разведка - ИВАН БОРОДУЛИН
Иван подошел, обнял нас обоих сразу, а потом долго мял поочередно, то будто бы любуясь нашим видом, то изучая.
Наконец восторги, вызванные встречей, улеглись, и мы разговорились.
Рассказали Богатырю, чем мы занимались все это время, как воевали в Заполярье.
Иван объявил, что завидует нам.
— Вы там — худо-бедно, но немчуру бьете, — хмуро сказал он, — а я вот всяких заданий выполнил много, но пока еще не убил ни одного немца.
— А что, не приходилось встречаться?— поинтересовался Сергей.
— Да нет, встречался, даже ходил между ними, но стрелять — не стрелял.
В тот первый вечер нашей встречи мы просидели еще долго. Иван рассказал, что операция, на которую он приглашал нас, уже проведена — в Крыму, в районе Анапы успешно действует наш общий знакомый лейтенант За-дорожный.
— Но вы не расстраивайтесь, — бодро заявил Богатырь,— для нас есть еще одно деликатное дельце чуть поближе Крыма. Да и ну его к дьяволу, этот Крым,— все равно там сейчас не купальный сезон.
5 Мы– разведка
119
Но зря Иван пытался отшутиться. Мы-то отлично видели, что он очень переживает, обижен, что в Крыму обошлись без него.
Прощаясь, Иван сказал, что завтра утром он заедет за нами и отведет к шефу, фамилию которого нам знать не обязательно.
Провожать гостей тоже не полагалось, и мы с Сергеем терзались сомнениями. На другой день утром мы все трое были в штабе центра партизанского движения.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
«ЗАДАНИЕ — УКРАСТЬ ПОЛКОВНИКА!»
Дежурный офицер, сидевший в приемной, выслушал Богатыря и вскоре провел нас в кабинет, где навстречу мам поднялся из-за стола седой полковник. Совсем не по-военному, жестом указав на кресла, он пригласил
< есть. Глаза его смотрели тепло, внимательно и чуточку изучающе. Тут же в довольно просторном кабинете, помимо стола, четырех кресел и нескольких стульев вдоль – гены, стояла за полураздвинутой ширмой раскладушка, накрытая шинелью. Полковник заговорил мягким, приятным голосом. Спросил, где и когда мы родились, где учились, когда вступили в комсомол, где и как воевали.
< )гвечать ему было легко и просто, ибо вопросы задавались с дружественной, почти отеческой интонацией п голосе.
Затем полковник обратился к Богатырю и поинтересовался, как идет подготовка к операции и какие встречаются трудности.
Богатырь отвечал точно, коротко, так, что мы ничего не могли понять кроме того, что какие-то дела обстоят нормально.
Подойдя к стене, полковник отдернул шторку, закрывавшую большую карту, и жестом пригласил нас
подойти.
— Как вы думаете, — сказал он, — доверяют ли немцы своим сателлитам, ну, например, румынам или венграм?
— По-моему, не очень,—ответил Богатырь.
131
— Верно. И особенно мало доверяют они румынам, считая, что те бездарны в военном деле. Поэтому на высших командных должностях в румынской армии находятся немецкие офицеры, что дает им возможность контролировать действия румынских частей и навязывать свою волю. В штабе партизанского движения,— продолжал полковник, — есть мнение, что румынские офицеры и солдаты с подозрением относятся к немецким ставленникам, а многие почти открыто ненавидят немцев. Вот наша с вами задача, товарищи, и состоит в том, чтобы помочь румынам еще больше ненавидеть немцев, дать им понять, что фашизм — наш общий сраг. Словом, штаб считает необходимым начать истребление немецких офицеров в румынских частях. Для начала— вот в этом районе, — полковник поднес карандаш к карте, — вашей группе предстоит захватить командира румынского полка, ярого нациста. Подробный'план операции получите позднее. Желаю успеха.
Слушая полковника, я просто не верил ушам: как это, украсть командира полка? Что они там, бараны? Но общая идея захватила и увлекла. Мы жаждали деталей, а главное — действий. Однако прошло много часов, прежде чем мы покинули штаб и вернулись в свою маленькую гостиницу на краю Москвы. Операция готовилась солидно, прочно. Мы побывали во многих отделах штаба, изучали по географическим атласам и учебникам район, где нам предстояло действовать, знакомились с военной формой различных родов войск вражеской армии, взяли с собой для чтения немецкие воинские, уставы и наставления. От нас требовалось изучить все это до тонкости, причем в самые короткие сроки. Мы должны были приобрести даже привычки немецкого офицерства.
