Эрик Каплан - Санта действительно существует?
«Я» Тэмми способно разделяться. В ней может быть одновременно несколько Тэмми. Один голос в ее голове утверждает: «Ну конечно же, никакого Санты нет», в то время как другой восклицает: «Надеюсь, он подарит мне что-то хорошее!» Ее «я» также способно разделяться по времени. То есть Тэмми может смеяться при одной мысли о Санте вплоть до Рождества, а затем в Рождество говорить так, будто она верит в веселого старого святого.
Поскольку эта версия связана с голосами в голове, мы беспощадно назовем ее объяснением через безумие.
Объяснения через ложь и через безумие в глубине схожи между собой, поскольку ложь подразумевает диссоциацию на межличностном уровне, а безумие — на внутриличностном. Общества, основанные на лжи, безумны, а безумцы лгут сами себе.
Объяснение через безумие подразумевает некое разъединение внутри Тэмми на части: ту, которая верит, и ту, которая не верит. Объяснение через ложь подразумевает разъединение внутри Америки на аналогичные части. И в обоих случаях в отношениях между этими частями что-то, мягко говоря, не в порядке. Объяснения можно даже поменять местами, сказав, что Тэмми лжет сама себе, а Америка слегка свихнулась по поводу Санта-Клауса.
Верно ли объяснение через безумие или объяснение через ложь?
Варианты каждого из них можно найти в рационалистической критике религии и в научных наблюдениях за человеческим поведением в целом. Вот несколько примеров.
Марксизм (ложь): священники обманывают людей, рассказывая им о райских кущах на небесах, чтобы сохранить обладающих властью на их месте.
Психоаналииз (безумие): разум создает иррациональные убеждения, чтобы защититься от психологического давления, вызванного боязнью смерти или желанием спать с собственной матерью.
Нейробиология (безумие): в человеческом мозге выработалась система, позволяющая воспринимать людей как живых существ, поскольку с точки зрения эволюции было очень важно понимать, что в твоей пещере кроме тебя находится кто-то еще. И мы считаем, что Санта существует, из-за участка нервной ткани, подающего ненужный сигнал, — подобно тому как возникает сенная лихорадка, когда чихательный рефлекс срабатывает в ненужный момент под воздействием некоего антигена.
Теория мемов (ложь по причине безумия): мемы — программы культурной ДНК, воспроизводящиеся тогда и только тогда, когда они заставляют нас верить в них и распространять их.
В подобного рода дискуссиях мы ожидаем, что наши убеждения подвергнутся сомнению, а эксперты приведут какие-нибудь научные данные. Однако наука не может сказать, почему мы должны руководствоваться ею при восприятии реальности. Некоторые ученые и философы не согласятся с этим утверждением, заявив, что, конечно же, наука говорит нам, как воспринимать нашу жизнь и остальную реальность, — а именно с точки зрения научного подхода. Но подобные заявления представляют собой научную публицистику или популяризацию науки, а не ее саму.
Наука не говорит нам, что мы должны о ней думать. Для примера возьмем любое из представленных выше объяснений — марксистское, психоаналитическое, нейробиологическое или меметическое — и применим по отношению к ним самим. Так, марксисты верят в марксизм только потому, что это в их классовых интересах; психоаналитики верят в психоанализ для защиты от раздражающих факторов; нейробиологи верят в нейробиологию, потому что в ходе эволюции мозг научился искать причинно-следственные связи; а сторонники теории мемов верят в нее, потому что мемплекс «теория мемов» проник в их разум и заставил воспроизводить себя. Все эти теории объясняют себя в той же степени, в какой они объясняют Санту. А то, как рассматривать данные теории или как рассматривать Санту, принимая во внимание вышесказанное, уже не является научным вопросом.
Роль интеллектуальной теории сравнима с ролью денег. Вы можете прочитать в учебниках по экономике или финансам, что нужно сделать, чтобы много заработать, но они не расскажут вам, как определить важность денег в нашей жизни. По поводу этого вопроса можно вести споры, сравнивать точки зрения и принимать различные решения — от полного подчинения своей жизни финансовой выгоде до игнорирования денег и превращения в странствующего хиппи; впрочем, можно вести образ жизни, находящийся где-то между крайностями. Подобное положение дел мы наблюдаем и в науке: мы или полностью принимаем ее, или игнорируем, или располагаемся посередине между двумя предыдущими вариантами.
