Кевин Фонг - Extremes. На пределе
По крайней мере, идея в этом.
***
В те первые месяцы стажировки мы малость подучились и стали чуть меньше бояться. Мы привыкли к постоянной усталости — в самые трудные недели, бывало, приходилось работать до ста часов без перерыва. Мы жили и работали в одном и том же здании. На четвертом этаже вдоль коридора тянулись наши спальни. Но как ни старались мы обжить эти комнаты, пытаясь с помощью плакатов и цветов в горшках создать уют, они все равно оставались просто местом для сна. Зато в какой-то момент оказалось, что к больнице мы привязаны узами, крепкими, как пуповина. Если выдавался нерабочий вечер, мы позволяли себе заглянуть в паб через дорогу.
По выходным мы все же вырывались на свободу. В пятницу вечером те, кто не дежурил, старались поскорее дать деру из больницы. Оставшиеся, сжимая пейджеры в ожидании срочного вызова, с завистью провожали взглядами уходящих товарищей.
В пятницу 30 апреля 1999 года я вышел на очередное дежурство с хирургической бригадой. Накануне выходных все разбежались с работы еще быстрее обычного. Я в зеленом хирургическом костюме стоял у черного хода отделения травматологии, глядя, как подкатывают и отъезжают машины «скорой». Отделение находилось в здании без окон и всегда выглядело одинаково: открытое круглый год, круглые сутки, без выходных, оно постоянно было освещено мигающими люминесцентными трубками и световыми табло над входом в рентгеновские кабинеты. Внутри легко было потерять всякое представление о времени, не помогали почему-то даже бегущие по циферблату стрелки настенных часов. Чтобы его восстановить, нужно было выйти из отделения и бросить взгляд на окружающий мир, затухающие краски вечера или нарождающуюся утреннюю зарю. Потому-то в минуты затишья нас тянуло к черному ходу с, прямо скажем, малоэстетичным видом на заасфальтированную автостоянку и тонким ароматом дизельного выхлопа «неотложек».
Вечер выдался погожий и необычно теплый. К половине седьмого почти все старшие сотрудники разошлись. В отделении было спокойно, смотровая практически пустовала. Привлеченные хорошей погодой, люди выходили на улицу, оседали в пабах и барах по всему городу, и к этому времени многие уже успели основательно нагрузиться. Поток травм — стандартный набор вывихнутых на булыжной мостовой лодыжек, побоев и дорожно-транспортных происшествий — обычно начинался позднее, после того как людей снова выгоняли на улицу. Постояв, я вернулся в отделение.
На стене у сестринского поста висел «красный» телефон, древняя конструкция из бакелита, с диском. Он работал только на прием и звонил дребезжащим звонком, похожим на школьный. Предназначался этот телефон для того, чтобы экипажи «скорой» могли заранее предупредить, что везут тяжелого больного, а мы успели подготовиться к реанимационным мероприятиям.
Этот-то телефон и зазвонил — без четверти семь. Алекс, дежурная медсестра, внимательно выслушала, что-то торопливо черкая на листочке, потом повесила трубку на рычаг. Обычно за этим следовал стандартный краткий отчет о диагнозе больного, которого нам везут: инфаркт миокарда, передозировка наркотиков или, может быть, ножевое ранение. Отделение справлялось с подобными случаями в нормальном режиме, не меняя привычного ритма своей работы. Небольшая бригада отправлялась прямиком в палату интенсивной терапии и энергично занималась реанимацией пациента, а тем временем вросшие ногти, склеенные «суперклеем» пальцы, кашель и простуды поступали в приемное отделение своим чередом.
Но на сей раз все было иначе. Алекс говорила громче обычного, чтобы привлечь к себе внимание. Неподалеку отсюда, где-то в Сохо, сообщила она, в баре взорвана бомба. Много пострадавших. Нам сообщили только, чтобы мы готовились к поступлению раненых. Вот и все пока.
На мгновение все замерли. Затем — у меня с непривычки сердце оборвалось — все пейджеры в больнице одновременно разразились трезвоном. Пулеметные очереди монотонных звонков сменились треском крохотных динамиков, встроенных в пейджеры. «Внимание! Серьезное происшествие, — сообщил спокойный и четкий голос из громкоговорителя на стене и повторил: — Внимание! Серьезное происшествие!»
Вся травматологическая бригада собралась у палат интенсивной терапии: старший ординатор, дежурный врач больницы и я. Наши наставники уже были в пути, направляясь к больнице. «Красный» телефон зазвонил снова. Много раненых, кто-то остается под завалами. Служба скорой помощи запрашивала, можем ли мы выслать на место происшествия мобильную бригаду врачей и сестер.
Старший ординатор не хотел остаться без хирургов, незаменимых при проведении операций и реанимационных мероприятий. А вот без меня, как ни крути, обойтись вполне было можно.
