Фредерик Марриет - Пират
– А почему бы ему, бедняге, и не удрать оттуда? – возразил один пират. – Пускай лодка останется у него.
– Да, да, оставьте ему лодку, – раздались голоса, и замечание Хокхерста было отвергнуто.
– Вот, господин Франциско, вот ваша книга.
– Это еще что такое, милостивый государь? – заорал Хокхерст, вырывая книгу из рук Помпея.
– Его Библия, massa.
– Отчаливай! – закричал Хокхерст.
– Господин Хокхерст, отдайте мне книгу!
– Нет! – возразил хитрый мошенник, швыряя книгу за гакаборт. – Он ее не получит. Я слышал про эту книгу, что она заключает в себе утешение для огорченных.
Франциско отчалил лодку и, ухватив весла, оттолкнул кормовую часть, подхватил книгу, которая все еще качалась на волнах, и положил ее на заднюю гребецкую банку лодки. Затем он принялся грести, направляя лодку к берегу. В то же самое время судно натянуло передний шкот и оставило лодку позади себя на четверть мили. Не успел Франциско еще достигнуть берега, как судно уже летело на всех парусах к северу.
X. Песчаная отмель
Первые полчаса своего пребывания на этом безлюдном месте Франциско провел смотря вслед удалявшемуся судну; мысли его были путанны и туманны. Вспоминая все то, что происходило на корабле и перебирая в памяти все типы людей, составлявших его экипаж, чувствуя отвращение к тем субъектам, в обществе которых ему пришлось поневоле быть, – между тем как парус судна превращался мало-помалу в едва заметное беленькое пятнышко, – он подумал, что остаться с ними все-таки было бы лучше, чем на этой пустынной отмели. «Нет, нет! – вырвалось у него после некоторого раздумья, лучше погибнуть здесь, чем быть очевидцем тех сцен, которые я вынужден был, но не мог выносить».
Он последний раз посмотрел на белую точку удалявшегося паруса, опустился на песок и задумался, пока палящий зной не вывел его, наконец, из этого состояния. Тогда он очнулся и направил все свои мысли на обдумывание настоящего своего положения, размышляя, с чего следует ему начать. Он вытащил свою лодку как можно дальше на берег и, воткнув в песок одно из весел, привязал к нему лодку фаленью (тонким канатом). Когда он принялся осматривать внутренность лодки, то увидел, что вода, доходя почти до краев, грозила ежеминутно залить весь его маленький багаж. Самая высокая часть отмели лежала не выше пятнадцати футов над уровнем моря и представляла собой ничтожный холмик шагов с полсотни в окружности.
Он решил отнести все свои вещи на эту возвышенность. Затем он вернулся к лодке и, вынув из нее свой сундук, воду, провизию и прочие вещи, которые ему разрешено было взять с собой, начал переносить их одну за другой, пока они все не были сложены в одну общую кучку в выбранном им месте. После этого Франциско вынул из лодочки весла и маленький парус, забытый в ней по счастливой случайности. Наконец, перенос самой лодочки к тому же месту потребовал напряжения всех его сил; переваливая ее с боку на бок, ему удалось сделать и это, хотя после этого он уже совсем выбился из сил.
Изнемогая от потери сил, он припал устами к одному из бочонков с водой и несколько освежился. А жара становилась все невыносимее и еще более истощала его силы. Тогда он опрокинул лодку, укрепил корму и носовую часть на двух песчаных возвышенностях, вынул парус, устроил из него нечто вроде палатки, выставил наружу сундук, а запасы поставил под лодкой и приютился отдохнуть в этом новом убежище до вечера.
В то время как судно шло по направлению к песчаной отмели, Франциско, хоть и не был на палубе, но превосходно знал, куда следует корабль. Вынув из сундука морскую карту и рассматривая очертания берегов островка, он начал соображать, далеко ли он был от ближайшего пункта, откуда можно было рассчитывать на помощь.
Он понял, что его высадили на одну из тех песчаных отмелей, которые тянутся вдоль побережья Лоанго, и что она отстоит от ближайшего места, где можно, пожалуй, встретить лицо европейца, острова св. Оомы, приблизительно на расстоянии семисот миль. От ближайшего же берега эта отмель была отдалена не более, чем на сорок, пятьдесят миль. Но как решиться отдать судьбу свою дикарям, населяющим этот берег? Он знал, что дикари те ненавидели европейцев за их жестокость и оттеснение их к северу.
Оставалось надеяться, не пристанет ли к берегу коммерческий корабль, так как в районе этих островов производилась торговля золотым песком и слоновой костью.