Вы можете счесть очевидным, что если Тэмми утверждает, будто верит в Санту, то она либо безумна, либо лжет, и аргументировать свою точку зрения тем, что безумные люди не знают о своей ненормальности, а лжецы, как правило, врут, заявляя, что они не лжецы. Но с данным подходом связаны две проблемы — этическая и эпистемологическая.
Этическая проблема: оскорблять родителей друзей твоего ребенка, называя их сумасшедшими и лжецами, — грубо и некрасиво. Тэмми не производит впечатления лжеца: по-видимому, она действует из лучших побуждений, руководствуясь заботой о сыне.
Эпистемологическая проблема отражена в старой шутке, в которой один англиканский священник объясняет другому значение ортодоксальности: «Моя “докси”1 ортодоксальна, твоя — неортодоксальна».
Смысл последней шутки заключается в том, что понятия «здравомыслящий» и «честный» должны определяться таким образом, чтобы мы могли сказать, кто безумец, а кто лжец, не примешивая наши собственные взгляды. В противном случае утверждать «Ты безумен, потому что ты веришь в Санту» будет сродни попыткам сказать «Санты не существует» как-нибудь погрубее — в форме личного оскорбления, замаскированного под психологическое объяснение.
Если мы предполагаем, что Санты нет, мы можем сказать, что Тэмми безумна, но мы не имеем права использовать факт ее безумия для опровержения существования Санты. Не исключено, что имеется более простой способ доказать, что Санты нет. Если мы хотим узнать, есть ли Санта-Клаус, почему бы нам не поискать объект, соотносящийся с нашими убеждениями? Но как представления «соотносятся» с объектом? Идет ли речь о ясной идее или о расплывчатой метафоре, слишком неоднозначной, чтобы можно было четко понять, что существует, а чего нет? Давайте рассмотрим следующий мысленный эксперимент.
Вообразим себе поле, настолько большое, что на нем можно провести самую крупную перекличку в истории. Из нашей черепной коробки, выходят, держась за руки, все наши представления и становятся в один конец поля. С другой стороны располагаются все объекты. Представления, одно за другим, называют себя. Когда наша вера в Африку кричит: «Я — представление об Африке», реальный объект — Африка — поднимает руку, и они уходят к краю поля с табличкой «Истинные представления». «Пчелы! Я — представление о пчелах!» — «Круто! Мы — пчелы!» — и они уходят вместе. «Я — представление о планете Нептун!» — «А я и есть планета Нептун! Пойдем выпьем!» — и они удаляются вдвоем. К концу дня несколько убеждений будут одиноко стоять на своем краю поля. Они тянут руки: «Я — представление о пропавшем континенте Атлантида». В ответ — тишина с другого конца поля. Не существует пропавшей Атлантиды. «Я — представление о феях!» Нет ответа. Фей не бывает. «А я — представление о Санта-Клаусе!» Безмолвие. Санта-Клауса не существует. Вера в Санту ошибочна, потому что с ней не соотносится Санта-Клаус.
Первая проблема заключается в том, что наши убеждения не делятся на меньшие части. Как пересчитать все наши представления? Является ли моя вера в существование Африки сверхпредставлением, состоящим из представления обо всех людях, животных и странах, которые, по моему убеждению, находятся в Африке? Или она сама по себе является частью представления о том, что мир разделен на материки и острова? Или частью чего-то еще большего: представления о существовании физических объектов, примером которых может послужить Африка? Все — и ничего. Мои представления образуют сеть, или, лучше сказать, мир. И если что-то и соответствует чему-то, то это все мои убеждения (держащиеся за руки) соотносятся со всеми фактами (держащимися за руки). Мой разум соотносится со всем миром в целом.
Но есть и более серьезная проблема. Когда мы представляем себе такую перекличку, мы присутствуем на поле в качестве некоего арбитра, взирающего на убеждения с одной стороны поля и объекты — с другой. Однако, если мы смотрим на объект и видим его, это и означает, что мы верим в его существование. Нельзя выйти за рамки самого себя и изучить мир и наши убеждения со стороны.
Давайте рассмотрим классический пример, иллюстрирующий эпистемологию.
Допустим, у нас в голове есть представление о яблоке. Чем же будет это яблоко внутри нашей головы? Это просто совокупность атомов либо, если хотите, нейронов и глиальных клеток, либо же орган, состоящий из префронтальной коры, мозжечка, преакведуктального серого вещества, гиппокампа и т. д.? Но ничто из этого не похоже на яблоко. И можем ли мы со стороны посмотреть одновременно и на яблоко, и на себя, воспринимающего яблоко и имеющего о нем представление? Нет. Мы находимся в рамках наших представлений и развиваем их.
