла сознание.
Я отстраняюсь и тяжело дышу, он отпускает меня и ставит стакан обратно на тумбочку. О чем я думала? На меня обрушивается слишком много противоречивых вопросов. Он злится, что я выплюнула таблетки? Что я струсила перед смертью, свидетелем которой он с нетерпением хотел стать? Вот что ему нужно, не так ли? Наблюдать, как люди умирают? Они не приезжают сюда, если им это не нужно. Мой мозг отключается, когда до меня доходит смысл его слов. Он сказал, что хочет сохранить меня, не так ли? Что его имя на моем животе… подтверждает, что я принадлежу ему?
Я нервничаю, но позволяю нашим глазам встретиться. Он продолжает смотреть. О чем он думает? Это имеет значение?
— Могу я уйти домой, сейчас?
Тишина.
— Я знаю, что ты хотел меня убить…
Прежде чем я успеваю сказать что–нибудь еще, его рука с хлопком закрывает мне рот. Я чувствую на языке капли крови, и слезы застилают мои глаза. Чистая ярость, которая светится в его взгляде, вызывает приток влаги. Меня охватывает страх, но я пытаюсь сдержать полноценные рыдания. Меня переполняют эмоции, и я не могу их отключить, как обычно поступала в таких случаях. Скорее всего, это связано с препаратом, который он дал мне.
— Никогда. Так. Не. Делай… Не предполагай, будто знаешь, чего я хочу. Никогда. Ты хотела убить себя, иначе бы не приняла те таблетки. Выбор был твоим и только твоим. И за то, что ты винишь меня, тебя ждет наказание.
— Но… — я широко распахиваю глаза, мой голос приглушен его ладонью. Паника призывает меня начать двигаться, чтобы выбраться из–под его руки. Я знаю, к чему это приведет.
