Никола Седнев - В окрестностях Милены
Дальше она опять поворотилась ко мне и с доброй улыбкой сказала совершенно спокойно:
— Сейчас еще дубль снимем, и Милена будет свободна на полчасика. Нет!!! — лицо ее исказилось. — Не будем делать дубля, всё! Хреново — ну, пусть так и будет! Всё!!! И ничего я не хочу! И ничего мне не надо!.. — Дора начала швырять в Пашу и Сережу подручными предметами, и я на всякий случай отошел в сторону от линии огня, хотя все прекрасно знали — она ни в кого никогда не попадет...
— У меня пленка заканчивается, — объявил оператор. — Перезарядка.
— Всем двадцать минут перерыва! — скомандовала Дора.
— Вы обещали в перерыве дать интервью... — напомнила дама с блокнотом, перехватив Милену на полпути ко мне.
— Чуть позже, — ответила Милена.
— Милена, душечка... Ну, ладно, потом, — сказала гримерша.
— Что? — спросила Милена, снова приостановившись.
— Да нет... я хотела вам грим подправить. Не страшно, потом. Вскоре очередной островок кустов скрыл от нас съемочную группу.
— Ты уже три недели не звонишь, — сказал я. — Что-то случилось?
— Я была очень занята. Днем съемки, вечером репетиции.
Я на ходу непринужденно, как бы между прочим, обнял ее. Хотя мне совсем не хотелось этого делать. Одним движением руки изобразить соскучившегося недотепу — скудоумный, отдающий деревенщиной, согласен, но зато самый простой и эффективный способ обострить ситуацию, чтобы заставить всех персонажей проявить себя.
Провокация дала свои плоды тотчас, без цветения и без завязи — Милена быстро отстранила мою руку:
— Не надо меня обнимать при Джоне, пожалуйста. — И оглянулась.
— Почему? — заинтересовался я, хотя и так все было понятно. Но уж лучше сразу расставить все точки.
— Ну... ему будет больно.
Тут у нее в сумочке проснулся мобильный телефон.
— Извини... Алло! Ой, ну, перестань Джон, — она засмеялась. — Джон, ну, это не то, что ты думаешь... Ну, я скоро буду.
— Ты купила мобильник?
— Да, как видишь, — она положила трубку назад в сумочку.
Появился псевдоджип с пробковым шлемом и принялся изображать электрон в действующей модели атома, где мы с Миленой были ядром, в общем, стал ездить кругами.
— Это и есть Джон? — осведомился я.
Милена кивнула. Пародия на джип, подняв облачко пыли, затормозила. Юноша вышел к нам, на ходу протягивая мне руку.
— Милена, это твой отец? — с невинными глазами и смущенной улыбкой спросил он.
Слишком яркой, легко читаемой была невинность и чересчур выпуклой, очищенной, дистиллированной смущенность. Это не Милена, у которой швов и просветов в игре не видно и разницы между лицедейством и жизнью нет. Он будет классом пониже. И пожиже.
Джон снял шлем, прическа его заключалась в коротко выстриженных висках и затылке, но зато целой шапке волос сверху, кажется, сейчас это модно. А Милена между тем медленно боком передвигалась к нему. Перемялась-перетопталась с ноги на ногу, еще раз вроде невзначай переступила...
Что ж, этого следовало ожидать. Рано или поздно. Лучше рано.
— Давайте познакомимся, — сказал он.
— Вы нахально себя ведете, — отрезал я. — Мы разговариваем, а вы мешаете.
— Вы не хотите подать мне руки? — стал вопрошать Джон чуть не плача. Чувствовалось, что он то ли в драку сейчас полезет, то ли заревет, пуская сопли. Хотя не исключено, что и то, и другое одновременно. — Вы не хотите подать мне руки?..
Я с интересом изучал Милену. Роман закончился, осталась последняя страничка с описанием природы. Милена и была этой природой. Ландшафт Милены.
— Вы отец Милены? — он опустил наконец свою руку.
Вот так-то, мой юный заместитель, кто-то же должен был тебя научить, раз ты бедная сиротка, вырос без отца-матери с деревянными игрушками, что, хотя здороваться словесным образом младший должен первым, но руку протягивать — только вторым, ему положено ждать, пока это сделает старший. А если два человека разговаривают, а тебя в разговор не приглашают, нечего лезть, разве что крайняя срочность — пожар, например; но и тогда надо начинать с извинений за то, что перебил.
— А в чем собственно дело? — поинтересовался я.
— Я спрашиваю.
— Я понимаю, что вы спрашиваете. Я тоже спрашиваю — а в чем дело?
— Я просто спросил.
— А вы можете сложно спросить?
Тут над пустошью раздался искаженный мегафоном голос:
— Всем приготовиться к съемке! Актерам — на исходные позиции!
