Алексей Дударев - Белые Росы
Федос посмотрел на маленького Ваську, а потом его взгляд перешел на Андрея, с крупного изображения Васьки перешел на Андрея.
Мелодия, которую наигрывал Васька в милицейской машине, прозвучала замедленно и плавно над спящим со своей женой Андреем.
И не услышал он ее, и снов он не видел. Никогда.
Потом Ходас перевел взгляд на маленького Сашку.
И эту же мелодию, замедленную и плавную, услышал во сне далеко-далеко от родного дома, на маленьком острове Шикотан, брат Васьки — Сашка... Сашке снился сон... Улица своей далекой маленькой деревеньки. Мама, покачиваясь в такт ведрам, несет из колодца воду. А ей навстречу бегут ее три одинаковых, но разноцветных сыночка... Обступили ведро, в котором качается расплавленное солнце, и, толкая друг друга лбами, начали пить студеную колодезную воду вместе с солнцем...
Мама стоит, улыбается и смотрит... на темный, белый и рыжий затылки над ведром... И где-то далеко пиликает гармошка. Сашка пробует оттолкнуть братьев, чтобы пристроиться к ведру. Не получается... И вдруг нежная мамина рука коснулась его рыжего затылка:
— Сашка-а-а... — позвала мама.
Он поднял голову и... увидел Верку, но очень взрослую.
Почему-то испугался и бросился бежать.
— Сашка-а-а, — позвала Верка.
Он обернулся, упал... и так больно стукнулся, что даже проснулся. На полу. Осмотрелся в темноте — ужас охватил: телевизор сам по себе, как паук, через комнату к нему шагает...
— Сашка!!! — услышал он голос с улицы. — Удавился ты там, что ли?
Сашка узнал голос своего дружка Мишки Снегиря.
— Чего тебе?! — испуганно закричал Сашка, не отрывая глаз от телевизора.
— Выскакивай мигом, а то придушит! Стихия!
Сашка подхватился с пола, начал хватать одежду.
— Ну, где ты там?! — беспокоился Мишка.
— Штаны никак не найду...
— Выбегай так!
Легкий финский домик весь задрожал, затрещал и пошатнулся. Со стены соскользнула маска — пьяная рожа гипсового черта — и врезала Сашке по голой ноге.
— А, елки-моталки!!! — застонал, запрыгал на одной ноге и никак не мог попасть больной ногой в штанину.
— Прибьет! — заорал на улице Мишка.
— Сейчас! — держа в одной руке незастегнутые брюки, Сашка ударил плечом в дверь. Ни с места. Прижало.
— Мишук!
— Оу!
— Помогай! Дверь скособочило...
— Досиделся, дубина! — Мишка с силой потянул за ручку снаружи. Та оторвалась. Мишка полетел через голову с крыльца, выругался, зло швырнул ручку, разбил стекло в окне.
— Через окно, через окно! — закричал он. — Слышишь, Сашка!!!
Сашка бросился от двери к окну, выпустил из рук брюки, те соскользнули сразу вниз, запутались в ногах. Сашка споткнулся, грохнулся на пол и покатился под свою пустую панцирную кровать. Это его и спасло. В тот же миг домик в последний раз содрогнулся, зазвенело стекло, затрещало дерево, стены упали на улицу, потолок вместе с крышей с грохотом опустился на пол. Пыль. Тишина. Только издалека слышно, как ревет Тихий океан.
— Сашка-а-а!!! — зарыдал на улице Снегирь. — Помогите-е-е!!! Ходаса придушило-о-о-о!!!
— Замолчи! — послышался из-под руин глухой голос.
— Сашок, роднуля моя, живой?
— Ты куда меня привез, паразит? Я не застрахован даже!!!
— Я сейчас, сейчас, — Мишук стал карабкаться на обломки и разгребать шифер. — Ты это... Не бойся...
— Чего уж бояться? — ответили развалины. — Осталось только под землю провалиться... Трясет еще?
— Все, все... Я этому Брысю завтра... Покажу... Один аварийный дом в поселке, а он нас сюда всунул. Тебе там ничего... Не сломало? От, черт! Не подниму никак... Сашка?
— А?..
— Дышишь?
— Дышу...
— Пойду людей позову... Один я тут и до утра до тебя не докопаюсь... — Мишук зло глянул на темные домики поселка. — Во, люди! Человек концы отдает, а они спят! Ну, я вам устрою карнавал! Терпи, Сашок... Я быстро...
— Давай...
Мишук убежал.
Сашка остался лежать под развалинами. Рукой потрогал панцирную сетку кровати, доски справа и слева, вздохнул, повернулся на правый бок, закрыл глаза. И опять, как и во сне, зазвучала в ушах гармошка брата... Океан пророкотал злой волной и заглушил ее на мгновение...
Откатился... Опять гармошка.
Волна!
Захлебнулась гармошка... И не звучит.
Сашка открыл глаза, облизнул пересохшие губы.
