Кузнецова, Федоровна - АЯУАСКА, ВОЛШЕБНАЯ ЛИАНА ДЖУНГЛЕЙ : ДЖАТАКА О ЗОЛОТОМ КУВШИНЕ В РЕКЕ
идти, плыть или лететь, а вместо этого, прибившись к тихому берегу, можно
было сидеть и слушать песни-икарос и просто умиротворенно молчать. Как
это было замечательно! Поэтому я тоже, под стать ему, сидела и хранила
задумчивое молчание. И наблюдала за ним.
А сеанс лечения между тем продолжался. Вилсон периодически вдумчиво
курил сигареты-мапачо, а однажды даже две мапачо одновременно.
Постепенно я стала обращать внимание на некую странность
происходящего. Я смотрела на него, не отрываясь, не пропуская ни одно из
его движений, а он все затягивался и затягивался сигаретой, раз за разом, но
дым при этом почему-то не выпускал, поэтому было непонятно, куда этот
дым девался. Но потом он, видно, достиг все-таки некоего внутреннего
предела, когда дальше вбирать в себя дым уже не представлялось
возможным, и ему пришлось резко выдохнуть. Перед ним появилось
небольшое белое облачко – оно было негустым, в нем виднелись прорехи
утончившегося дыма, словно в коме ваты, который попал в руки к
прядильщице, и она стала раздергивать его по сторонам. Но опять-таки, что
интересно: выдохнуть-то он выдохнул, но только гораздо меньше, чем, по
моим наблюдениям, в себя закачал. Все это как-то странно... я продолжала
наблюдать дальше: появившимся дымом он принялся обмахивать себя:
голову, грудь, плечи. Даже до спины дотянулся - помахал руками сзади,
разгоняя в стороны этот странный беловатый дым.
Закончив свои манипуляции, он, наконец, нарушил молчание и обратился ко
мне — и сразу с пояснением происходящего:
- Вот здесь, – он показал на пространство между горлом и сердцем – здесь у
курандеро собирается белая жидкость. Именно с ее помощью он лечит своих
пациентов.
С этими словами он подошел сзади к своей пациентке - в расслабленной
полудреме она полулежала в кресле – и, словно для того, чтобы
продемонстрировать сказанное, запрокинул голову вверх и издал звук,
напоминающий полоскание горла. Похоже, в это время в горло как раз и
поднялась белая жидкость, про которую он говорил. Только вот что
непонятно: подняться-то она поднялась, но вот когда он опустил голову,
жидкость куда-то исчезла, хотя он ее, вроде бы, и не глотал. А дальше
случилось и вовсе непонятное: выдохнул он ей в макушку один воздух. Не
поверила бы никому, что такое возможно. Но кому же и верить, как не
непосредственному очевидцу событий — особенно если именно им и являешься?
22. ВЕЧЕР В ДЖУНГЛЯХ
Из гостиницы навстречу своей второй церемонии с аяуаской я вышла опять с легким сердцем, что было неудивительно: первая встреча с ней прошла просто замечательно.
В этот раз, так же как и в первый, нас было четверо — сам Вилсон и трое
его местных пациентов. Мы все собрались в назначенное время в
назначенном месте, а потом загрузились в мотокар, и он повез нас за город:
нам нужно было доехать до пятого километра строящейся трассы - дальше
пока дороги не было, но со временем она свяжет спокойный Тамшияку с
неспокойной, но динамично развивающейся Бразилией и, очевидно,
положит конец сельской идиллии, царящей сегодня в этом мирном и
неспешном речном городке.
Водитель мотокара довез нас до пятого километра, и мы высадились как раз
посреди порубленных деревьев и развороченной земли; прошли немного в
сторону от трассы и вошли в сельву — вернее сказать, даже не в сельву, а в
то, что от нее осталось— потому что сначала наша дорога шла через чьи-то
чакры – так здесь называют наделы земли для возделывания
сельхозпродуктов. Владельцы чакр полностью вырубили деревья и
выкорчевали кустарники, а выбритую и оголившуюся землю засадили
разными растениями, из которых моей идентификации поддавались только
резные листья юкки да шипастые кусты ананасов.
Ананасовых кустов было как раз особенно много, и я отметила, что большая
их часть находилась в стадии плодоношения. Я не знаю, видели Вы в жизни,
как вызревает заветный плод ананаса — я раньше такого не видела и
никогда даже не поинтересовалась. Оказывается, он вызревает на плотной
древесной ножке: она торчала из самого центра куста твердой и негнущейся
палкой. Чтобы ананас родился, опылился — как правило, с этой задачей
успешно справляются колибри — вырос и попал к потребителю на стол,
требуется когда год, а когда и все два. Вообще в Тамшияку местные ананасы
на вкус мне показались слаще и сочнее, чем те, что завозили на продажу в
Торонто; может быть, дело было в том, что здесь расстояние между
ананасной грядкой и конечным потребителем было минимальным.