Мобильная бригада состояла из трех врачей и трех медсестер. Опытные сестры из отделения травматологии и скорой помощи, привычные к подобным ситуациям, инструктировали нас и снабжали всем необходимым в таких случаях. И вот меня вталкивают в складское помещение, о существовании которого я до сих пор даже не знал. Вот я уже натягиваю специальный светоотражающий костюм и надеваю каску. В руки мне суют ящик с инструментами и лекарствами. После этого я плетусь на автостоянку. Не успеваем мы перекинуться словом, как к стоянке с визгом подлетают две «скорые», двери распахиваются, и наша шестерка без промедления забирается внутрь.
Вцепившись в свой травматологический ящик, я сижу рядом с ординатором из отделения неотложной помощи, напротив медсестры Кристины. Остальные члены нашей бригады — во второй машине. Кристина наклоняется к нам и громко, стараясь перекричать вой сирен, объясняет мне: «Происшествие серьезное. Здесь у тебя средства индивидуальной защиты. В карманах и ящике должно находиться вот что…» — и она отбарабанила весь список.
Я растерянно уставился на нее. Она глядела мне прямо в глаза и говорила со мной — точнее, почти кричала, перекрывая шум моторов и сирен, — а у меня было чувство, будто разговаривают с кем-то другим. Кристина сделала паузу, ожидая, что я начну проверять комплектацию. Я расстегнул карманы. Действительно, все перечисленное находилось там, в полном соответствии с ее словами. Мне это показалось каким-то волшебным фокусом. Откуда Кристина знает, что у меня в карманах? Потом слабо забрезжила догадка: она, в отличие от меня, подготовлена к такому событию. Она, по крайней мере, знает, что делать.
Машина летела на всех парах, так что дорога до места событий заняла чуть больше пяти минут. Когда она резко встала, я не понял, куда мы приехали. А потом открылись задние двери.
Хотя и не сразу, мы все же сориентировались. Нас доставили на пересечение улиц Олд-Комптон и Дин-стрит — клубный квартал, популярный у туристов. Но сейчас облик места изменился до неузнаваемости. Осколки стекла ковром покрывали тротуар, на всех примыкающих улицах стояли машины скорой помощи, и повсюду лежали раненые.
К моменту нашего приезда ситуацию только-только удалось взять под контроль. Взрыв прозвучал меньше получаса тому назад. Над пабом еще курился дым, пожарные только что полностью погасили огонь. Врачи из вертолетной службы скорой помощи прибыли раньше нас и, взяв на себя ответственность, принимали стратегические решения. Вместе с персоналом скорой помощи они отделяли ходячих раненых от тех, кто пострадал особенно тяжело.
Нас отвели к груде тел посреди Комптон-стрит, вокруг которой уже собрались медики и пожарные. Таких тяжелых ранений я не видел ни до, ни после. Перед нами на земле лежало человек десять-двенадцать. Они были раздеты; бóльшая часть одежды сгорела прямо на них во время пожара, последовавшего за взрывом. У всех была обожжена кожа, конечности у некоторых — раздроблены или оторваны взрывом.
В самых тяжелых ситуациях главное — не вдумываться. Лучше сосредоточиться на каком-то конкретном деле и стараться выполнять его как можно четче, не отвлекаясь на размышления. Для экстренных ситуаций существуют протоколы, выполнять которые можно почти рефлекторно. И хотя они созданы ради совсем других целей, чуть ли не главный их смысл — не дать тебе, оказавшемуся в центре кошмара, впасть от этого в ступор.
Вот здесь и приходит на помощь правило-считалка, система мероприятий интенсивной терапии при травме на догоспитальном этапе. И тебе не важно, кто эту систему выдумал и как ее разрабатывали. Ты просто благодарен за то, что она существует, да иной раз задаешь себе вопрос — как можно было бы справиться со всем этим без нее.
***
В далеком уже 1976 году доктор Джеймс К. Стайнер вел частный самолет в свой родной Линкольн, штат Небраска, из Лос-Анджелеса, куда он с семьей ездил в гости на свадьбу. Позади уже осталась немалая часть пути, когда пришлось приземлиться в Нью-Мексико для дозаправки. Затем Стайнер снова поднялся в воздух и взял курс на север, через Техас и дальше, над Оклахомой и Канзасом. На подлете к штату Небраска на пути оказалась редкая низкая облачность. Уже вечерело, а летать, ориентируясь только по приборам, Стайнер не умел, поэтому принял решение снизиться и идти ниже облачного слоя. Они были уже почти дома, в Линкольне, когда зашло солнце и Стайнер потерял ориентиры. Идя низко над гладью озера, он слишком поздно заметил в иллюминатор ветки деревьев.
