Свободин А.П. - В мире актеров
Итак, фильм приятен, красив, местами трогает, но частое вторжение "биографических штампов" разрушает целостную картину. Перед нами как бы преамбула, как бы тень того трепетного, душевного фильма, который мог состояться, но так и не состоялся.
Пусть у читателя не останется сомнений – деление фильма на предисторию и результат условно. Оно может быть проведено лишь в статье критика. В жизни автор сценария и режиссер плечом к плечу прошли свой путь до конца. Их подписи стоят в титрах рядом. Их невидимые миру слезы – не более чем деталь рабочего процесса. Действительность кинопроизводства сурова, да и написало не затем, чтобы искать "виноватых".
И все-таки хочется задать "детский вопрос": почему? Почему нельзя было поставить фильм по тому, первому сценарию? Почему вместо фильма, являющего собой действительно новый подход к биографическому жанру, перед вами, в общем-то, знакомый стереотип? Почему в процессе работы авторы подложили под свой фильм, в сущности, другой сценарий, лишь отдаленно напоминающий тот, первый. Почему?..
Ах, эти глупые вопросы, обращенные в пространство! В памяти возникает персонал из знаменитого чеховского рассказа. Он смотрит в окно вагона, а в душе его звучит: Мисюсь, где ты?..
И все-таки, почему?
Валентин Никулин? Как бы это вам объяснить...
И начинаешь подбиратъ слова и точно бы разводишь руками... Как определить этого актера? Какое подыскать ему амплуа?
Да, каждый актер, даже с небольшим дарованием, неповторим, уж не говоря о крупных талантах. И все-таки, когда я смотрю на серьезные даже в юмористических ситуациях глаза Ефима Копеляна, то вспоминаю Жана Габена. А Андрею Миронову хочется нарисовать генеалогическое дерево и на корнях его вывести имя Гарольда Ллойда.
Валентин Никулин особняком. Даже мысль написать его творческий портрет для специального киножурнала никому еще, кажется, не приходила в голову. А ведь его давно любят и зрители и в профессиональной среде. Когда Пермская телестудия распространила анкету, где предлагалось назвать любимых актеров, с которыми познакомил нас телеэкран, в числе первых трех оказался Валентин Никулин. Интерес зрителей к нему даже опередил заинтересованность критики. Последней он долго представлялся странным человеком, зашедшим на огонек в храм театра и экрана. Даже в родном "Современнике", одним из основателей которого он является, он менее других выглядел актером-профессионалом. Это становилось своеобразным парадоксом труппы. "Неактер", без которого трудно обойтись. "Неактер", который не подведет и, даже если сыграет "не так", все равно будет замечен публикой… И подумалось: может быть, "НЕАКТЕР" (соединим вместе отрицание и существительное) – это и есть его личное, уникальное и почт; секретное?!
Вспомним фильм Михаила Ромма "Девять дней одного года". Свадьба в городке физиков-экспериментаторов. Застолье остроумцев, созвездии актеров исполняющее крошечные эпизоды. Тут и Козаков, и Дуров, и Евстигнеев каждый показывает класс, блестящее умение сыграть микроминиатюру. И вдруг слово для тоста дают ему. Он встает... Как странно! Среди умельцев совсем неумелый, какие-то длинные паузы, ищет слова, какой-то странный жест. "Штатский", нечаянно оказавшийся в этой суперпрофессиональной среде. И он, кажется, всерьез хочет рассказать что-то об атомной энергии. Ба! Да это же физик, это не актер, он и в самом деле желает объяснить нам свою науку! И вид какой-то уж слишком цивильный... Цедит слова, тянет паузы, протягивает нам раскрытую ладонь: "Ну как бы это вам объяснить!.." И улыбается беззащитной улыбкой, словно хочет сказать: "Ну, ведь вы поймете меня!.."
А первое его появление на экране случилось (кажется) в фильме "Високосный год" по роману Веры Пановой "Времена года". Героя играл Смоктуновский, а он сыграл жениха сестры героя. Был маленький эпизод. Он открыл дверь и улыбнулся доброй, смущенной улыбкой (я иногда думаю, он мог бы сыграть несчастного волка, терпящего от зайца), точно извинился за вторжение не вовремя. И тогда еще показался человеком с улицы, приглашенным сниматься. А потом он вез свою девушку на велосипеде, посадив ее на раму, и было страшно. Он не умел ездить на велосипеде и должен был упасть вместе со своей партнершей. Но он не падал, а улыбался веселым оскалом крупных зубов и вез ее по мокрому от дождя городу...
