Ивлин Во - Полвека без Ивлина Во
Только, пожалуйста, не звоните по телефону.
Искренне Ваш Ивлин Во.
* * *Рэндольфу Черчиллю
Апрель 1946 Пирс-Корт
Заметки о Нюрнберге[126]
Сюрреалистический спектакль. Среди груды развалин, отдающих трупным запахом, два дома: роскошный отель и не менее роскошное здание суда. Барочный зал кайзера Вильгельма. Мебель и освещение функциональны. Нескончаемый приглушенный щебет переводчиков. Перевод почти синхронный. Странное ощущение: видишь, как переругиваются двое здоровенных мужчин, а из наушников в это же самое время раздается визгливый женский голосок с американским акцентом. Очевидный парадокс: на судейской скамье восседают с застывшими квадратными лицами русские — все как один в высоких сапогах и с эполетами; все остальные в гражданском. Русские неподвижны, напряженно, как-то ошарашенно вслушиваются; вид такой, как у венецианских послов при дворе персидского шаха во времена Возрождения. Стоит кому-то произнести слово «Россия», как они виновато вздрагивают, а их представитель, вскочив со своего места, говорит: «Я протестую. Заданный вопрос антидемократичен, не по существу, это фашистская, человеконенавистническая точка зрения, она противоречит Атлантической хартии». Президент международного военного трибунала Лоуренс (совершенно обворожительный человек) говорит: «Вопрос задан по существу», и прения продолжаются. Англичане на высоте, наши юристы раз в десять способнее всех остальных. Французы и янки не скрывают своего восхищения. Вид отпетого преступника из всех сидящих на скамье подсудимых только у Кальтенбруннера: он — нечто среднее между Ноэлем Кауардом[127] и Фицроем Маклином[128]. В Геринге, как и в Тито, есть что-то от почтенной матроны средних лет. Риббентроп напоминает жалкого школьного учителя, над которым постоянно измываются ученики. Он знает, что не подготовился к уроку, и знает, что ученикам это известно. Он только что допустил ошибку, решая на доске арифметическую задачу, и его подняли на смех. Он знает, что в этой школе ему рассчитывать не на что, и все же надеется продержаться до конца семестра, чтобы получить «положительную характеристику» и устроиться в другую школу — похуже. Лжет машинально, по мелочам и без всякой выгоды для себя.
Среди представителей оккупационных сил (исключений — шесть-семь) больше всего (еще один парадокс?) евреев, ведь по-немецки среди эмигрантов говорят только эмигранты в первом поколении. Они целыми днями фотографируют друг дружку на гитлеровской трибуне Дворца спорта, выбрасывая руку в нацистском приветствии.
Сотни вялых, пресыщенных, размалеванных, отвратного вида юных секретарш безостановочно бегают по приемам и банкетам, которые устраиваются в холлах одного и того же отеля. «О Боже, я же обещала пойти к французам и к румынам, а ведь еще прием у генерального прокурора, а мне еще переодеваться! Надо бежать!» Пробежать придется от силы сотню метров в соседний холл.
Безработные барристеры живут в свое удовольствие: у них отпуск со всеми удобствами и на всем готовом.
Английские юристы демонстрируют завидное рвение и esprit de corps[129]. Никакой пресыщенности. Трудятся в поте лица в полной уверенности, что делают дело исторической важности.
Пожалуйста, не цитируй меня ни при каких обстоятельствах, чтобы не получилось, будто я плачу неблагодарностью за приглашение на процесс или же скептически отношусь к тому, что здесь происходит. Не цитируй меня вовсе, будь добр.
Ивлин.
* * *Нэнси Митфорд
Четверг на Страстной неделе
18 апреля 1946 Пирс-Корт
Дорогая Нэнси,
Париж был раем. Но, Боже, каким же утомительным! От встреч с новыми людьми я теперь так возбуждаюсь, что лишаюсь сна. После второго подряд четверга у мадам Буке у меня пропадает хорошее настроение (или, как она выражается, «настрой»). Я и по сей день лежу без сна, вспоминая авантюристку, которая прикарманила вилки.
Очень хочется поподробнее узнать о Кеннелле. Последний раз я видел его в пять утра, у него был сердечный приступ вследствие неуемных любовных утех. Он случаем не умер? <…>
Таможенники были сама любезность. Чего у меня только с собой не было: и дамские шляпки, и шампанское, и сыр, и духи, и игрушки, и т. д. Они сказали: «Будем считать, что с вас пятерка».
На Святой неделе сел на Бельзенскую диету[130] и, в результате, либо теряю сознание, либо — терпение.
