Владимир Выговский - Огонь юного сердца
-— Товарищ командир... Отец!..— Я склонился над ним, на глаза навернулись слезы.
—Ползи,— шепнул Левашов, протягивая сумку.
Я не мог оставить в беде человека, такого близкого, родного.
—Ну? — сказал он решительно.— Чего медлишь? Я на секунду прижался к его груди.
—Прощай, сынок,— шепнул ласково комиссар.— Расти человеком!— и, обняв меня, поцеловал.
Я быстро пополз в сторону, где не было еще фашистов. Левашов прикрывал меня. Но вскоре его автомат замолк. «Кончились патроны,— с ужасом подумал я. - «Осталась одна граната...»
Наступила мертвая тишина. Добравшись до опушки, я оглянулся. И тут раздался оглушительный взрыв, от которого вздрогнул и эхом отозвался старый лес.
«Противотанковая граната... Левашов!..— мелькнуло у меня в голове.— Что я теперь буду делать без него?.. Куда мне деваться?..»
И я заплакал. А сердце в ту минуту так сжалось, что чуть не остановилось. Однако я сразу же опомнился: по мне открыли огонь из пулемета. Прячась за толстые деревья, я начал отходить все дальше и дальше в глубь леса.
УГЛЕВЦЫ
Густой сосновый бор тянулся без конца. Глубоко проваливаясь в снег, я пытался выбраться из леса, но не находил дороги. Колючий снег слепил глаза, больно ударял по обмороженному лицу. Вторые сутки после гибели Левашова я бродил по лесу, выбился совсем из сил, потерял надежду на встречу с людьми. Очень хотелось есть, а еще больше спать. Заснуть бы хоть на одну минуту, пускай даже стоя. Но спать не имел права: заснуть — это замерзнуть. С большим усилием переставлял я непослушные ноги. Часто падал в снег, кричал, но своего голоса и сам не слышал...
Так, вероятно, и замерз бы, если бы не проходили мимо какие-то люди. Они подобрали меня, и через час я уже был в большой теплой землянке. Тут меня раздели и, не дав опомниться, напоили спиртом. Кто эти вооруженные, в кожанках люди, я не знал. Однако, судя по тому, как они поступали со мной, как оттирали мои руки, ноги, я понял, что это свои, и заснул крепким сном.
Когда проснулся, ко мне подошел высокий, стройный, лет тридцати мужчина, одетый в военную гимнастерку, с пистолетом на боку. Из-под темно-серой кубанки с красным лычком выбивался густой черный чуб. Ласковые серые глаза блестели, на губах была легкая, приветливая улыбка.
—А, проснулся наш герой,— сказал он, поправляя на мне шинель,— как себя чувствуешь?
—Ничего...
—Молодец! А теперь давай знакомиться: Углев Сергей Николаевич.— Он подал мне руку.— Командир диверсионной группы.
—Петро...— сказал я несмело и замялся.
По всему было видно, что такой ответ не удовлетворил ни командира, ни бойцов, которые стояли рядом. Все смотрели на документы Левашова, которые лежали возле меня, и молча чего-то ждали. О чем говорить, я не знал, потому что не совсем был уверен, что передо мной свои.
Внезапно где-то неподалеку раздались выстрелы. Люди, хватая оружие, начали выскакивать из землянки.
—Скорее одевайся, Петя,— сказал Углев и тоже выбежал во двор.
Стрельба с каждой минутой становилась все яростнее. Стреляли почти возле самой землянки.
Пока я собрался, все неожиданно смолкло. Я припал к оконцу: на снегу лежали четыре трупа гитлеровцев, а немного поодаль перед Углевым стояли с поднятыми руками три лыжника-эсэсовца.
Сомнение как рукой сняло: свои!..
Первым в землянку возвратился командир Сергей Николаевич Углев.
—Ну что, малый, испугался? Это у нас бывает... По твоему следу, вероятно, шли... Ты откуда?
Я все рассказал о себе и Левашове.
—Мы так и поняли, что ты парень необыкновенный! — И Углев дружески похлопал меня по плечу.
Отдохнув, я собрался идти туда, где был назначен сбор подпольщиков.
ПАРТИЗАНСКАЯ СМЕКАЛКА
Когда пленных эсэсовцев вывели из землянки, Углев поднялся с места, закурил.
Плохи дела наши, товарищи,— сказал он, затягиваясь горьким дымом,— мы опять в окружении. Новое прочесывание этой делянки леса не случайное, мы оказались весьма неспокойными соседями Коростеньского узла. От нас решили избавиться. А нам приказано ни в коем случае не покидать этот район — это самое уязвимое место для оккупантов. Уйдем отсюда, потеряем связь с подпольщиками, не будем знать, когда пройдет какой эшелон. И тогда наша работа сойдет на нет. Надо что-то делать. У кого по этому поводу будут какие соображения?
У меня,— поднялся молодой партизан, обвешанный лентами патронов.— Я думаю, что нам следует сделать так, как в прошлый раз: нужно зайти карателям в спину.
