Неизвестно - Саласюк От июня до июня
- Конечно, Павел Васильевич. Только не очень. Иногда затоптать поможем своего.
- Значит, мы, славяне, разные? Есть хорошие, есть плохие - такие и сякие? Всякие? И среди каждого народа, ребята, есть разные люди. Есть злодеи, а есть золото-люди. Вот так, по отдельности, на каждого человека и надо смотреть. Не нацией интересоваться, а в душу глядеть. Что, мол, ты за человек такой? Есть ли у тебя совесть? Надежный ли товарищ? Уважаешь ли ты старших? Да не обижаешь ли слабого? Разве не так, ребята?
- Правильно, Павел Васильевич. Совершенно правильно. У нас тут до тридцать девятого года пан был, из поляков, конечно, а вот был добрый пан! У кого корова падет, придет человек тогда к пану, руку поцелует: «Корова пала, панок, допоможи». И он дает на корову сорок или двадцать злотых. И еще скажет: имеешь совесть - отработаешь. Вот как, люди-то какие разные все.
- А поэтому, дорогие товарищи, - сказал Пранягин, поднимая кружку, - выпьем по третьей за то, чтоб не валить всех и все в одну кучу. Я, например, не хочу, чтоб кто-то о русских говорил из-за какого-то одного негодяя, что русские - плохие. И никогда сам ни о каком народе не скажу, что народ, целый народ, пусть он и небольшой, - плох. Нет плохих народов, есть плохие люди. И хорошие люди. Вот эти ребята еврейской национальности, что у нас в отряде, - настоящие люди. Надежные партизаны. Поэтому будем ко всем подходить одинаково. Кто заслуживает награду - обсудим и представим. Согласны? А кто провинится - накажем и на рожу смотреть не станем. Правильно?
- Правильно, товарищ командир, - ответили Пранягину гости.
- Ну, а раз так, то давайте следующую выпьем за наш героический партизанский отряд.
Командиры выпили и, вытирая усы и благодаря за угощение, вышли из хаты, отошли, закурили. И один из них сказал:
- Это он защищает евреев потому, что с еврейкой живет.
А другой - ему ответил:
- С такой бабой, как его еврейка, любой рад был бы пожить.
Мужики засмялись и разошлись.
А в доме, откуда они только что вышли, отодвинулась ширмочка на русской печке и свесилась голова Дины, гревшейся все время разговора и еще до его начала на печке. Из-под кожушка вынырнула ее белая рука с изящной крепенькой ладошкой и поманила Пранягина к себе. Счастливо улыбаясь, он подошел к печи, и Дина, обхватив его за шею, что-то прошептала на ухо. Изумленно отстранив голову, он громко сказал:
- Повтори еще раз ясно и внятно!
- У нас будет ребенок, - сказала Дина.
Отряд, вырвавшись из блокады, обосновался в обширном лесном массиве, почти со всех сторон окруженном топкими болотами. И сначала расположился в лесной деревне Святица. Ее жители обеспечили партизан на первых порах продуктами, чистым бельем, перевязочными материалами.
Тем временем немецкие регулярные войска, проводившие карательные экспедиции, ушли на фронт. А окрестные гарнизоны были партизанам не страшны.
Подсчитывая потери, восстанавливая силы, партизаны узнали, что преследовавшие их каратели-фронтовики оставили после себя варварский кровавый след. Жителей деревень Завершье и Залесье, через которые проходил отряд, согнали в один громадный сарай и сожгли заживо. Крестьян деревень Вяда и Бобровичи расстреляли полностью - от мала до велика, а дома и постройки сожгли.
Стало известно Пранягину и то, что оставленная им для прикрытия семейного еврейского отряда рота, как и сам семейный отряд, сильно побиты, погиб его фронтовой друг и товарищ Михаил Александрович Пащенков, командир взвода. И еще узнал Павел Васильевич, что выжившим в блокаде из семейного отряда старикам, женщинам, детям «геройские» партизаны приказали уйти из тех мест: их присутствие якобы провоцирует фашистские рейды. Напрочь уйти, сдав имеющееся оружие. Даже заходить в окрестные деревни запретили. На партизанском языке это называлось - «шалман». А потом некоторых из обреченных те же партизаны находили в лесу и сами пристреливали - не хуже карателей.
