Марина Трубецкая - Дверь обратно
На берегу сидела русалка. Я как-то сразу поняла, что это русалка, хотя хвоста не было вовсе, а из-под полотняной рубашки выглядывали две очаровательные маленькие ступни. И вот сидела она на бережку, как васнецовская Аленушка, и расчесывала свои длинные слегка зеленоватые волосы. Увидев меня, улыбнулась и пододвинулась на камушке. Я села. И только тогда поняла, почему сразу приняла ее за русалку. Она просвечивала. Я без труда могла бы читать сквозь нее книгу. Но страшно не было совсем.
— Сестра Крылата, — сказала она, удивленно глядя на меня, — надо же, давно вас в наших краях не видно. Значит, поживем еще.
— В смысле? — Разговаривать было отчего-то лень.
— Озерный дед говаривал, что пропадут крылаты, и настанет конец времен.
Кто такой озерный дед и кто такие эти самые крылаты, спрашивать я не решилась. Хрустальные колокольца настраивали на покой и негу, а не на живое познавательное общение.
— Ой, сестрица, — взмахнула русалка вдруг ресницами, — что ж это такое у тебя с волосами-то?
Я потрогала голову. Волосы как волосы: пегие, короткие, никакущие. В детдом раз в полгода приезжал парикмахер. Так вот, он большой разницы между девичьей и мальчиковой стрижкой не видел. Ну разве что девочкам чуть побольше оставлял. Стригли всех. Наша директриса очень не одобряла ношение кос. Педикулеза страшно опасалась.
— А что с ними? — убедившись, что волосята на месте, спросила я.
— А их и нет, — весело рассмеялась она, — не годится крылате, пусть даже и не вылупившейся, ходить так. Дай-ка я тебе помогу.
И она начала своим гребнем, нежно перебирая пальцами, расчесывать мне волосы, напевая при этом свою печальную песню. Ко мне никто и никогда не прикасался так ласково. Было так покойно и хорошо! И так не хотелось прерывать ее прекрасную песню, что я не стала лезть с вопросами. Неуместно это как-то казалось этой безлунной ночью.
С первым лучом света русалка убрала гребень, поцеловала меня в лоб и, взмахнув непонятно откуда появившимся хвостом, нырнула в озеро. Я потрогала рукой воду — как парное молоко. Разделась и залезла в нее. И уже из воды наблюдала ни на что не похожий рассвет над Гипербореей.
ЧАСТЬ III
Дальше дорога пошла веселее. Кругом начались обжитые места. По лугам ходили многочисленные тучные стада коров, отары овец и прочей живности. Козы прыгали по деревьям с не меньшей сноровкой, чем наши городские воробьи. Реки кипели от рыбы. Над озерами тучами носились утки. В лесах было полно всякого по виду непуганого зверья. Румяные веселые люди работали на полях, притом весело работали, с песнями, шутками и заливистым смехом.
А вот времена года здесь точно чудили! Не далее как вчера мы проезжали рядом с огромным цветущим яблоневым садом, а сегодня Быстробег принес из леса полную жилетку грибов. И пашни нынче колосились от сочной налитой пшеницы, которую уже начали убирать. Даже такой далекий от сельской жизни человек, как я, понимает, что деревья цветут по весне, а урожай собирают осенью. При этом отличий в климате совсем не ощущалось. Было тепло, безветренно, и казалось, что солнечно, хотя солнца так и не было. Поселения, которые попадались навстречу, были так же ярки и красивы, как и у коневрусов. Только у каждого из них было капище с идолами богов. Да ворота в частоколе были всегда приветливо распахнуты. Жаль, что наш отряд продолжал быстро передвигаться, так что возможности перекинуться с кем-нибудь парой словечек как-то не выпадало. Приходилось только улыбаться и раскланиваться со встречными.
Только сейчас я задумалась, что конец пути близок, а что я буду делать в этом неведомом городе, в этой незнакомой стране, я знать не знаю. Ни знакомых, ни близких у меня здесь не было, впрочем, как и везде. Обычаи и порядки мне тоже неизвестны. Что делать? Ходить по домам, стучаться в двери и просить работу? Так я ничего и делать-то не умею. Вот сейчас коневрусы расторгуются, наберут необходимого товару — и домой. А я-то что делать буду? Сейчас я и вспомнить толком не могла, на кой ляд сюда так стремилась? В общем, коневрусы становились все веселей и веселей, а я — все печальнее и печальнее.
