Максим Бодягин - Машина снов
Хубилай вытащил из ножен ближайшего нухура мунгальскую саблю и концом лезвия приподнял губу одной из голов. Во рту не было человеческих резцов, только тонкие, но довольно крепкие на вид клыки. Хубилай, что-то бормоча, разглядывал их некоторое время, потом перешёл к осмотру одежды. Разворошив все кучи, стараясь при этом не касаться поднимающихся волн пепла, он выкатил из тряпок странный костяной амулет. Кешиктен зашушукались, сделав ещё несколько шагов назад.
— Их шесть, — задумчиво произнёс император, подцепив кончиком лезвия амулет и поднеся его к глазам. — Одного не хватает.
Паланкин довёз Марка до только что выкопанных прудов — улучшенной копии Драконьих прудов в Канбалу. Совсем скоро, когда стает снег, сюда запустят осетров. Сейчас мёртвая вода, обледеневшая по краям, не оживлённая ни единым всплеском, бесстрастно отражала горбатые мостики для кормления рыбы.
Мертвецки пьяный Хубилай сидел в одиночестве, рядом с креслом валялись несколько горшков с вином. Вздыхая и что-то говоря про себя, Хубилай неотрывно смотрел на шесть тёмных голов, насаженных перед ним на стоящие рядком копья. На седьмом копье красовался уродливый костяной амулет. Не поворачивая головы, император медленно произнёс:
— Ты знаешь, что ты настоящий герой, мой мальчик? Шестеро бойцов Золотой сотни, коснувшиеся этой дряни, неизлечимо больны. Доктор У Гуань-ци говорит, что к утру они умрут и прекратить течение болезни невозможно. Но ты победил их, истребив почти всех. Даже если бы ты не совершил ничего более, всё равно твоё имя достойно остаться в веках.
— Повелитель, это вы убили Пэй Пэй?
— Кто такой Чжуан-цзы? Бабочка, которой снится, что она — даосский мудрец, или мудрец, грезящий, что он — бабочка? Где граница яви?
— За что вы убили Пэй Пэй? Я хочу услышать от вас ответ, даже если для этого мне придётся расстаться с жизнью.
— Я заботился о тебе как отец. А большей частью даже лучше, чем отец. Я считал тебя больше чем сыном. Ты был мне ближе любого из сыновей. И сейчас ты задаёшь мне такие вопросы?
— Кубла-хан, я не смогу жить в неведении… Я не успокоюсь, пока не узнаю правды.
— Правды? Кто такой Чжуан-цзы?
— Если вы не ответите мне, этот червячок незнания сожрёт меня.
— Ты говоришь «червячок»… Что такое «червячок»? Змея, змея, а не червячок — вот, что гложет меня… Мой сын спрашивает меня, не я ли убил его единственную любовь, и если да, то почему я это сделал. Ты поверил словам омерзительного людоеда, который, чувствуя приближающуюся смерть, готов был нести какую угодно чушь, лишь бы отсрочить час расплаты! Ты поверил исчадию ада, а мне — своему отцу, давшему тебе всю Поднебесную, — ты задаёшь такие вопросы?! Я не хочу об этом говорить.
Хубилай сплюнул, ухватил ближайший тяжёлый горшок и жадно отхлебнул. Марко помолчал, потом опустился на одну из подушек, валявшихся вокруг любимого императорского кресла. Хубилай протянул ему горшок, Марко молча отпил и поставил горшок поближе к богдыхану. Узорчатой лентой в горшке плавала змея.
— Откуда вы… — начал было говорить Марко, но осёкся.
— Она работает, Марко.
— Машина снов?
— Шераб Тсеринг был гением. Я воспользовался машиной снов и пошёл за тобой в твоём сне, в том самом, где ты убил их. В тот же день после того, как лентяи-дружинники доложили о произошедшем с тобою.
— Как это вы пошли за мной?
— Там, где ты прошёл, в тумане осталась узкая незарастающая тропинка. Я пошёл по ней, зовя тебя по имени, и нагнал. Было похоже на представление: я многое видел, но не мог вмешаться. Я последовал за тобой в гостиницу, но ты уже поднялся выше… Я попытался проследить тебя и дальше, но не смог. Туман сгустился, и мир потерял очертания… В следующий момент я услышал своё имя, повернулся и… Увидел, как полумужчина-полуженщина говорит тебе о Пэй Пэй, о том, что я убил её. Краем глаза я заметил, как Пэй Пэй выходит из тумана, плача о тебе… Обнажённая и прекрасная… В следующий миг, когда семеро бросились на тебя, она накрыла тебя своим телом, и ты упал. Они промахнулись. Туман сгустился снова, и меня внезапно охватил ужас от осознания того, что я плыву во сне.
Последнее, что я помню перед пробуждением, — крик чёртова колдуна, проклинающего нас…
Накрапывал дождь. Хубилай и Марко сидели в молчании, глядя на пруд так, как будто ничего не произошло и никогда не происходило. Спустилась тьма. Кто-то из слуг принёс светильники и одеяла. Император не сказал больше ни слова. Так они и просидели почти до утра, временами подогревая вино на фарфоровой грелке, полной угольев…
— Хоахчин!
Шк. Шк. Поигрывал перстень. Зайчики бежали по стенам. Голу — бые. Зелёные. Алые. Шк.Шк.
— Да, господин.
— Что ты сказала мальчику про Пэй Пэй?