В одной из попавшихся на нашем пути чакр (я говорю про ту чакру, которая
является земельным наделом), еще виднелись невысокие остовы деревьев -
черные, обугленные, страшные: их сжигали, чтобы получить древесный
уголь на продажу. На нем уличные торговцы пекут рыбу и бананы. Если у
нас дома к жареной рыбе раньше (наверное, и сейчас тоже) традиционно
подавали картошку или картофельное пюре, то здесь таким же неотделимым
компонентом рыбного блюда являются «платанос» - бананы: они могут быть
печеными или жареными, хотя проще всего их сварить — так местные
жители чаще всего и поступают.
Минут через десять Вилсон еще раз свернул налево, мы оставили
поруганные, черные и выжженные чакры позади и, наконец, вошли в
настоящую, никем пока еще не потревоженную сельву. Явно выраженной
дороги там не было, была только слабо различимая и условная тропинка со
слегка примятой растительностью. Хотя нет, тут же беру свои слова обратно.
Конечно же, сельву и здесь тоже потревожили. В некоторой мере. Ведь даже
чтобы эта условная тропинка появилась и сохранилась, кто-то -
предположительно Вилсон - должен периодически проходить по ней с
мачете в руках.
Войдя в сельву, мы сразу попали в сумеречное пространство. Высокие
деревья, казалось, подпирали небо и были оплетены лианами; те, что
отслужили свой срок и упали на землю, были укрыты ковром влажного
зеленого мха, дарующего им не только забвение и покой, но также и новую
жизнь. Мы молча шли по тропинке, переступая иногда через
преграждающие нам путь упавшие деревья; по каким-то еле слышным
звукам и шорохам, по еле заметным шевелениям кустарника и травы было
понятно, что по обеим сторонам от тропинки шла активная жизнь. Вдруг —
словно для того, чтобы подтвердить это наблюдение, справа от тропы что-то
громко зашумело и задвигалось — явно что-то большое и непонятное. От
неожиданности я дернулась.
- И что это было? - спрашиваю идущего передо мной Вильсона. Он
небрежно махнул рукой и говорит:
- Ааа... птица.
Ничего себе птица... с таким объемным звуком... какого она, должна быть
размера, чтобы такой звук производить. Я шла и с интересом смотрела по
сторонам – в такой сельве мне бывать еще никогда не приходилось, но шли
мы быстро, и все детально рассмотреть, как бы мне того хотелось, не
получалось, а потом меня в ногу укусила оса, и это губительнейшим
образом сказалось на моей природной любознательности.
Должна сказать из полученного очень личного и очень яркого опыта, что
осы джунглей – это совсем не то, что сонные осы сьерры или какие-то там
совсем полудохлые осы нашей средней полосы. Боль была резкой и
мгновенной волной прокатывалась от ног до макушки головы, а потом вниз,
а потом снова вверх... Поэтому я взвыла с модуляциями голоса, как у
пожарной сирены.
Что это за оса такая... вместо того, чтобы летать, она почему-то решила
посидеть на земле – как же ее там увидишь? Пост фактум я, как водится,
принялась тщательно смотреть уже не по сторонам, а прямо себе под ноги:
джунгли учат так быстро и так доходчиво, что схватываешь все прямо на
лету.
Накануне Вилсон сказал мне, что дом для церемонии аяуаски находится в
сельве и что когда мы сойдем с трассы, идти по сельве надо будет около
часа. Я слегка забеспокоилась и спросила, указывая на свои открытые всем
ветрам шлепки:
- А в этих шлепках как? нормально будет? Ну, муравьи там всякие...
насекомые... – на всякий случай пояснила ему свою озабоченность.
Он сказал, что нормально. Ну, нормально так нормально. Знает же человек, о
чем говорит. Как никак всю жизнь в сельве провел. Все тридцать восемь лет.
Ну да... а вот оса теперь расширила параметры этой нормальности;
собираясь в путь, неплохо было бы знать заранее, где ее границы проходят.
Вилсон обернулся на вой сирены, наклонился к моей ступне и подул на
место укуса дымом – он как раз в это время курил очередное мапачо. Словно
это был не просто дым, а прямо волшебное средство от семи недуг.