Верно говорите, товарищ Омельченко,— похвалил Углев,— надо зайти, если удастся, какому-нибудь карательному отряду в спину и ходить за ним, пока не закончится проческа. А если не выйдет, тогда мы пойдем на середину минного поля и пробудем там это время: каратели туда не отважатся идти.
Правильно, товарищ командир,— поддержали партизаны,— гитлеровцы считают, что их минное поле непроходимое, а сами мины настолько хитрые, что их никто не сможет разминировать. Но мы не только разминируем, но и эшелоны будем подрывать этими минами.
Наш маленький отряд направился к минному полю. Но подойти к нему нам не удалось: там уже было полно фашистов. С других сторон разведчики тоже принесли неутешительные вести. Положение было безвыходным: с трех сторон каратели, а с четвертой железная дорога с дзотами. Нас пятнадцать чело-
век, гитлеровцев несколько отрядов. Вступать с ними в бой было безрассудством. Однако как выйти из кольца, которое так быстро сужается?
Мы подошли к железной дороге. Командир, указав рукой на один из гигантских дзотов, сказал:
—Придется взять.
—Что, дзот?! — удивились партизаны.— Как же его можно взять? Ведь это же неприступная крепость — вокруг все заминировано, обнесено колючей проволокой, по которой пущен электрический ток высокого напряжения. А кроме того, смотрите, сколько крупнокалиберных пулеметов выглядывает из амбразур! Да еще днем... Нет, это невозможно, товарищ командир.
—Все возможно, товарищи, сейчас я вам покажу на деле... ...Из леса, направляясь к дзоту, вышла небольшая группа
эсэсовцев. Перед ними, связанные веревками, шли пятеро каких-то людей. Было нетрудно догадаться, что это пойманные партизаны. Пленные упирались, не хотели идти. Эсэсовцы, толкая их в спину стволами автоматов, безжалостно ругались:
—Доннер веттер!.. Шнель! Шнель!..
Из дзота вышли любопытные охранники. Особенно потешались они, когда офицер-эсэсовец сбил с ног упрямого партизана и начал пинать его ногами. Довольные, они хохотали, хватаясь руками за животы. Поравнявшись с зеваками, офицер-эсэсовец после приветствия потер замерзшие руки и пренебрежительно спросил:
—Ist es hier warm?
Ja, es ist warm, Herr Oberst, bitte herein,— в один голос выпалили охранники, давая дорогу высокопоставленному гостю.
Herein fuhren — приказал полковник своим солдатам и первым переступил порог дзота.
Когда все вошли, гости, внезапно направив на охранников оружие, скомандовали:
—Хенде хох!
Охранники от неожиданности и удивления заморгали глазами, некоторые пытались усмехнуться: мол, шутите, господа эсэсовцы, но, встретившись с суровыми взглядами, на всякий случай подняли руки. Их быстро обезоружили и, связав назад руки, поставили в угол.
—Самодеятельность закончена,— объявил «полковник» по-русски,— отдыхайте, ребята!
Почти сутки мы жили в дзоте. Вокруг шныряли каратели, а нам хоть бы что! Наконец лес был прочесан. Вдоволь настрелявшись, эсэсовцы ни с чем возвратились в Коростень. А партизаны, уничтожив охранников, заминировали дзот, железную дорогу и пошли опять в лес и, как прежде, остались в нем хозяевами.
УДИВИТЕЛЬНАЯ ВСТРЕЧА
После удивительного происшествия с дзотом я полюбил Углева и уже не мог с ним расстаться. Мне нравились не только его храбрость и находчивость, но и его человечность, простое, сердечное отношение к бойцам. Он очень напоминал мне комиссара Левашова.
И еще нравилось то, что Сергей Николаевич москвич, парашютист. Таких немного в лесу можно встретить... Я ему тоже понравился.
—Оставайся, Петя, у меня. Разведчиком будешь! — сказал он.— Какая тебе разница, где воевать.
Я с радостью согласился и сразу как-то прочно вошел в партизанскую семью диверсионной группы углевцев. Минеры жили дружно, почти все были веселого нрава, любили песни. Часто после боевого задания они собирались возле костра и тихо, вполголоса пели:
Ой, туманы мои, растуманы, Ой, родные леса и луга! Уходили в поход партизаны, Уходили в поход на врага...
Эту песню привез с Большой земли Сергей Николаевич Углев. Она сразу же пришлась по сердцу народным мстителям. Пели ее и тогда, когда было радостно, и тогда, когда нависала над нами большая угроза.
...После Нового года из штаба соединения нам передали радостное сообщение: Красная Армия под Сталинградом перешла в контрнаступление! Озлобленные неожиданным поражением, фашисты начали бросать на фронт все новые и новые дивизии. Значительная часть подкреплений шла по железнодорожным магистралям Брест — Киев, Львов — Киев. Обе железные дороги сходятся в Коростене. Чтобы блокировать этот