— «Умерла родами», господин.
— Молодец. Ступай.
Шк. Шк. Голубые. Алые. Зелёные.
…Марко, чувствуя себя отяжелевшим от крепчайшего змеиного вина, подошёл к крыльцу опочивальни, с тоской посмотрел на ступени. Целых три, ик! Высоченных. Надо подниматься, спать на улице слишком холодно… да и неприлично, ик! Вздёргивая расслабленное сверх меры тело на кости, как платье на вешалку, Марко побрёл вверх, считая ступени. Раз. Его сотрясала икота. Из прижатого под мышкой горшка при каждом «ике» выплёскивалось немного вина. Два. Не встану, раньше полудня точно не проснусь. Марко сделал последнее усилие и ввалился в опочивальню. За два шага до кровати он аккуратно поставил на пол горшок с вином, поправил кожаную крышку, чтобы вино не выдохлось, и рухнул, как подрубленный, рядом с горшком, последним движением потянув на себя стёганое зимнее одеяло. «Как страшно спать!» — звёздочкой полыхнула в синей глубине мысль, но разум Марка отключился, и звёздочка угасла, оставив за собой медленно остывающий белый след.
Зачем ты убил нас? Зачем, Марко? Зачем, мы ведь не были тебе врагами! Ты не изгнал нас, ты не наказал нас, ты не бросил нас в темницу. Ты убил нас, без жалости, без злости. Ты отнял у нас жизнь. Как же так, Марко? Зачем? Почему именно так? Сияющим клинком ты рассёк наши тела. Раньше мы не знали такой боли. Зачем же ты сделал нам так больно? Кровь вытекла из нас, мы высохли, как ручей в пустыне, нам нет покоя. Мы не должны были умирать. Наши имена исчезли в тумане. Что же нам делать? Что, Марко?
…Марко сел на полу, тяжело дыша… Он медленно стащил халат через голову, не развязывая пояса, и, волоча за собой тяжеленное одеяло, дополз до ледяной кровати. Завернувшись в одеяло, Марко глянул в окно. Почти совсем рассвело. Он поёжился от холодного прикосновения одинокой простыни, крикнул: «Пэй Пэй!» — и упал затылком во взбитую подушку, мгновенно заснув.
…Милый, мой милый господин. Я счастливейшая из рабынь. Я не знаю, что такое свобода. Я не хочу её знать. Я хочу лишь дышать тобою. Я так хочу прижаться к тебе, но ты — только мой сон. Я вижу тебя ясно, как будто бы жизнь не оставила меня.
…Пэй Пэй…
…Я мертва. Или, может быть, ты мёртв, а я сплю? Эта мысль мучает меня, я хотела бы быть мёртвой столько раз, сколько нужно, чтобы продлить твоё дыхание… Жив ли ты, мой господин?
…Я не знаю, Пэй Пэй, я более не уверен ни в чём. Возможно, я такой же сон, как и ты. И это так прекрасно — целовать тебя даже умершей. Нет ничего милосерднее сна.
…Поцелуй меня, господин мой. Поцелуй так, как никогда не целовал. Сейчас у нас нет тел, и мы можем проникнуть друг в друга так, как это дано лишь облакам или, может, ручьям и морю. Раствори меня, господин мой. А я растворю тебя в себе, приняв тебя, как река…
…Не уходи, Пэй Пэй, останься ещё ненадолго. Немного. Чуть- чуть. Самую малость. Оставь мне частицу себя…
…Я вся принадлежу тебе, не частицею, я принадлежу тебе, мой господин, без остатка. Стража стучит в твою дверь, покинь меня, чтобы возвратиться вновь так, как будто ты был в странствии и нас разлучали океаны…
…Нас и так разлучают огромные расстояния, мы лишь сон друг для друга…
…Нет, мой господин, я — это ты, невозможно разлучить сны, отделив их друг от друга. Прощай, стража уже стоит у двери.
Её чуть насмешливый взгляд блеснул во мраке опочивальни, дохнул жасминовый ветерок, горячая кожа прикоснулась к его груди, влажный поцелуй ощутили глаза, и всё кончилось. Марко взмахнул руками, но под пальцами не было ничего, кроме воздуха. Он поднялся с кровати, чувствуя странное облегчение, как будто бы Пэй Пэй только что дала клятву, которую невозможно нарушить. «Я — это ты», — звучал её голос- колокольчик, шевеля нежные занавеси на окнах. Я — это ты.
Марко надел ослепительно белый шёлковый халат, поверх фисташковую рубашку и свой лучший верхний халат, глубоко изумрудный, расцвеченный летящими драконами. Когда складки одежды шевелились, драконы извивались и пыхали огнём, прорезая ледяные облака своими гибкими телами. В косяк двери снова постучали. Марко снял с подставки меч и открыл дверь.
— Вас ждёт Великий хан. Он не хочет жечь тело знахаря- тебетца без вас, — сказал немолодой сотник с печальными глазами. Марко помнил сотника ещё по поездке в Аннам. Люди Тогана постепенно сменяют старую стражу. Интересно, что по этому поводу думает старший сын, Темур. Мысли текли привычно, глупые рыбки на поверхности яви. А в душе бушевал вихрь, поднятый Пэй Пэй. Горячекожая медноликая сверкающая. Богиня. Уголья, разворошённые ею в груди Марка, остывали медленно, кипящим медом спускаясь к тазу.
