Орехов Виталий - Демиургия
– Вы друг того человека, который надругался надо мной?
– Ну-ну, надругался… Мне известно, что ты сама вешалась ему на шею. Ты же знала, что он женат. Знала?
– Да… – это было правдой. Но я ему верила. Он дарил мне цветы, и водил в кино. Зачем бы он водил меня в кино, если не любил.
– Да уж… Так вот, деточка, у меня есть к тебе предложение. Давай забудем эту историю. Вот тебе миллион лир, – и он действительно выписал мне чек на миллион лир, – возьми их. И дело с концом. А когда тебе будут нужны еще деньги, ты будешь делать кое-что, что тебе так нравится, и получать их.
Моим первым порывом было расплакаться и убежать. Мне стало страшно. Конечно, нельзя жить в Испанском квартале и не знать о проституции. Но миллион лир! Один миллион лир! Я бы смогла младшим братьям купить солдатиков к Рождеству!
Я взяла деньги. А потом еще раз. И еще. И еще. И еще много-много раз. Я больше никогда не получала более 100 тысяч лир за раз, да и то, очень редко. Нужно ли говорить, что так мои братики и не увидели игрушек, да и вообще моя семья меня больше не видела. Это произошло как-то само собой, ни они, когда узнали, чем я промышляю, не захотели со мной знаться, ни я уже не имела с ними ничего общего. Так продолжалось несколько лет, пока этот злосчастный господин, который двух слов по-итальянски связать не мог, не угодил ко мне в койку. Кто же знал, что он умрет? По итальянским законам я должна была сесть в тюрьму за непредумышленное убийство. Хороший адвокат вытянул бы дело, как у нас говорят, но у меня не было на него денег. А в нашем «пансионе» не нужны проблемы, поэтому все от меня отказались. И тут я вспомнила про это лицо. Не потому, что хотела обратиться к нему за помощью. А потому, что в тот момент, когда молоток судьи занесся над обвинительным приговором, я взглянула в лицо одному из обвинителей от республики. Даже под козырьком его фуражки я увидела эти глаза. Больше я его никогда не видела, да и много ли я видела, сидя в тюрьме…
Кое-что об угрызениях совести
– Знаешь, мы его не спасем, – сказал ангел ангелу. – Слишком много зла он причинил людям.
– Да, смотри, опять считает чего-то.
– Да что он считает, вон, сводит дебет с кредитом. Наплюсовочка у него бухгалтерская, как думаешь, куда пойдет?
– Да куда-куда, ясно дело, в карман к нему. Вон-вон. Заметил, он всегда как-то странно озирается, когда денежки прикарманивает, даже если никого рядом нет.
– Может, он нас боится, высматривает?
– А он верующий, разве?
– Да, вроде, я вчера его с женой в церкви видел.
– Ну не с женой, допустим, жена его на сохранении лежит… Да и что с того, что в церкви? Может, он со своей…хм, спутницей туда зашел. Надо будет в архив обратиться, наверное…
– Ах вот оно что… Да знаешь, нас уже никто не почти не боится. Да и не должны бояться, в теории вопроса.
– Ну ладно-ладно. Ну так что с его спасением?
– Я не хочу опять с весами возиться, давай так посмотрим, если что, обратимся к Нему.
– Давай попробуем.
– По Заповедям?
– Ой… думаешь, с ним получится? Ну сам подумай, как к нему с «Блаженны плачущие, ибо они утешатся», «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы тебе было хорошо и чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, даёт тебе», если он с матерью последний раз три месяца назад по телефону говорил, она ж живет на даче, он ее почти что не выпускает оттуда. Давай с ним лучше по делам его.
– Сколько он украл уже?
– Он присвоил около… слушай, тут много нолей…
– М-да, понятно… А пожертвовал?
– 742 рубля 32 копейки, с учетом старых. Давно уже не жертвовал, кстати.
– Кается?
– Бывает, не спит по ночам. Думает… И не только о том, как бы побольше присвоить.
– М? О чём еще?
–Ну вот давеча у него старший ногу сломал. Сам его в клинику отвез, уходить от него не хотел, дома всю ночь не спал. Кажется, даже плакал.
– Ну это же сын его, так что, ничего удивительного. Так что про покаяние говорить нечего. Страдал?
– Было дело. Еще при Советах их. Ох, чего только себе не напридумывают. Не хотел в партию вступать. «Не буду, – говорит, – я как все Вы, под одну гребенку». Это ему запомнили. Да и вообще, с начальством спорил. В общем, долго карьеры не было, таксерил даже… ну потом перестройка, 90-е… Устроился.
–Если это можно так назвать. Ну а в детстве?
– Пионер, он и есть пионер.
– Ясно. Что еще есть у нас, к чему стоит присмотреться?
– Ну вот, в деле есть у нас золотой листик.
– Да-а-а-а? Вот как?… И за что же?