Невозможно представить себе положения более отчаянного, чем то, в котором находился Франциско. Один, отрезанный океаном от всего мира, без малейшего проблеска надежды на какую бы то ни было помощь, он рисковал погибнуть голодной смертью, так как запасов его едва ли хватило бы даже на несколько дней. И ни малейшей возможности убежать отсюда: его лодка была так хрупка и мала, что первый серьезный шквал обратил бы ее в щепы.
Так думал Франциско. Несмотря на то, что лодка защищала его от солнца, зной достиг такой силы, что Франциско начал задыхаться от недостатка воздуха. На зеркальной поверхности воды не видно было ни малейшей ряби; повсюду царила невозмутимая тишина и какое-то зловещее спокойствие смерти. Когда ночные тени спустились на остров, Франциско вышел из своего убежища. Но прохлады не было, тяжелый, удушливый воздух давил, как гнет. Франциско поднял глаза к небу и удивился, что не видно ни одной звездочки. Весь небесный свод заволокло серым туманом. Он старался всмотреться в горизонт, но и там нельзя было ничего различить: непроницаемый мрак окутал всю песчаную отмель. Он пошел вдоль берега. Не слышно было ни малейшего шелеста, ни журчания воды; словно и остров, и океан были погружены в оцепенение смерти.
Он откинул волосы со своего лихорадочно пылавшего лба и снова оглянулся на безжизненную пустыню. Наконец, в отчаянии он бросился на колени и начал горячо молиться Богу, чтобы он послал ему силы и покорность его воле.
Встав на ноги и вглядевшись в океан, он заметил, что кругом все быстро изменилось. Черная масса поднялась выше, густая тьма обступила со всех сторон, и легкий ветерок набегал с океана; слышался отдаленный шум, как бы от поднявшегося ветра, но зеркальная поверхность океана все еще оставалась спокойной. Шум становился все явственнее, и, наконец, издали стали доноситься раскаты грома и рев приближающегося шквала. Звуки эти раздавались все ближе и ближе, широкая черная пелена покрывала все видимое пространство воды, буря завыла, разверзлись небесные хляби, и налетевший ураган свалил Франциско с ног, но, соблюдая осторожность, он не поднимался на ноги и пролежал некоторое время на песке. Подняв голову, он увидел, что тучи заволокли все небо, а на море вздымались молочнобелые гребни; широко разлившись, вода покрывала половину острова, и с ревом, и пеной грозила залить его окончательно.
Ливень с градом обдавали несчастного страдальца, а сознание твердило ему, что оставаться дольше на этом месте равносильно гибели, так как море все прибывало. Он должен был встать и поспешить на холм, где были оставлены его вещи и лодка. С трудом поднявшись на ноги, Франциско отправился к тому месту, но, ослепленный пеной волн и дождем, ничего не в состоянии был видеть. Налетавшие на него одна за другой волны сбили его с ног, и он ударился головой о сундук. Где же была его лодка?
Порыв ветра сорвал ее и унес. Теперь все надежды на спасение рухнули окончательно. Если его самого не смоет волна, то ему суждено умереть в самом непродолжительном времени голодной смертью.
Удар в голову и ужас от сознания своего положения подействовали на него так сильно, что он лишился чувств.
Когда же он пришел в себя, вокруг все снова успело измениться: необъятная поверхность воды страшно волновалась, и слышался такой же рев, как это было перед ураганом. Весь остров, кроме того места, где находился Франциско, был покрыт бушевавшими волнами, которые подкатывались к самым его ногам. Франциско приготовился к смерти!
Но мало-помалу мрак рассеялся; ветер разогнал тучи, и у него появилась снова надежда… но какая!.. умереть не сию минуту, смытому волнами, а мучительно обреченному на голод и жажду, под палящим зноем раскаленного солнца! При этой ужасной мысли он закрыл лицо руками и начал молиться со словами: «Боже, да исполнится воля Твоя, но будь милостив ко мне, повели волнам подняться выше и потопить меня!»
Но вода не поднималась выше. Ветер стихал, а с ним утихали и волны. На горизонте занималась заря, возвещавшая о наступившем новом дне, а с ним и о жаре. Вместе с тем вдали показалась какая-то темная масса, плывущая среди бушующих волн. То был корабль с одной только уцелевшей мачтой; он нырял среди разъяренных волн, а ветром его гнало прямо на отмель.
– Он окончательно превратится в щепки, – думал Франциско, – отмель не видна с него, и он разобьется. И, забыв свое собственное несчастное положение, он начал придумывать, как бы подать кораблю сигнал, чтобы там поняли о грозившей опасности.