На праздники сюда съехались все мои дети[131]. Они веселы, нежны, от них нет никакого спасу. Исключение составляет Харриет: я настолько ей отвратителен, что стоит мне появиться в сотне ярдов от нее, как она принимается голосить, как будто ее режут.
Мой сад на сегодняшний день не имеет ничего общего с садом сэра Лестера Крёсига[132]. Лора купила миниатюрный трактор, похожий на кукольную коляску, дабы посадить очередную капусту или кормовую свеклу, и взрыхлила каждый ярд земли до самых окон. Я бегу следом за трактором и подбираю свежие луковицы, которые она только что вскопала. Меня избрали председателем приходского совета. Побывал на вечеринке с коктейлями, где в одной комнате собралось светское общество, прибывшее на охотничий бал, а в другой — разодетые деревенские красотки. Лора и я попали к деревенским красоткам, и это несмотря на ее неподражаемую прическу.
Привет. Ивлин.
* * *Нэнси Митфорд
8 июня 1946 Пирс-Корт
Дорогая Нэнси,
на следующей неделе отправляюсь в Испанию, поэтому попросите Пикассо и Хаксли, а также всех прочих Ваших bolshikh дружков повременить с вторжением до середины июля, когда все прояснится.
Думаю, что назад в эту страну Вы уже не вернетесь[133]. И поступите мудро. Еда с каждым днем становится все более отвратной. Сегодня правительство устраивает абсолютно непотребный маскарад[134]. Мистер Эттли и мистер Чутер-Ид[135](из членов кабинета только они одни) разъезжают по Лондону в карете, позаимствованной у короля, и выдают себя перед низшими классами за победителей в войне. Подобный выбор представляется мне довольно странным даже для мистера Эттли, ведь ему ничего не стоило найти двух-трех коллег, которые во время войны хоть что-то делали, пусть и во вред стране. В отличие от Эттли и Ида. За каретой следовало христово воинство, состоящее из бразильцев, мексиканцев, египтян (египтян!), официанток из «Наафи» и т. д. По всему городу возводятся трибуны и триумфальные арки для сей публичной демонстрации человеческого тщеславия.
Приходской совет Стинчкома под моим председательством проголосовал за то, чтобы у нас здесь никаких юбилейных торжеств не было. <…>
* * *Нэнси Митфорд
16 октября 1946 Пирс-Корт
Дорогая Нэнси,
мы оба ужасно огорчились, узнав, что Вас не увидим. Утешаю себя лишь тем, что вчера вечером у нас возникли проблемы с водоснабжением, и Ваш визит был бы испорчен.
Могу просить Вас об одолжении? Если мы с Вами хотим оставаться друзьями и впредь, пожалуйста, никогда больше не употребляйте слово «прогрессивный». Оно выводит меня из себя еще больше, чем словосочетание «писчая бумага» Вашего привередливого отца. Всякий раз, встречая в Ваших письмах это слово, я потом долгое время не могу прийти в себя. Пожалуйста, пожалуйста! <…>
Мне хочется уехать из страны, Лора же предпочитает остаться и встретить неумолимо приближающийся век Простого человека. Она моложе, смелее меня и не столь впечатлительна. Хоть бы уж они поскорей сбросили на нас свою атомную бомбу!
Моя лекция в Бристоле о домашних библиотеках, которую я прочел выпускникам университета, была сущим адом. Собрались в основном католики, и я счел, что дело богоугодное и отказываться негоже. Секретарь сказал, что заедет за мной в 6.45 и отвезет на машине. Могло бы Вам прийти в голову, что подобное приглашение не предполагает ужина? Я встретился с секретарем после того, как целый день копался в саду, и щелкал зубами от голода. «В котором часу начинается лекция?» — «В 7.30. У нас полно времени». Прекрасно. Прочел лекцию, ко мне стали подходить набожные дамы и пожимать руку, дрожавшую от голода. После чего секретарь отвез меня обратно, мы приехали в 10.30, и за весь день у меня во рту не было ничего, кроме булочки и чашки кофе. Секретарь — очень вежливый, культурный молодой человек. В чем же дело? А в том, что родившиеся после 1939 года не подозревают, что такое гостеприимство. <…>
У меня большое искушение после Рождества приехать в Париж. Это не сложно? Неужели можно просто доехать до Виктории и сесть в поезд? В феврале думаю отправиться в Калифорнию. Здесь мне не хватает общения. Вот бы здешние соседи сплетничали и рассуждали о своих привычках, как герои Джейн Остин! Вместо этого только и разговоров что о Молотове и Де Голле.
Обещайте, что напишете мне длинное, обстоятельное письмо. Я знаю, в Лондоне у Вас на это не было времени. А в Париже?
С любовью, Ивлин.