Валентин Никулин пришел в театр в те времена (конец пятидесятых), когда сцену и экран стали заполнять представители неслыханной дотоле естественности и органичности, отвечавшие острой потребности зрителей увидеть в искусстве себя, услышать свои мысли. Тогда принцип игры "как в жизни" на какое-то время стал основным. Особенно в кино. Главное, чтоб зрители сочли тебя "неактером" – "своим"! В еще более давние времена Валентин Никулин не был бы, наверно, принят в театральный институт – его данные не укладывались в устоявшиеся представления о сценичности. Но он пришел в свое время, окончил школу-студию Художественного театра, стал артистом. Квалифицированным, профессиональным, вооруженным технологией мхатовской школы. И при этом сумел сохранить свое "неактерство". Думаю, это редкое сочетание порождает "эффект присутствия" Никулина в фильме и в спектакле. Год от года все более сложные роли исполняет он в театре и не испортил песни, даже сыграв Актера в горьковском "Дне".
После короткого "бума" стало очевидным, что неслыханная органичность и рекордная естественность не обеспечат сами по себе сколько-нибудь длительной биографии артиста. Стало ясным, что надо уметь от так "ничего не уметь", как это умеет Никулин. Что здесь мастерства.
Он склонен играть странность, чудаковатость, некое донкихотство в характере своих персонажей. Точнее сказать, все эти краски, сообщающие образу, лицу поэтическую загадочность, недосказанность, как бы сами приходят на сцену и на экран, когда там появляется Никулин. Он живет в своем внутреннем ритме, приглядывается, прислушивается, смотрит поверх голов, видит что-то свое, что мы, зрители, вытягивая шеи, стараемся разглядеть вместе с ним...
Но больше всего Валентин Никулин любит играть мысль, следить ее течение, выстраивать ее сюжет. В "Балладе о Беринге" он играл ботаника, сопровождавшего экспедицию знаменитого капитана. И это он сообщил фильму дух исканий.
– Понимаете, – говорил ученый, – если там есть остров, мы должны его увидеть собственными глазами и ничего, слышите, ничего не должны принимать на веру!
Глаза его горели, он готов был на дыбу, в хилом теле жила неиссякаемая стойкость. Это было серьезно.
...У него свои, особые отношения со словом. Он произносит слова так, точно удивлен самим их существованием, любит поласкать слово, как ценность, осмотреть его со всех сторон, прежде чем выпустить на люди. Паузы его содержательны и просторны. Он предпочитает перегрузить слово смыслом, нежели дать ему выпорхнуть, легковесному. А уж когда выпустит, долго еще смотрит ему вслед. Поэтому он непременный участник многих телевизионных передач, тех, где надо играть стихи. Поэтому так убедителен в телеспектакле "Алиса в стране чудес", когда силой мысли надо было убедить маленькую героиню, что страна "Зазеркалье" существует и даже более реальна, чем повседневность... От его любви к сказке, привычки фантазировать, от его чуткости к слову и не броской, но безупречной пластичности, от его музыкальности, наконец, родился образ профессора в редком у нас по жанру телевизионном фантастическом фильме-мюзикле "Удивительный мальчик". В необыкновенной стране, где происходили странные приключения, он был представителем добра, гуманности и отлично чувствовал себя в параллельном монтаже с пантомимической труппой, которая на берегу моря разыгрывала безмолвную историю бродячего театра.
Однажды все его несоединимые качества соединились в одной работе, когда он сыграл Смердякова в фильме И.Пырьева "Братья Карамазовы". В этом фильме есть у него моменты, не вызывающие сомнений в точности проникновения в многослойный характер человека-слизняка. И все-таки человека! Он оказался достойным партнером "законных" карамазовских сыновей – К.Ульянова, К.Лаврова и А.Мягкова. Смердяков был временами жалок, а порой – что очень важно для мысли Достоевского – его хотелось пожалеть. Он был отвратителен, но к смерти готовился страшно.
Различные эпизоды были сыграны несколько по-разному и неравноценно. В частности, умирание Смердякова снимали после смерти постановщика, и это не могло, конечно, не отразиться на общей художественной стройности роли. Но образ этот – одна из серьезнейших заявок Валентина Никулина на новые большие драматические роли в больших фильмах...
А в финале спектакля "Валентин и Валентина" он вышел на сцену "Современника" в роли Прохожего, которому предстояло произнести ответ на вопрос героев: что такое любовь? В мастерски построенном монологе он развернул биографию человека, более того, биографию мысли.