Подбежал ассистент по реквизиту и вручил Милене тонкую сигарету, щелкнул зажигалкой. А гримерша уже быстро прошлепывала лицо Милены губкой с тональным кремом — подправляла «общий тон».
— Приготовиться!.. Мотор!.. Камера!.. — неслось из «матюгальника». Между двумя автомашинами — фальшивым джипом и моей «Ладой» — на исходной позиции, готовая к следующему, надеюсь, последнему дублю, если у Паши и (или) Сережи руки опять не отсохнут, стояла шустрая, пропащая, милая Милена.
Я подумал — как это кинематографично: три молчаливых профиля — я в окне, за мной через другое открытое окошко моего автомобиля видно лицо Милены (правда, она в основном смотрит в землю), а дальше, в третьем окне, уже второй автомашины, — физиономия юноши в пробковом шлеме, колонизатор хренов.
— Начали! Пошли актеры!
Они вдвоем проследовали в кадр — героиня идет, а ухажер, что по роли, что по жизни, едет рядом; я же с другой стороны кинокамеры, за спинами работников съемочной группы, покатил по пыльной равнине восвояси, продолжая мысленный разговор с Миленой.
— Паша, Сережа, испортите дубль — кастрирую! — несся мне вслед изуродованный мегафоном голос Доры.
С грунтовой дороги-боковушки я влился в поток машин, струившихся по трассе в сторону города. Но очень скоро пришлось остановиться — дальше ехать было невозможно, пространство расфокусировалось. Я направил колеса к обочине, припарковался и минут десять ждал, пока мой внутренний оператор наведет резкость.
* * *
— Я вначале радовался, что появилась Милена — твое выздоровление пошло быстрее. Но сейчас я вижу... — Володя поиграл желваками и вдруг заговорил жестко, повелительно: — Из-за этой девки ты опять, как после гибели семьи, скатываешься в депрессию. Наша песня хороша, начинай сначала?! Тому все симптомы!.. С какого класса мы занимались вместе?
— С пятого...
— Склероз. С четвертого, — поправил он. — Я тебя знаю как облупленного.
— С четвертого, да, — эхом отозвался я.
— Тебе лучше забыть Милену, — неожиданно тихо и печально сказал он.
У входа в репетиционный зал — тот самый, со старосветскими колоннами-карапузами — толпились девушки.
— Ой, простите, а вы режиссер? — спохватилась одна из них, когда я пробирался ко входной двери.
— Временами, — уклончиво ответил я.
— А где здесь можно переодеться? — она показала, чуть приподняв, балетную пачку, которую держала за шлейки.
Услышав слово «режиссер», весь цветник принялся глазеть на меня.
— Зачем?
— Ну, у меня классика в репертуаре. В основном.
— Будете вы на конкурсе в пачке или в чем-то другом — все равно мы оценим ваш высокий профессионализм. Если он есть.
— Спасибо, — заискивающе улыбнулась она.
Сережки у нее поблескивали не только в ушах, но и в брови, носу, губе, на кончике языка. Как раз для балетной пачки и классики...
В зале сидело несколько членов моей съемочной группы, перед звукооператором Осиком на столе разлегся магнитофон.
— Извините, я немного опоздал, — сказал я и зачем-то посмотрел на балкон. Меня там не было. — Кто у нас первая? Представьтесь, пожалуйста.
— Меня зовут Наталья, мне двадцать один год. Я уже четыре года танцую в ночных клубах. И подтанцовка, и сольные номера.
— Мы сейчас включим фонограмму, — сказал я, касаясь клавиши магнитофона. — Попробуйте нам что-нибудь сплясать. Отрепетированное либо импровизацию, как хотите. Можете начинать не сразу, вслушайтесь, мы вас не торопим.
Пока она танцевала, я думал: а может, прав был человек с шейным платком, показавшийся мне смешным и жалким, когда рассказывал о своих ученицах? Не получилось ли, что он умнее меня?
Я заткнул рот музыке и сказал, подойдя к танцовщице:
— А что если попробовать изменить характер танца? — Я начал изображать что-то псевдохореографическое и тем самым увлек ее подальше от стола, к окну, где остановился так, чтобы быть спиной к «комиссии», и добавил, понизив голос: — А что вы делаете сегодня вечером?
— Что вы, я замужем... — тоже чуть слышно ответила блондинка Наталья. — Но на выходные муж уезжает на рыбалку...
— Давайте договоримся встретиться в воскресенье...
— В котором часу? — спросила брюнетка Марина.
— В шесть вечера.
— А когда я буду дома? — тоже шепотом осведомилась рыжая мулатка Анжела.
— Ну, в десять я отвезу вас домой.
— Если хотите, я могу остаться у вас на всю ночь, — прошептала шатенка Галя.
* * *
Шприц выплюнул вверх пробный фонтанчик.
— Вы еще хорошо отделались, — сказал врач в белом халате, — всего-навсего банальная гонорея. Могло быть и похуже...
