Слава Бродский - Бредовый суп
– Чем же это все закончилось? – спросил Сережа.
– Нормально все закончилось. Я твердо стоял на своем. Говорил, что ребята мои себя не жалели, так сильно работали.
– А премию выплатили вам?
– Выплатили. Первый раз выплатили, второй раз выплатили. А на третий – подкараулили они меня в столовой, усадили за отдельный стол со всем начальством нашим и говорят: “Слушай, ты, это, конечно, ежели что по формулам, так тебе, это, равных у нас нет. Но давай, это, по совести”. “А по совести – это как?” – спрашиваю. Ну и они мне такую штуку предложили. Раз – первое место, другой раз – пятое, следующий – опять первое место, а потом опять пятое.
– Неужели ты согласился? – спросила Маринка.
– Согласился, – сказал я.
– Необыкновенная история, – сказал Сережа.
– Да, я весьма этим горд. Мне, в сущности, удалось только один раз за всю мою жизнь в России с пользой употребить мои математические знания.
– Ничего, зато ты потом отбился, – сказал Сережа.
– Да, – сказал я.
– А мне тоже как-то удалось в России воспользоваться математикой, – сказал Сережа. – Это было на второй или третий день после того, как я перешел на новую работу. Нас всех позвал к себе на день рождения один наш сотрудник. А у парня, с которым я должен был поехать, изменились планы и он, убегая уже куда-то, назвал мне только станцию метро и сказал, что квартира на первом этаже и с номером двести шесть. А вот название улицы и номер дома он почему-то забыл. Я поехал, надеясь встретить кого-то из наших по дороге, и, пока добирался, сообразил, что квартира двести шесть на первом этаже может быть только в семнадцатиэтажном доме.
Когда я вышел из метро, я увидел в нескольких минутах ходьбы две семнадцатиэтажные башни. Я направился к первой из них. Полагая, что это был дом с четырехквартирными площадками, я вошел в четвертый подъезд. Немного удивился, когда увидел на первом этаже квартиру двести шесть. Подошел к ней и позвонил. Мне открыл дверь мой сотрудник и сказал...
– What took you so long? – сказал я.
– Как ты догадался? – спросил Сережа.
Г л а в а 14
– Смотри, “Lycos” тонет, как камень, – сказал Том.
– Я так и думал, – сказал Мартин. – Я так и думал.
Мартина приняли к нам на работу год тому назад. И он сначала убирал мусор, и только совсем недавно его взял к себе Эдвин помогать разбирать документацию. И он все время посматривал на наш Блумберг со стороны стеллажей с отчетами.
– Никто не мог этого предугадать, – сказал Том.
– А я так и чувствовал это, – сказал Мартин.
– Что же ты не продал его short? – спросил Том.
– I'm too young for short, – сказал Мартин.
Горный мед
Делфт, 12 августа 1997 года
– Илюша, ты выглядишь сегодня как-то странно, – сказала Маринка. – Как тебе спалось?
– Нормально, – сказал я.
– Все-таки ты выглядишь как-то странно сегодня.
– Мне опять снилась пасека.
– Что же тебе снилось? Твои пчелы?
– Мне всегда снится одно и то же, – сказал я. – Я все боюсь опоздать куда-то.
– Опять о том, как ты прибежал к поезду, когда он уже тронулся?
– Да, – сказал я.
– И как ты бежал за ним с выпученными глазами?
– Да, – сказал я.
– Надо, наверное, тебе туда все-таки как-нибудь съездить.
– Куда “туда”? Такую машину еще не придумали, чтобы “туда” съездить.
– Не сердись. Я не знаю, почему я так сказала.
– А я и не сержусь, – сказал я.
Мы приехали в Gouda на рынок. Поставили нашу машину на рыночную стоянку и пошли искать билетную будку. Поворчали, конечно, немного, просто потому, что ее пришлось искать. Но почти сразу успокоились, как только начали ходить от ларька к ларьку и пробовать всякую всячину.
– Смотри, горный мед, – сказала Маринка. – Ты не хочешь попробовать?
– Нет, – сказал я. – Ты бывала когда-нибудь в горах?
– Конечно.
– Ты видела там цветы?
– Конечно, там бывает много цветов.
– А нужно очень много, – сказал я.
– Но как-то же там мед получается?
– С грузовиков.
– Что? – спросила Маринка.
– Подвозят грузовики с сахаром…
– Не может быть!
– Почему не может быть? Сейчас такие грузовики есть, что по любым горам пройдут. Так же и знаменитый весенний, майский, мед делается.
– Правда? – сказал Маринка.
– Конечно, – сказал я. – A я тебе еще не рассказывал про то, как я побывал в обществе пчеловодов?
– Нет. А что там было?
– Ничего особенного. Все шло довольно вяло, пока речь не зашла о том, как надо подкармливать пчел сахаром из кормушки. Вот тогда-то народ и оживился.