Пранягин, простой волжский парень, был воспитан верующими родителями в уважении уже к самому слову «человек». А к каждому человеку, живущему рядом, в уважении бесспорном, как к равному, ничем не лучшему, чем ты сам, и уж тем более не худшему. Именно это чувство самодостаточности, самоуважения и уважения к окружающим удерживало его от таких уродливых проявлений, как неприязнь по национальному признаку и антисемитизм. Таких как он среди партизан было много, причем все эти люди были разных национальностей - хохол Сердюк, армянин Аветисян, русский Крылов, белорусы Иванов и Филипович и другие. Для таких людей важным было, какой ты товарищ по оружию - можно ли положиться на тебя в бою. И какой ты человек в жизни - поделишься ли коркой хлеба, последней самокруткой. Вот что важно на самом деле. А не какой ты национальности. Чаще всего отношения между партизанами складывались братские - сейчас вместе живем, завтра вместе умрем. Но были в отряде и другие - способные унизить человека по национальному признаку. И таких, увы, оказалось тоже немало.
Но еще предстояло Пранягину столкнуться и с тем, что политику национальной розни, травли партизан-евреев станут проводить руководители партизанских соединений, секретари обкомов партии.
О судьбе оставшегося в Волчьеноровских лесах семейного партизанского отряда он говорить Дине не стал.
Наступивший октябрь серьезно предупреждал ночными заморозками о надвигающейся суровой зиме. Пранягин и командиры рот решили двинуться на зимовку в обширные леса за железную дорогу Барановичи - Лунинец. Там, посчитали они, имеется возможность маневра на случай блокады, создания продовольственных баз и сменных лагерей. Отряд готовился к маршу, но в это время пожаловали гости, которым Пранягин был рад чрезвычайно. Ими оказались десантники из Центра. Сначала - диверсионно-разведывательная группа «Соколы» под командованием полковника Кирилла Орловского, затем - спецотряд капитана Черного.
В дом, где расположился Пранягин, Орловский зашел не один, а всей группой - вместе с ним девять человек. В десантных куртках, ватных штанах, крепких кирзовых сапогах. У всех новенькие автоматы ППШ, запасные диски на ремнях, ножи, кобуры с пистолетами. Зашли, увидели Дину, молодые парни приветливо заулыбались. И один только Орловский оставался невозмутим и холоден как мрамор. У него и черты лица были такие жесткие и резкие, словно на самом деле высечены из камня. Мощный подбородок, поджатые узкие губы, сверлящий бескомпромиссный взгляд. Он словно бы являл собой сгусток воли и жесткости характера. Но ко всем - и к хозяйке дома, к Дине, Пранягину и своим бойцам - обращался мягко, спокойно, уважительно. Потом Пранягин узнал, что так Орловский мог говорить на нейтральные темы, не связанные с диверсионно-разведывательными и боевыми действиями. Но как только начинался разговор о боевых операциях, он становился жестким, бесцеремонным, сверх меры категоричным и требовательным ко всем и во всем - ради выполнения боевой задачи.
Партизаны любили встречать десантников, этих посланцев Большой земли, как они говорили. В их глазах эти крепкие, спокойные, хорошо вооруженные ребята являлись не просто бойцами-диверсантами, а как бы представителями той страны, в которой они жили до сорок первого. Партизаны так и говорили о десантниках - они из Советского Союза. Страны воюющей, переживающей неудачи, но страны крепкой, могучей, страны единой, наращивающей силы и - главное - не забывающей о своих сынах-партизанах, оказавшихся в темных заболоченных лесах Белоруссии. Всем, чем могли, партизаны помогали десантникам. А те в свою очередь делились с ними толом, взрывателями, минами, глушителями для стрельбы из винтовок.
Отряд Пранягина уходил, но в Святице оставался госпиталь с больными и ранеными, в котором хозяйничал партизанский доктор Виктор Алексеевич Леком- цев, взвод охраны и группа подрывников. Среди них Зорах Кремень, Натан Ликер, Неня Циринский.
Хорошо организованный марш, поскольку Пранягиным все было продумано и предусмотрено, прошел без проблем и недоразумений. Остановились на берегу неширокой, но полноводной реки Лань. Расположились лагерем в высоких густых лесах, где дубовые рощи чередовались с березовыми и еловыми. Так отряд оказался на территории только что созданного партизанского соединения, командовал которым старый партизан Комаровский. Комиссаром соединения стал уполномоченный Центрального Комитета Компартии Белоруссии, секретарь обкома Клопов. Отряд включили в состав соединения и всучили Пранягину нового комиссара вместо выбывшего по ранению Дудко - бывшего армейского политработника по фамилии Ворогов. Очень скоро почувствовал Пранягин плоды его политработы.
Штаб соединения готовил операцию, в которой предстояло принять участие пранягинцам. План ее проведения держался в секрете даже от Пранягина, командира самого крупного в соединении отряда. Однако сообщили, что предстоит взять штурмом райцентр Старобин.