И вот, наконец, мы достигли цели! Уже ближе к вечеру наш караван поднялся на высокий холм, и я остолбенела. До этого город представлялся мне тем же поселением, только большего размера. Не тут-то было! Подножие холма огибала небольшая речушка, а внизу на равнине раскинулся город. Прямо настоящий город с высокими, средними и маленькими домами, широкими улицами и толпами людей. И все эти дома, а в некоторых я насчитала пять этажей, были деревянными. Слово «архитектура» здесь было абсолютно неуместно. Зодчество! Вот так правильнее. Все дома, и высокие в том числе, состояли из каких-то башенок, маковок, резных элементов, сложных аркообразных фронтонов. Витые столбы поддерживали у каждого из них высокое крыльцо. Декоративные элементы больше напоминали тонкое кружево ручной работы. Ажурные ограждения придавали и так праздничному виду улиц совсем уж какой-то фантастический образ. И все эти многочисленные элементы были крашены в яркие веселые леденцовые цвета.
Потемневшего дерева, как в наших кособоких деревнях, не было вовсе. Для строительства было использовано светло-желтое, словно горящее изнутри мягким янтарным цветом, дерево! Речушку пересекал мост, который больше походил на игрушечный — весь такой яркий, резной, воздушный. Но, судя по тому, как по нему топали мамонты, а он даже не поскрипывал, сделан он был на совесть.
Вблизи город производил еще большее впечатление. Пока мы шли по улицам — кстати, мамонты вышагивали по двое, и еще оставалось место встречному транспорту, о котором чуть позже, — я не увидела ни одного простого окна, только витражные. Даже постройки, которые явно носили служебный характер, были с разноцветными стеклышками. Они ловили отраженный свет бессолнечного неба и разбрасывали во все стороны россыпи разноцветных солнечных зайчиков.
Если вы думаете, что мы топали по утрамбованной колеистой разбитой дороге, то сильно ошибаетесь! Все улицы были замощены! Нет, не камнем и не асфальтом, как в наших холодных городах. Я даже не знаю, как объяснить… Ну вот представьте, что брусчатка не каменная, а деревянная, такие квадратные плашечки со стороной сантиметров в пятнадцать. С четко прочерченными годовыми кольцами. Так вот этими плашечками и была выложена улица. И цвета подобраны так искусно, что явно просматривался некий собранный из них рисунок. Едрит, у нас в городах из тротуарной плитки только недавно стали узоры класть, а здесь люди без всяких тракторов, вручную, хлеб убирают, а на дорогах, поди ж ты — ковры деревянные. И, судя по тому, что у самых заборов трава кое-где пробивается, давно лежит, и хоть бы хны!
Теперь о транспорте, благо разного транспорта там хватало. В основном, конечно, кони катили за собой нечто, больше всего напоминающее маленькие резные лаковые коробочки на колесах. Но встречались и более странные экипажи. Какие-то сказочные, как будто выдолбленные из целого куска дерева стилизованные фигуры птиц и зверей, полые внутри, которые без всякого гужевого подспорья двигались сами по себе. Просто самоходная хохлома! Вот вы опять же скажете, что, мол, наши автомобили тоже без лошадей нормально существуют. Но от наших выхлопа и шума — мама не горюй, а эти в абсолютной тишине проплывали (другого слова не найти) по деревянному мощению и, казалось, даже не касались его.
Люди были одеты тоже празднично и ярко. Мужчины славянской наружности, при непременной бороде. В кафтанах — бархатных, замшевых, кожаных. В сапогах со всякими бляшками и финтифлюшками. Перепоясаны богато украшенными металлическими ремнями. Головы, как правило, перетягивали металлические или кожаные обручи.
Девицы же все поголовно щеголяли длинными косами. Головы их были повязаны или лентами, или широким позументом с жемчужными висюльками, который оставлял макушку открытой. Ниспадающая оттуда коса заканчивалась плотным лоскутом ткани, унизанным разноцветным бисерным плетением или жемчугом и каменьями. Сами же косы были сплошь перевиты золотыми нитями или сетками из жемчуга. У женщин постарше волосы были убраны под нарядные кокошники. Поверх длинных платьев на них красовалось что-то навроде кафтана в пол с длиннющими, разрезанными спереди рукавами. Грудь каждой была убрана монистами, ожерельями и золотыми цепями, пальцы — кольцами и перстнями. Я в своих потасканных джинсах и раздолбанных кроссовках казалась чужой на этом празднике жизни. Но, как ни странно, никто на меня не косился. Все встречные люди улыбались нам, а некоторые отвешивали глубокие поклоны, как старым знакомым.
Вскорости мы пришли на постоялый двор, и я смогла воочию убедиться, что являюсь далеко не самым экзотичным, в смысле одежды, гостем города. В уголке сидел и уплетал баранью ногу огромный циклоп в одной только меховой набедренной повязке. Неподалеку от него расположились два сатира, у которых и вовсе из одежды были только кожаные сумочки через плечо. Присутствовала компания людей со странной голубоватой кожей, которые были так плотно увешаны золотой чешуей, что понять, кольчуга это или просто ткань, густо затканная золотом, не представлялось возможным.