– Да, когда 19 было ему, зима, на даче отдыхал с отцом. Рыбачили. И там исток был, женщина по воду пошла да в воду и провалилась, лед тонкий. Наши-то уже приготовились, а он раз, полушубок сдернул и в воду за ней. В общем, ведра на дне, женщина на льду. Оба по воспалению схватили, но спаслись, выжили.
– Да, это он молодец. Был. А сейчас?
– Да даже не вспоминает. Говорит, дурак был, но в тайку гордится…
– С вышкой, надеюсь, дела не имел?
– Прямо — нет.
– А косвенно?
– Нууу….
– Что ну? Было?
– И да, и нет.
– Поясни.
– Ну сам посуди, деньги, которые… не его. Не в больницы же шли они.
– Это и так понятно, уже обсудили. Больше нечего?
– В детстве подругу курить научил. Пять лет с нее у нас сразу сняли.
– Тяжелый случай… Если бы не его листик, можно бы и отдать сразу в нижний отдел дело его. А теперь прямо не знаю… Сколько ему еще?
– Ну по подсчетам, вот у меня тут есть, около полугода. Потом, скорее всего, автокатастрофа. Не с болезни слетит, нет. Здоровье-то у него неслабое.
– Ну посмотрим давай, что будет, это еще бабушка надвое сказал. Отложи пока во времянку…
…
– Михаил Семенович, Вам кофе как делать, с сахаром, или без? – секретарша вошла в кабинет главного бухгалтера «Микс групп», Михаила Семеновича Ставрыгина.
– Как обычно. – не хотя, оторвавшись от документов промямлил он. У него все утро голова болела не известно почему. Да и сын в клинике пока, не оклемался. Только от него приехал.
– Да у Вас же всегда по-разному. – недоумевала секретарша.
– Людочка, ну положите две чашки, тьфу, – он оговорился, – две ложки.
– Будет сделано, Михаил Семенович. – Она вышла.
В просторном кабинете главного бухгалтера «Микс групп» было светло и солнечно. Новое здание — башня «Рация» в комплексе Сити блистало яркими красками из окна его кабинета, а на душе было отчего-то неспокойно. То ли из-за Сережки, так не вовремя сломавшего ногу, то-ли еще из-за чего… В общем, работать точно не хотелось. И новый проект совсем не лез в голову.
Через некоторое время Людочка принесла кофе. Михаил Семенович сделал несколько затяжных глотков. «… ооо, Вроде полегчало», – подумал он. Но зря. Он опять поработал с документами, позвонил в банк, пригласил в кабинет своего заместителя, дал ряд указаний, а на душе легче не становилось.
– Людочка, – он вызвал секретаршу, – скажите Валентину Петровичу, что я приболел чуток, сегодня пораньше домой пойду.
– Конечно, Михаил Семенович, выздоравливайте.
Михаил Семенович взял легкое осеннее пальто из шкафа, быстро накинул его и пошел на стоянку. Его «мерс» стоял там, где он его оставил.
– Надо бы масло проверить, – подумал Михаил Семенович, сел за руль и поехал по Кутузовскому.
Неожиданно, у метро «Киевская» он остановился. Вышел из машины, даже не закрыв ее. Подошел к какой-то старушке-попрошайке у метро, достал кошелек и положил бабушке в руку «пятитысячную».
– Помилуй тебя Господь, милок. – Округлившимися глазами сказала бабулька и перекрестилась.
– Спасибо… – растерянно прошептал Михаил Сергеевич и побрел назад к машине.
…
Он улыбнулся.
Мотивация
Семен Аркадьевич, младший научный сотрудник, сидел и играл в «Косынку» на компьютере. Его плешивая физиономия, уже переставшая чего-либо ждать от жизни, тупо уставилась в экран монитора. Солнечный свет играл на его блестевшей лысинке, а редкие темные волосы шевелились на сквознячном ветру. Было лето и жарко, и делать ничего не хотелось. Он медленно потягивал кофе из кружки с надписью “SCIENCE RULES!” и передвигал старой колесной мышкой карты. По идее, этому обладателю еще с субботы не стиранной клетчатой рубашки было задание от начальника лаборатории Михаила Кознышева (ныне в отпуске), провести анализ последних показателей по вирулентности штаммов. Но делать очень ничего не хотелось. Было жарко, вентилятор работал едва-едва, а солнышко так сильно пекло…
Семен Аркадьевич догадывался, что сегодня завтра Кознышев нагрянет, хотя его ни Семен Аркадьевич, ни его коллеги по лаборатории особенно видеть не хотели. Так было хорошо, когда Кознышев в отпуске. И лаборантка Маша отдыхала (сегодня вообще не пришла), и заместитель Коляскин тоже сидел и болтал по телефону с какой-то женщиной. При этом Семен Аркадьевич заметил, что не с женой, но ему было настолько ленно, что он даже сплетничать не стал. Он сидел среди чашек Петри и играл в “Косынку”. Почти бил рекорды, и по скорости и по успехам, как вдруг дверь открылась. В помещение лаборатории, белое, в кафеле, с выключенными кварцевыми лампами вошел, можно сказать, въехал Кознышев. Дверь открылась настежь.
