Макс Фрай - Вся правда о нас
— А вы верите?
— Да нет, конечно, — отмахнулся Кофа. — Полная ерунда, а не примета. Впрочем, я, пожалуй, догадываюсь, откуда она взялась.
— Правда? — удивился я. — Здорово! Лично у меня никаких идей.
— Ну естественно. Для этого ты недостаточно хорошо знаешь историю. Штука в том, что долгое время самыми богатыми людьми в Соединённом Королевстве были прямые потомки кейифайев[7], пришедших сюда с Уандука за компанию с Ульвиаром Безликим. А у этих ребят известно какой темперамент: им всё на свете интересно, и любовь — просто одна из великого множества занимающих их вещей. Причём далеко не самая важная. К тому же, им решительно всё равно, кого тащить в постель: с кем попало готовы что угодно попробовать, а потом, не потрудившись договориться о новой встрече, бежать дальше — в жизни ещё столько увлекательных дел! С точки зрения местных уроженцев, страстных, простодушных и очень привязчивых крэйев[8],потомки кейифайев и правда выглядели людьми, не способными на сильное чувство — все подряд, не только богачи. Но богачи всегда в центре внимания. Вот и провели связь там, где её нет.
— Похоже на то, — согласился я. — Здорово вы объяснили. А то я не знал, что и думать. С одной стороны, лично на меня деньги вроде бы никак не действуют, но я всё-таки… эээ… не совсем местный. А с другой, в таком деле никогда нельзя быть уверенным. А вдруг всё-таки действуют? И я сам не замечаю, как превращаюсь…
— Да тебе и превращаться не надо. Всё и так хуже некуда, — ухмыльнулся Кофа. — С точки зрения нормального чистокровного драхха[9], ты — на редкость бездушное существо. Как и все мы, способные хотя бы изредка думать о чём-то, кроме своих сердечных страстей. И, к примеру, по доброй воле проводить свободное время с людьми, которых не планируем ни тащить в постель, ни даже убивать за то, что они этого не хотят. Ты, насколько мне известно, грешишь этим непрестанно.
— Вот настолько всё сурово?! — изумился я. — Правда?
— Теоретически, я, конечно, мог наспех это выдумать, чтобы отвлечь тебя от супа, — ухмыльнулся Кофа. — Но у меня алиби: всё это время я тоже его не ел. Терпеть не могу говорить с набитым ртом.
— Наверное, очень трудно жить на свете таким страстным людям, — покачала головой леди Лари.
— Да не то чтобы, — беззаботно отозвался Кофа. — Вы сейчас говорите в точности как Макс, когда он решил, будто Иш должно быть тяжело жить, не зная, кем она завтра проснётся — девочкой или мальчиком. Большинству из нас не просто принять тот факт, что другие могут быть устроены не так, как мы сами. И сильные люди, вроде вас с Максом, сочувствуют тем, кто на них не похож, а слабые хотят, чтобы непохожих не было вовсе; впрочем, это уже крайность, граничащая с безумием. А на самом деле, быть каким-то другим — просто нормально. Как нам собой… Впрочем, что касается чистокровных драххов и прочих крэйев, их в столице Соединённого Королевства уже практически не осталось. Как, собственно, и чистокровных кейифайев или людей. Все мы тут потомки смешанных браков и просто случайных связей. Даже в моём роду переселенцев из Чирухты, чьи предрассудки предписывали жениться только на своих, затесались какие-то крэйи, причём, кажется, фаффы, если мать ничего не перепутала, когда составляла свою родословную. Но кстати, это бы отчасти объяснило, почему мне так легко даётся именно искусство перевоплощения… Что тут скажешь, спасибо нашим далёким предкам, что были столь неразборчивы в связях. Неплохо в итоге получилось.
В этот момент дверь кухни снова открылась, и оттуда вышла здоровенная птица ярко-синего цвета. До сих пор я видел такую только однажды, в графстве Хотта, и теперь глазам своим не поверил — откуда бы здесь взяться птице сыйсу? В наших краях они не водятся. Ближайшую, по слухам, видели в Магахонском лесу, да и то не факт, знаю я тамошнего лесничего, с него станется индюшек с чужой фермы стащить и перекрасить, чтобы соседи не догадались[10].
Сэр Кофа, похоже, тоже удивился.
— Это что ещё такое? — спросил он с хорошо знакомой мне сдержанной, а на самом деле сердитой интонацией, которая появляется в Кофином голосе всякий раз, когда жизнь перестаёт соответствовать его представлениям о нормальном ходе вещей.
— Птица, — сказала леди Лари. — Очень красивая, правда? Мы назвали её Скрюух, в честь её первого крика в нашем доме, но она пока на это имя не откликается.
— Но откуда она взялась? — продолжал допытываться Кофа. — Я же вчера у вас ужинал и никаких птиц не видел. Или она просто мне не показывалась?