— Люди-и-и!!! — во весь голос закричал в своем «гробу» Сашка. — Пи-и-ить!!!
Глухо ревел неспокойный Тихий океан у Курильских островов.
— Пить! — шептал Сашка над бескрайним водным простором. — Люди!
Ваську с гармошкой высадили там, где кончился асфальт.
Васька вылез, помялся, посмотрел по сторонам, достал из кармана рубль и протянул его в окошко старшине.
Тот ничего не сказал, только посмотрел. Но как!
Васька нервно спрятал деньги и сказал торжественно:
— Ну, тогда желаю успехов в боевой и политической...
И побежал по тропинке вниз.
У палисадника крайней хаты взял гармонь наизготовку, вздрогнул, растянул ее, заиграл и запел:
Э-е-ей. Деревне слава!
Деревня слева, деревня справа,
Деревня — тут, деревня — там
По утрам и вечерам!
В конце куплета распахнулось окошко в хате, и из него высунулась голова.
— Ты что, совсем ошалел? — спросила она.
— Здоров, Андрюха! — восторженно приветствовал брата Васька. — Глянь, утро-то какое! Выходи, покурим, петухов послушаем... «Камбала» твоя все еще на курорте греется?
— Закрой окно, а то весь день не отвяжется! — донесся из хаты сердитый голос.
Андрей захлопнул окошко.
— Приехала, — шепотом сказал Васька.
Андрей вышел на улицу. Одет он был странно: майка, штаны, босиком, но в шляпе.
— Когда ты придуриваться перестанешь? — с досадой спросил он брата. — Тебе же тридцать пять лет, а ты все еще чунчей ходишь...
— Я, между прочим, чунчейбарабанчей хожу... За тебя кличку ношу и за Сашку... И ничего я не придуриваюсь! У меня детство трудное было... Недостаток витаминов, девятьсот граммов родился! Но я не обижаюсь... Честное слово...
— Ты знаешь, что Мишка Кисель вернулся? — неожиданно спросил Андрей.
— Что ты говоришь? Явился, значит... золотистый, золотой...
Андрея взорвало:
— Ну что ты зубы скалишь? Он три дня из твоей хаты не вылазил, пока ты там танцульки устраивал...
— Чего? — глупо спросил Васька.
— Вся деревня знает «чего», а он не знает, — с досадой вздохнул Андрей и пошел к крыльцу. — Дал Бог братца...
— Да какой ты брат! — вспыхнул вдруг Васька, прошел немного вдоль улицы, обернулся, крикнул: — Родственник ты!
Света в окнах не было. Васька поставил гармошку на крыльце, решительно подошел к двери, нерешительно потоптался возле нее, попробовал, заперта или нет. Нет, открыта. Вошел в хату.
Васька прошел сени, осторожно открыл дверь в хату. Прислушался. И вдруг из темноты послышался голос жены Маруси:
— Уходи!
— Спокойно! — шепотом сказал Васька. — Я, между прочим, домой пришел, в свою хату...
В ответ ни гугу. Постоял немного в прихожей, прошел за печь к кровати:
— Ну че ты?
И заметил, как дернулась от его протянутой руки Маруся.
— Не подходи!
— Кисель заходил? — хмуро спросил Васька.
Молчит. Васька прислонился спиной к холодной печи.
— Ты, Маруся, не бойся... Гонять я тебя не собираюсь... Только через пять лет... Могла бы уж и вытерпеть... — и вышел бесшумно.
Облокотившись на гармошку, Васька стоит на крыльце.
Послышался клекот одинокого аиста. Васька поднял голову:
— Опять прилетел? Сносят нас, тебе сказано, сносят!
Аист сменил ногу и отвернул от Васьки свой длинный клюв.
— Все лето обормота гоняю, а ему хоть бы хны! Ну, прилетишь, обживешься, а твое гнездо бульдозеру под гусеницы! Что тогда! Весь век на людей обижаться? Кыш!!!
Когда встревоженная Маруся в белой ночной сорочке вышла на крыльцо, Васька сидел в гнезде аиста, смотрел на солнце и самозабвенно играл на своей гармошке.
Белая птица упрямо кружила над хатой.
Оглядываясь на мужа, который сидел на верхушке дерева, Маруся вернулась в дом.
Утро. Отец Васьки доил корову.
— Стой, Мурашка, стой, — попросил старик. — Сейчас пастись пойдем...
Во двор вошел Васька. Уже в рабочей одежде.
— Здоров, батька...
Старик перестал доить.
— Нагулялся?
Васька кивнул головой, взял у поленницы чурбачок, подставил его к корове с другой стороны.
— Эти не трогал?
— Не...
Стали доить в четыре руки.
Потом сидели на ступеньках крыльца, по очереди пили из большой кружки теплое пенистое молоко.
— Дрянь дело, — говорил отцу Васька. — Разводиться задумала... И надо же ему было прикатить сюда...
— Вам так надо было сходиться, как мне в космос летать... Говорил дураку, так нет — женюсь, женюсь...