Ш
На другой день к нам в гостиницу Иван Богатырь привез настоящего немецкого офицера, и тот несколько часов с большим усердием старался привить нам изысканные манеры. Прежде всего научились небрежно, с этаким форсом отдавать честь. Добавлю, что это искусство мы довели до совершенства, уже самостоятельно упражняясь перед зеркалом.
Разговаривая с немцем, я спросил, как он находит мое произношение, не выдает ли меня акцент.
Офицер был до обидного откровенен:
— Вас никто и никогда не примет за немца, — ска-1лп он, — можете на это не рассчитывать. Слишком много грубых ошибок, а произношение, как у вас говорят, рабочее и крестьянское. Вот он, — офицер указал ил Ивана Богатыря, — может быть, и есть настоящий немец, только в этом не –признается. Во всяком случае, он больше немец, чем русский.
Иван не знал, что делать: то ли радоваться такому ио-лплименту, то ли сердиться.
Все дни, связанные с подготовкой к операции, были «•полнены до предела разными занятиями, и лишь поздно вечером, когда голова тупела, мы могли немного поговорить о жизни. Выйти прогуляться, сходить в кино мы, откровенно говоря, побаивались.
Москва той поры все еще оставалась полуфронто-п..1м городом. На улицах ходили патрули, появление перед которыми в военной форме означало дилемму: или –Наши документы!», или «Пройдемте в комендатуру!». То и другое нас не устраивало. Не покажешь докумен-■ы—дезертир, а покажешь — какой же ты после этою разведчик, коли тебя уже знают? Вот и пришлось мам безвылазно сидеть в гостинице до тех пор, пока Иван Богатырь не раздобыл нам гражданскую одежду
13)
и московские документы, включая ночные пропуска. Мы получили возможность гулять по вечерам и ходить в кино, где сидели по два сеанса подряд, обдумывая все детали теперь уже хорошо разработанной операции.
Однажды Богатырь вручил мне маленький фронто-рой треугольник из грубой коричневой бумаги, той самой, в которую заворачивали заводские пачки патронов. Письмо было от Ивана Ромахина. Он сообщал, что во взводе по-прежнему нет командира и все ждут нас, что Дима Дорофеев получил орден Отечественной войны второй степени, а он, Ромахин, представлен к Красной Звезде. В конце была сделана приписка: «У нас сейчас много белого-белого снега, ночи лунные и светлые без всяких ракет. Счет убитых немцев растет, а Ваня Ромахин, хоть и чертыхается из-за наших промахов, но все время берет нас на передовую и на ничейную зем-л»б. Все девчата желают скорого вашего возвращения. Плугова».
Письмо принесло с собой тепло наших северных землянок, улыбки и голоса друзей. Оно обрадовало нас и в то же время заставило сладко сжаться сердце. Такое бывает, когда человек вспоминает лучшее, самое сокровенное, что было в прошлом. Спасибо вам, дорогие. Мы вернемся, мы не имеем права не вернуться.
Еще несколько дней прошло в приготовлениях, и вот мы все трое в поезде Москва — Ярославль. Вагон переполнен. Едва нашли место. В общем купе, куда мы пристроили единственный чемодан, сидит стайка девчат. Знакомимся. Все они из какого-то училища и коренные москвички. Едут к родителям в Ярославль, куда в то время были эвакуированы многие государственные учреждения столицы. Поезд шел медленно, часами простаивал ка маленьких пустынных станциях, пропуская воинские
134
эшелоны. От нечего делать мы с девчатами почти всю дорогу резались в подкидного. В качестве стола для карт одна из девушек приспособила наш чемодан, чем г разу испортила нам настроение. Мы все время боялись, что чемодан ненароком соскользнет с колен и откроется. Тогда быть беде — пассажиры неминуемо примут нас за фашистов-диверсантов — ведь в чемодане лежали новенькие немецкие парабеллумы и черная офицерская форма войск СС. За сутки пути нам так и не удалось сомкнуть глаз.
В Ярославль прибыли в полдень и прямо с вокзала поехали в городскую комендатуру. Там о нас знали и сразу же отправили в гостиницу. Утром следующего дня мы уже тряслись на грузовике по левому берегу Волги.
День стоял морозный, яркий снег искрился в лучах солнца и слепил глаза. Грузовик бежал по хорошо ука-I анной дороге легко и быстро.