— Вчера отсиживалась на кухне. А прежде её и не было. Ди третьего дня откуда-то притащил. Говорит, охотники случайно подстрелили, сами огорчились, потому что этих птиц не едят, а просто так убивать жалко. Принёс еле живую, но Кадди стал кормить её мясом и ничего, быстро пошла на поправку. Ходит теперь всюду за ним, только крыло видите, как оттопырено? Плохо дело, с таким не полетаешь. Надо бы какого-нибудь знахаря поискать. Как раз собиралась спросить: у вас тут лечат птиц?
— А вот даже не знаю, — сказал Кофа.
Я, кажется, впервые в жизни услышал, что Кофа чего-то не знает про Ехо. И был совершенно потрясён этим открытием.
— Но примерно представляю, кого расспросить, — тут же добавил он. — Зверей-то несколько городских знахарей точно лечат. Может быть, и за птиц кто-нибудь из них берётся. Я наведу справки.
Синяя птица, тем временем, прошествовала прямо ко мне, остановилась рядом, внимательно посмотрела сердитым оранжевым глазом, словно бы прикидывая, заклевать меня прямо сейчас, или приберечь на будущее.
— Вы там осторожно, Скрюух злющая! — крикнула с потолка Иш.
Я-то думал, она так увлеклась работой, что уже забыла о нашем существовании.
Птица тем временем нерешительно топталась, разглядывая мои ноги. Наконец положила мне на колени голову с крупным орлиным клювом и издала совершенно ужасающий скрежещущий звук, действительно немного похожий на «скрюух» — если бы это слово попытался произнести обладатель железного языка, заржавевшего от долгого бездействия.
Я осторожно погладил синие перья, птица скрежетнула ещё раз и умиротворенно прикрыла глаза. Всякий, кто имел дело с кошками, расшифровал бы её поведение как: «А ну давай чеши дальше». Судя по довольными поскрипываниям моей новой подружки, я угадал.
— Да уж, сердитая — спасу нет, — ухмыльнулся я.
— Ух, надо же, как Скрюух тебя сразу полюбила! — воскликнула Иш.
От волнения она снова перешла на «ты». Это было так же приятно, как доверчивость синей птицы.
— Меня вообще звери обычно любят, — сказал я. — Не знаю, почему.
— Потому что газет не читают, — предположил Кофа.
Это он зря. Потому что о газетах я могу говорить бесконечно, постепенно закипая и переходя на нецензурную брань.
Дело, конечно, не в том, что многочисленные идиотские статьи возбуждённых моим внезапным возвращением в Ехо журналистов действительно так уж испортили мне жизнь. Честно говоря, они на неё вообще никак не повлияли. Просто для ощущения полноты бытия мне необходимо быть хоть чем-нибудь недовольным. А найти повод для недовольства в моей нынешней жизни — та ещё задача. Первое время я натурально места себе не находил. Но потом появились глупые статьи, и мне сразу полегчало. Поэтому сердиться на журналистов я буду ещё, как минимум, сотню лет. С превеликим удовольствием. Где я ещё такое прекрасное горе найду.
Плохо тут то, что стоит при мне упомянуть газеты, я тут же начинаю ругать их так многословно и пространно, что кого угодно могу задолбать. И испортить хороший вечер, вроде текущего — запросто. Но, к счастью, на этот раз меня отвлекли.
Красивый повар Кадди Кайна Кур снова вышел из кухни. На этот раз с пустыми руками.
Синяя птица тут же вероломно покинула меня и устремилась к своему кормильцу. Ухватила его клювом за край лоохи — дескать, всё, теперь не отпущу, останешься со мной навек. Кадди расплылся в улыбке и уставился на свою питомицу влюблёнными глазами. Ну надо же. Говорят, будто птицы сыйсу не приручаются; возможно, так оно и есть, зато, похоже, они отлично умеют приручать людей.
Повар погладил птицу по встрёпанной голове. Сказал:
— Что-то я устал, Ларичка. Супа ещё примерно четыре порции осталось, два больших слоёных морских пирога и ягодный танг в почти неограниченных количествах. Не буду сегодня больше готовить, ладно?
— Как скажешь, Каддичек, — улыбнулась ему хозяйка. — Посидишь с нами?
— А это допускается местными правилами? — спросил он. — Здесь принято, чтобы повара отдыхали в том же помещении, где едят клиенты?
— Нет, не принято, — ответил ему Кофа. — Но и дурным тоном тоже не считается. Просто никому в голову не приходит так поступать. Обычно у поваров есть свои комнаты отдыха, где им никто не мешает. Но именно поэтому я бы посоветовал вам делать по-своему. Будет неплохо, если ваш отдых в обеденном зале станет традицией. Глазеть на заморские обычаи у нас любят чуть ли не больше, чем пробовать чужую еду.