– Значит, тебе там не понравилось?
– Почему же? Понравилось. Там были такие симпатичные люди. И они были для меня весьма узнаваемы. Видно, пчеловоды всего мира одинаковы. Они меня сразу, конечно же, обласкали, и у меня даже возникло ощущение, что я знаю их всех много-много лет.
Гвоздем программы в тот вечер было выступление деда с внуком, которые, как предполагалось, должны были рассказывать об устройстве небольших ульев, в которых держат пчел на продажу. Интерес был взаимный. Народ хотел пообщаться с профессионалами. А для деда с внуком эта была реклама.
Вышли эти дед с внуком. И я, как увидел дедулю, так у меня внутри что-то звякнуло. Потому что вспомнилось мне много всякого в тот момент.
Лет дедуле было за восемьдесят, но был он вполне крепкий такой. Да и внук его уже, наверное, третий десяток разменял. Поставил внук на стол небольшой улей, и дедуля начал: “Вот мы продаем пчел. Вот в таких ульяшках. Вот это дно. Корпус. Крышка-нахлобучка. Все деревянное. А внутри три рамки. А вощина на них не из воска, а из пластмассы. А вот это – кормушка. Кормушка тоже из пластмассы. Мы любим пластмассу. Вот так мы это дело и продаем. Вопросы будут?”
Ну и тут сразу кто-то из зала: “А кормушка из чего сделана?” И пока дед переспрашивал, что, мол, и что, внук сказал, что кормушка сделана из пластмассы. И дед подтвердил, что мол, да, из пластмассы.
“А что вы им даете?” – спросили из зала. И дед опять стал переспрашивать, а внук сказал, что они наливают в кормушки сахарную воду. И опять дед подтвердил, что, мол, да, сахарную воду.
– Это сахарный сироп, что ли? – спросила Маринка.
– Да, сахарный сироп. Ну и из зала вопросы посыпались один за другим: и как сахар разводить надо, и в какой пропорции, и теплой ли водой. И опять спросили, из чего кормушка сделана. И дед уверенно ответил, что сделана она из пластмассы.
Опять стали спрашивать про пропорции, и опять кто-то спросил: “А кормушка деревянная?” И опять дед сказал, что кормушка из пластмассы, и стал показывать, что они кладут в сахарную воду, чтобы пчела не тонула. И кто-то спросил недоверчиво: “Не тонут?” И внук ответил, что нет, мол, не тонут. А дед вдруг сказал грустно: “Тонут немножко”. И все в зале стали смеяться и повторять: “Тонут немножко, тонут немножко, тонут немножко”.
И опять из зала: “А кормушка…” – “Деревянная”, – сказал дед. “Пластмассовая”, – поправил внук. “Ой, конечно, пластмассовая, пластмассовая”, – сказал дед.
– Значит, смеешься над своим братом-пчеловодом? – спросила Маринка.
– Да, немножко. Смеюсь немножко.
– А кормушка?
– Деревянная, – сказал я.
Мы поехали в Делфт. Я попросил Маринку посмотреть в ее путеводителях, можно ли в Делфте попасть на какую-нибудь керамическую фабрику. И Маринка сказала, что попасть на фабрику, конечно, можно и что нам там даже покажут, как они делают свой знаменитый фаянс. И я уже представил себе, что мы увидим, как они составляют и замешивают глину, делают посуду, покрывают ее эмалью, загружают печи и всякое такое еще себе вообразил. Но в действительности все оказалось гораздо скучнее, и ничего особенного нам там не показали. Интереснее было просто пойти в любой магазин, где стоял совершенно изумительный фаянс. Бело-синий, бело-сине-зеленый, красноватый, черный. И все это было необыкновенно здорово.
Мы наткнулись на какой-то красивый храм с витражами. Маринка пошла посмотреть, что там внутри, а я сел за столик в кафе напротив, заказал себе пива и любовался на витражи, но только снаружи. И думал о том, как уютно сидеть вот так, одному, далеко от дома, без телефона и компьютера, пить пиво и думать, о чем хочешь. И я торопился насладиться своим одиночеством, потому что я знал, что это замечательное чувство свободы через десять минут пройдет.
Вечером мы вернулись в отель. Потом пошли в индонезийский ресторан и заказали обед на двоих. Маринка выбирала только не острое. А я уже ел все подряд. Во рту у меня горел огонь, и я тушил его рисом и холодной водой.
Мы, видимо, понравились хозяйке ресторана, и она все время помогала нашему официанту. Я спросил у нее, куда исчезли mussels.
– Все mussels отравлены, – сказала хозяйка, – и их опасно есть.
– А мы и не знали, – сказал я.
– Да, и не только mussels, а вообще всю морскую пищу. Очень опасно есть сейчас.
